Джек застонал, сетуя на чертов капитанский характер. Лойд следила, не отрываясь — изменится ли выражение лица Дика ван де Берга, треснет ли стакан, признается ли Дик в чем-то, что пока остается для Талера и его команды неощутимым?

Но Дик, натренированный общением со своим приятелем, не дрогнул.

— Вы хотите вывести меня из себя, капитан Хвет? — невозмутимо уточнил он. — Не выйдет. У меня, по счастью, крепкая психика…

— В отличие от Мартина, — хмуро бросил мужчина.

— В отличие от Мартина, — спокойно подтвердил его собеседник. — И я не поведусь на такие дешевые провокации. Уж простите, капитан Хвет. А теперь, если у вас, конечно, больше нет никаких вопросов, я перечислю наши требования. Они у нас незатейливые, исполнить — проще простого.

Талер молчал. Дик ван де Берг для приличия выждал полторы минуты, допил абсент и сообщил:

— Мы хотим, чтобы вы, капитан Хвет, безо всякого сопровождения, безо всяких жучков, датчиков и тем более без оружия пришли к нам, в здание центрального банка. Мы хотим, чтобы ваша команда, а также местная планетарная полиция позволили нам покинуть планету, и чтобы никто не болтался, например, в засаде на орбите. Мы хотим, чтобы ваша команда, местная полиция и ее возможные союзники дали нам фору в сутки, а потом, если угодно, загружались в патрульные катера и начинали преследование. В случае вашего отказа, — Дик говорил монотонно, как бывалый робот, но по клавиатуре планшета прошелся вполне человеческим движением, — мы активируем все настенные детонаторы, и эти вот люди умрут быстрее, чем вы успеете передумать.

Картинка дрогнула и пропала, предоставив капитану Хвету шанс полюбоваться потрепанным холлом, где лежали, бродили, изливали друг другу душу и молили Бога о спасении пленники, чей внешний вид вызывал не самые приятные ассоциации. В углу надрывно плакал ребенок, а у колонны, обхватив себя руками за ребра, корчился молодой человек, чьи щеки, лоб и нос так щедро посекло осколками выбитого стекла, что кровь сочилась, не переставая, уже часа три.

Опять зашипела и погасла капитанская сигарета.

— Времени у вас до полуночи, — прохладно сообщил Дик ван де Берг, снова переключая систему на себя. — Если в 00:00 по часам Белой Медведицы вы не придете, капитан Хвет, или проникнете в город при поддержке вооруженного отряда — детонаторы будут активированы.

За его спиной скрипнула дверь, предупреждая о появлении третьего, независимого участника разговора — и Дик тут же его закончил:

— До встречи. Я перезвоню, как только ваш планшет окажется в городской черте. И да, — он торопливо оглянулся, — я внес ваши параметры в лазерное поле. Так что можете ничего не бояться, капитан Хвет.

Экран погас не хуже сигареты — с таким же глухим шипением. И битые пиксели задрожали в его пределах, как испуганные крысы.

Дыма в рубке «Asphodelus-а» было столько, что противопожарные приборы обреченно подавали сигнал к эвакуации. Джек эвакуировался недалеко — до своей каюты, Адлет исчез в машинном отсеке, Лойд вышла на трап, а Эдэйн по-прежнему не уходил со своего места, придирчиво заполняя какой-то бланк. Закончив, он стирал внесенную в него информацию и вносил ее заново — и так по кругу, пока Талер, закинув ноги на приборную панель, не докурил последнюю сигарету, и пустая пачка с укоризненным шелестом не упала на обшивку пола.

— Вы не обязаны ему подчиняться, — негромко сказал Эдэйн. — Вы не обязаны спасать заложников ценой своей жизни.

— Одна моя, — глухо отозвался мужчина, — за восемьсот чужих. По-моему, это ничтожная цена.

Штурман неожиданно вспылил:

— Да пропади оно пропадом, капитан! Какого черта полиция, повторяю, космическая полиция должна обращать внимание на требования каких-то террористов? Почему нельзя запустить в них ядерную боеголовку с орбиты?!

— Восемьсот, — напомнил ему Талер. — Восемьсот матерей, сыновей, дочерей, отцов… пускай даже одиноких людей, которых никто не хватится. Разве они должны умирать по прихоти полиции, Эд?

Штурман выругался — грязно, в лучших традициях пилота. Совместная работа, отчаянно весело подумал капитан Хвет, не проходит бесследно.

