Как иначе объяснить поведение Рей, которая так хорошо начала, взявшись за управление процессом, а потом сдалась, предпочитая строчить что-то в своем телефоне? Или Минако, которая, надев другое платье, словно и сама кардинально изменилась, стала взрослее и серьезнее?

Что думать по поводу хихикающих и паясничающих Ами и Макото, Усаги не знала вовсе.

Поэтому, когда приготовления были завершены, а селфи, полные сверкающих улыбок и объятий, отсняты, Усаги даже обрадовалась. Она без единого возражения позволила усадить себя в такси, хотя голос сознания упорно спрашивал, почему Каори не заказала машину, и всю дорогу послушно улыбалась и радовалась, пытаясь задавить в зародыше любые намеки на волнение.

Ни одна свадьба не проходит идеально.

Но почему тогда с каждой секундой в Усаги все крепче становилась уверенность в том, что девочки что-то скрывают, и свадьба будет не просто неидеальной, а катастрофической? Зачем они оттягивают момент, пытаются одурачить ее шумной болтовней и сверкающей мишурой? Как будто вместо свадебной церемонии везут ее на место падения метеорита.

Усаги внимательно разглядывала лица подруг, но тревоги на них не видела. Лишь смущение, толику любопытства и безграничное облегчение, причину которого понять не могла. Глаза у девочек сияли, увлажненные слезами радости и, возможно, выпитым шампанским. Ничего необычного.

Волнение вновь угасло, и в тот момент, когда Усаги ступила своей новой туфелькой с узким каблуком на мелкий гравий подъездной дорожки, она была совершенно спокойна. Так, словно выходила замуж по пять раз на неделе, с небольшими перерывами на отдых.

Это поразительное спокойствие сопровождало ее всю дорогу до маленького закутка жасминовых кустов в ботаническом саду, где подруги остановили ее, проверили платье, прическу и традиционные детали, подаренные утром, расцеловали в обе щеки, а потом по этим же щекам легонько похлопали, чтобы привести невесту в чувство.

— Готова? — осторожно уточнила Рей. Голос ее легко вплетался в чудесную мелодию, звучавшую где-то по ту сторону жасминовых кустов.

Усаги потребовалось несколько секунд, чтобы узнать мелодию, и несмотря на все свои волнения, переживания и подозрения, она улыбнулась так широко, как только могла.

Все хорошо, подумала она, глядя, как подруги по очереди покидают закуток, при каждом шаге поднимая одуряющий запах жасмина.

Бояться нечего, подумала она, сжимая букет так крепко, что тонкие стебельки под пальцами тихонько хрустнули.

Но, тем не менее, Усаги Цукино зажмурилась, когда делала первый шаг по усыпанной лепестками тропинке, потому что ей страшно было представить, во что вылилась безумная идея свадьбы-сюрприза.

Ни одно свадебное торжество не будет…

Она открыла глаза.

Идеально.

Ей даже показалось, что она все еще спит, а до самого торжества несколько часов.

Все было так ярко и нежно, и свежо, и празднично! В воздухе витали сотни цветочных ароматов, солнце прыгало золотистыми пятнами по поверхностям, легкие ткани мягко развевались от теплого ветерка, шелест листвы вплетался в торжественную мелодию…

Все лица были обращены к ней, радостные и восторженные, и Усаги вдруг показалась, что она не знает и половину этих людей. И тут взгляд ее зацепился за теплую улыбку мамы, за крепко сжатые на плечах супруги папины ладони и безуспешно приглаженные вихры Шинго.

Усаги послала им смущенную улыбку и посмотрела вперед.

И встретила взгляд человека, ради любви которого могла бы перенести сотни волнительных свадебных дней.

***

Когда Мамору увидел свою невесту, у него перехватило дыхание.

Он никогда не думал, что такое на самом деле случается, считал, что подобное проявление эмоций существует только на страницах бульварных романов. Но как по-другому описать это упоительное чувство восторга, когда видишь ее — нежную, прекрасную, всю словно окутанную туманом кружев, окруженную цветами и лентами, словно богиня на картине?

Он очнулся только тогда, когда Кунсайт осторожно ткнул его в область лопаток, и с удивлением обнаружил, что Усаги уже стоит рядом, и он уже держит ее за руки, а священник произносит необходимые для обряда слова с энтузиазмом выпускника актерской школы.

Когда клятвы были произнесены, а кольца надеты, Мамору наклонился для того, чтобы подарить своей любимой девушке первый поцелуй в качестве мужа. И едва только он отстранился, как Усаги вдруг покачнулась, вновь подвигаясь к нему, и прошептала на ухо:

— Мамору, а кто все эти люди?

Он улыбнулся, будто услышал хорошую шутку, хотя уголок губ все-таки предательски дернулся.

Ему нечего было ответить своей жене, потому что он и сам не знал, кто они такие.

Эти люди просто пришли вместе с остальными гостями — полицейские в форме, желающие увидеть «тех самых крутых ребят», пожилой мужчина в полинявшей парадной жилетке и сразу за ним - шестеро крепких высоких парней, похожих, как горошины в стручке; компания красивых девушек в весьма откровенных платьях, среди которых Мамору заметил сердобольную стриптизершу Айко, целая толпа девчонок, которые шептались с заговорщицким видом и трясли в воздухе какими-то большими фотографиями.

Сначала Мамору подумал, что не узнает их из-за недосыпа и тревожной ночи. После всего, что выпало на его долю, подобная избирательная память была бы весьма предсказуемым финалом. Но как бы он ни напрягался, стараясь вспомнить, ни одного человека из этой толпы он не узнавал — кроме Айко, само собой.

И тогда он понял, что дело не в нем.

Мамору мог бы поклясться, что никто из окружающих их тоже не знает — ни родители Усаги, ни ее подруги, ни его друзья. Более того, очевидно, что все эти компании между собой тоже никак не связаны.

Принимая от всех этих незнакомцев поздравления и отвечая на комплименты дежурной улыбкой, Мамору Чиба задавался вопросом: как получилось, что он не знает половину своих гостей?

Когда к нему подошла одна девушка из компании Айко и заключила его в крепкие и весьма неуместные объятия, он ненароком скользнул взглядом по столпившимся в сторонке шаферам, и ответ, который на самом деле всегда был где-то на границе сознания, пришел сам собой.

Если что-то в твоей свадьбе кажется тебе странным, винить в этом следует шаферов.

Это не было каким-то свадебным законом. Говоря откровенно, шаферов легко можно было обвинять в любых безумствах, творящихся на мальчишнике, но, как правило, к свадебной церемонии они никакого отношения не имели.

Обычно.

Но у Мамору были отнюдь не обычные шаферы. Его шаферы в какой-то момент приняли решение спасти свадьбу своего друга, проделав работу долгих шести месяцев за одну ночь.

И им это, черт возьми, удалось!

Так что стоило учесть, что в ходе своих ухищрений они могли пригласить больше гостей, чем это предполагалось сначала.

Сам Мамору, если подумать, ничего страшного в этом не видел. Еды и алкоголя благодаря совместным стараниям было более, чем достаточно, а неожиданные гости вели себя на удивление дружелюбно — места у законных гостей не отнимали и устраивать драки, кажется, не собирались.

Кроме того, Усаги, крепко державшая своего мужа за руку, присутствием незнакомцев никак не тяготилась, не забывая каждого одарить широкой улыбкой и добрым словом. Она выглядела по-настоящему счастливой.

А это было самым главным.

И, если бы не катастрофический недосып и измотанные за ночь нервы, Мамору мог бы и себя назвать счастливым женихом.

Во-первых, он только что женился на самой прекрасной девушке в мире. И этот факт прибавил бы ему счастья, даже если бы они просто расписались в мэрии в джинсах и футболках.

А во-вторых, его шаферы и подруги Усаги, отношения которых назвать «натянутыми» было бы сильным преуменьшением, внезапно научились не просто уживаться друг с другом. Нет, решив взять на себя организацию свадьбы, они словно превратились в единый организм, слаженный и точный, как швейцарские часы. Ни одна заминка в ходе церемонии не оставалась без их внимания и разрешалась за считанные секунды самым удачным образом.