— Не тральный ли?
— Да, он.
Рыбалко задумался. Потом сказал:
— Нашу армию доформировали. Будем участвовать в освобождении Украины. Пойдешь ко мне?
— С радостью, товарищ генерал, — ответил конструктор.
— Тогда обожди меня часок, — сказал Рыбалко и ушел обратно в Кремль.
Приняв боевое крещение летом 1942 года в тульских и калужских лесах, под Сухиничами и во время Козельской операции, 3-я танковая армия под командованием генерала Павла Семеновича Рыбалко 14 января 1943 года в составе войск Воронежского фронта начала наступление в районе северо-западнее Кантемировки. И уже через два дня, вырвавшись на оперативный простор, танки повели пехоту на окружение и уничтожение всей острогожско-россошанской группировки врага на Верхнем Дону. В этих боях танкисты Рыбалко показали доблесть и мужество.
Потом было стремительное наступление на Харьков. А в марте — отражение вражеского контрнаступления в этом районе. Немцы сосредоточили здесь превосходящие силы на узком участке и хотели взять реванш за поражение под Сталинградом.
Но ничего у них не вышло. Не смогли они осуществить этот план. Большую роль в срыве их контрнаступления сыграла 3-я танковая армия Рыбалко, которая имела смешанный состав, то есть танковые и стрелковые соединения. В ходе зимних боев армия понесла большие потери. Приказом Ставки от 26 апреля 1943 года 3-я танковая армия преобразовалась в 57-ю общевойсковую, а ее командующий генерал-лейтенант П. С. Рыбалко оказался в резерве командного состава.
Рыбалко и член Военного совета его армии генерал С. И. Мельников попросили, чтобы их вызвали в Москву для доклада, и 10 мая они прибыли сюда. В Ставке их внимательно выслушали. Они отстаивали право своей армии существовать как танковой, имеющей в своем составе лишь танковые соединения. С их мнением согласились…
С 1943 года 3-я гвардейская танковая армия стала спешно набираться сил. Со второй половины июля она начала боевые действия в составе Брянского и Центрального фронтов, громя орловско-курскую группировку врага. После Курской битвы, закончив доформирование в тульских лесах, армия Рыбалко выдвигалась из резерва Ставки в полосу действия Воронежского фронта. В этот короткий период доформирования и прибыл в начале сентября Рыбалко в Москву. «Удастся ли генералу включить в состав своей танковой армии наш полк?» — думал сейчас конструктор, провожая взглядом уходящего в Кремль Рыбалко.
Направляясь снова к кремлевским воротам, Рыбалко обдумывал, как лучше убедить представителей Ставки вверить опытный тральный полк его армии. «Будет отказ, попытаюсь обратиться к Верховному главнокомандующему», — решил он.
Генерал, находивший выход из сотен тяжелейших положений, вспомнил, как в мае отстаивал свою армию.
Да, он докладывал тогда все как было. В боях за Харьков армия понесла невосполнимые потери в людях и технике. Казалось порой, что нет человеческих сил, способных противостоять вражеской лавине огня. Но армия сохранила боеспособность и мобильность за счет некоторых танковых бригад и стрелковых соединений. И. В. Сталин поинтересовался, откуда у него люди. И тут генерал не побоялся сказать правду: бывшие пленные, окруженцы, люди с освобожденной территории. У каждого из них свои личные счеты с фашистами, они сполна испытали ужас оккупации и ненавидят врага, рвутся в бой.
Верховный главнокомандующий остался доволен его объяснением. Иначе не приказал бы тут же генералу Я. Н. Федоренко отправить технику в первую очередь в 3-ю гвардейскую танковую армию. «Танкисты и мотострелковые бригады 3-й танковой проявили в боях доблесть и мужество, — сказал он, — они вполне заслужили, чтобы армию преобразовать в гвардейскую»[11].
И на тебе, встреча с этим конструктором. Кто-кто, а он, Рыбалко, знает, что собой представляют придуманные им катки. Он лично видел их в работе на испытаниях еще год назад. Их-то и недостает его армии.
Собрав всю свою волю, решимость, он приготовился отстаивать право армии на тральный полк, который стоял в резерве Ставки Верховного Главнокомандования.
Коротая время ожидания, Мугалев с теплотой думал о генерале.
Павел Семенович Рыбалко участвовал в гражданской войне и имел за нее орден. Потом многие годы находился на дипломатической работе в ранге военного атташе за рубежом. В предвоенные годы руководил кафедрой в одном из военных учебных заведений. С началом немецко-фашистского нашествия он рвался на фронт. Но многочисленные рапорты отклонялись до самой весны 1942 года. Вместе с получением назначения Павел Семенович получил и тяжкую весть: сын его, 19-летний лейтенант, танкист Виль Павлович Рыбалко пропал без вести. Сколько ни запрашивала различные инстанции его жена, ответы шли одинаковые. С такой незаживающей раной воевал этот бесстрашный генерал, не давая никому знать о своем горе.
…Мугалев посмотрел на куранты Спасской башни. Минуло два с половиной часа. А вот и Рыбалко, прихрамывает, опираясь на палку, лицо в улыбке, глаза блестят.
— Ну, отвоевал ваш полк. Пришлось у Сталина просить. Теперь пойду к Федоренко. А ты не мешкай, в Тулу езжай, готовься. Возможно, я заеду посмотрю полк.
Мугалев подумал: «Ну, Яков Николаевич снова скажет — перехитрил меня этот конструктор, опять добился своего».
Радостная весть, крепкое пожатие руки генерала и пожелания доброго пути окрылили Мугалева. Он уехал в лагеря.
Первым, кого встретил Павел Михайлович в расположении полка, был Лукин.
— Наконец-то! — воскликнул он, обнимая инженера.
— Как люди ждут этой вести, — сказал майор Цитенко. — В полку ходят слухи о выступлении, настроение у всех приподнятое.
…И вот 3-я гвардейская танковая армия тронулась в пятисоткилометровый марш до Переяславля-Хмельницкого. Части армии, подтянувшись к району боевых действий, первыми в составе войск Воронежского фронта под командованием генерала армии Н. Ф. Ватутина вышли к Днепру и форсировали его с последующим удержанием и расширением захваченного плацдарма войсками 27-й и 40-й армий. К концу сентября войска фронта прочно удерживали два основных плацдарма на Днепре: букринский — южнее Киева и лютежский — севернее. Наступал час освобождения столицы Украины.
Генерал Рыбалко планировал по дороге в район сосредоточения сил армии заехать в Тулу, осмотреть полк. Но не получилось. Командующий спешил.
Полк танков-тральщиков подняли по тревоге, погрузили в эшелон, который уходил вдогонку за армией Рыбалко.
У города Переяславля-Хмельницкого полк выгрузился. Шли последние дни сентября. На плацдарме в Букринской излучине части 3-й гвардейской танковой армии вели напряженные бои.
По прибытии Мугалев и Лукин тотчас же отправились на командный пункт армии. В глубоком овраге, густо поросшем кустарником, укрывались блиндажи, в замаскированных земляных нишах стояли грузовые и легковые машины.
Сопровождавший офицер привел Мугалева и Лукина к блиндажу Рыбалко. Генерал сидел за дощатым, наспех сколоченным столом, склонившись над картой. Рыбалко маленький, бритоголовый, темнолицый, а рядом член Военного совета Семен Иванович Мельников, крупный, осанистый генерал.
Когда командиры трального полка вошли в блиндаж, Рыбалко встал. Выслушав доклад о прибытии, подал руку офицерам, усадил их.
— Вовремя подоспели, товарищи, со своими тралами. Для успеха предстоящей операции по расширению и закреплению плацдарма вы позарез нужны.
Он потянулся к трубке и доложил командующему фронтом о прибытии 166-го полка.
Рыбалко прошелся по блиндажу, потом вновь подошел к карте.
— Плацдарм в Букринской излучине на сегодняшний день имеет по фронту одиннадцать и в глубину шесть километров, вместил основные силы частей нашей армии. Воюем день и ночь. С восточного берега нас поддерживают многочисленные артиллерийские части и соединения, на нас же работает и фронтовая авиация. Но существенных результатов пока не можем добиться.
Над пойменной частью и излучиной реки, где намереваемся произвести переправу главных сил, много высот. Немцы с них хорошо просматривают наш участок, расставили сотни огневых точек. Шквальным огнем встречают они любые наши попытки к передвижению по левому берегу реки. Более того, разведка донесла, что противник прикрыл плацдарм многоярусным поясом минных полей.