В отсвете виртуальных окон ореховые глаза Эдэйна горели, как горят в глубине костра угольки:

— Да пропади оно пропадом!..

Талер тяжело вздохнул.

— Самое обидное, — признался он, — не в том, что со мной произойдет, если я пойду в город. Самое обидное в том, что продавцы магазинов, торговых центров и ларьков наверняка погибли тоже, а если не погибли, то сидят в холле проклятого центрального банка, ожидая милости от судьбы. Они сидят, а мне сигареты купить негде, — в голосе мужчины отчетливо прозвучала горечь. — Негде, понимаешь, купить и отравиться ими напоследок, потому что Дик с Мартином вряд ли сразу меня убьют. Кстати, — он несколько оживился, — у нас на корабле нет какого-нибудь яда? Положу под язык и проглочу, если дело запахнет…

Удар. Голова капитана Хвета мотнулась на шейных позвонках, как тряпичная.

— Больно, — констатировал он. — Что на тебя нашло?

Эдэйна трясло, и на Талера он смотрел, как на злейшего своего врага. Помедлив, даже вытащил из кобуры пистолет; мужчина заглянул в черную пропасть дула, нахмурился и проворчал:

— Какого черта?

— Ты никуда не пойдешь, — в приказном порядке заявил штурман.

Пистолет мелко дрожал, как и ладони, его стиснувшие. Капитан Хвет жалко, вымученно улыбнулся:

— Ошибаешься, Эд. Планетарная полиция первой запихнет меня в город, как только проведает, чего потребовал Дик. Повторюсь: одна моя жизнь стоит гораздо меньше, чем восемьсот невинных.

Эдэйн зажмурился.

— Мне все равно, — прошептал он. — Мне все равно, Талер! Эти восемьсот не имеют ко мне, забери их дьявол, никакого гребаного отношения! Но зато отношение ко мне имеешь ты, и я тебя никуда не пущу, я не позволю тебе умереть наедине с этими… с этими… — штурман запнулся и сжал покрасневшие пальцы еще крепче. Какая-то идея вынудила его мрачно просиять, как бывает, если ты определился, что за гадость сумеешь сделать специально для тех, кто однажды рискнул тебе насолить. — В конце концов, если ты не подчинишься мне, — Эдэйн усмехнулся, — то представь, как будет возмущаться Лойд. Она пойдет за тобой, пойдет за тобой в любом случае. Умрешь ты — умрет и она. Что ты скажешь на это?

Алая капля медленно, страшно медленно образовалась в трещине между краями шрама. И поползла вниз, а они влажно заблестели, будто рану только сегодня получили, будто все эти семнадцать лет под ней не прятались неуклюжие железные заклепки.

Талер вытер ее рукавом — и молча отвернулся.

— Я скажу, — пробормотал он, — что господин Кагарад меня поддержит. Я скажу, что господин Кагарад сделает все возможное, чтобы никто из вас не сунулся в лазерное поле. Его за этим и прислали на «Asphodelus», правда?

Кивок. Симбионт, все это время спокойно дремавший в тени иллюминатора, наконец-то разлепил веки.

— И еще я скажу, — капитан Хвет выбрался из-за приборной панели, — что ты не выстрелишь, Эд. Несомненно, ты храбрый, очень храбрый — и очень преданный человек. Спасибо тебе за это. И… прости, пожалуйста, что мне приходится так тебя обижать.

Он провел по шраму ногтем, проверяя, все ли в порядке, закрыл измученные голубые глаза и произнес:

— Моя команда… в вашем полном распоряжении, господин Кагарад. Только… не причиняйте им вреда. Будьте все-таки человеком, а не машиной — не причиняйте…

Второй пистолет, куда более современный, на секунду блеснул в неизменном отсвете виртуальных окон.

— Я выстрелю, господин Эдэйн, — твердо пообещал симбионт. — Я выстрелю. У меня в обойме не пули и не плазма, а всего лишь транквилизаторы. Безобидные земные транквилизаторы, и спать вы будете как минимум сутки, а потом еще сутки — приходить в себя. Поэтому, — он жестом показал капитану Хвету, что все нормально, — я не советую вам дергаться. И вам… госпожа Лойд.

На девушку, словно почуявшую, какая напряженная обстановка воцарилась в рубке, уставился второй, полностью идентичный первому, пистолет. Она удивленно остановилась — и тут же, сообразив, что к чему, выдохнула: