— Эм-м-м… — растерянно протянул военный. — Добрый вечер. А вы, собственно, кто?
— А вы? — не менее растерянно выдал господин Эс, потому что его собеседник не был ни человеком, ни эльфом, ни, ха-ха, гномом. Серо-голубая кожа, на ней — целая россыпь неопасных, но приметных царапин, а на фоне ярких аквамариновых радужек — заостренные, звездчатой формы зрачки, окруженные красноватой каймой.
— Рядовой патрульный семнадцатого пограничного поста, — гордо представился военный. — Исаак. Мне восемнадцать лет. Только вы, пожалуйста, не говорите моему отцу, что я прозевал ваше появление, потому что с такими темпами он меня великанам скормит. Я страшно неуклюжий, — виновато признался парень.
Бывший придворный звездочет не нашелся, что возразить, и просто потрясенно таращился на мужскую фигуру среди ветвей, понятия не имея, как реагировать на ее просьбу в частности и поведение в целом.
— А я, — вмешался его подопечный, — лорд Сколот, преемник императора Соры. Моего спутника зовут Эс, он — мой опекун и учитель по астрономии. Мы прибыли с Карадорра и шли, если я ничего не путаю, к Этвизе, но эльфы не посчитали нужным сообщить, что лес обитаем и… и что у вас тут пограничные посты на дубах…
— Ну конечно, — беззаботно ответил Исаак. — Они же тупые. Дьявольски тупые, и вообще они нас боятся, потому что Его Величество Тельбарт обещал повесить господина Улмаста на верхушке ели, если он еще хоть раз пересечет границу наших владений.
— Так, значит, у вас и король есть? — невесть чему обрадовался Сколот. И попросил: — Вы нас к нему проведете?
Исаак замялся:
— Ну… вообще-то я бы очень хотел, чтобы вы поскорее ушли и оставили меня в покое… хотя, — он внезапно приободрился, — если я задержу двух подозрительных чужаков на границе леса, отец треснет от восторга! Вы не поможете, а? Надо всего-то изобразить моих пленников, а Его Величество Тельбарт, я уверен, тут же прикажет вас отпустить, так что это ненадолго… — он сообразил, что господину Эсу эта идея так же безразлична, как, например, копошение муравья в траве, и перешел на печальный умоляющий тон: — Ну пожа-а-алуйста! А я вам за это печенья дам… и бутерброд, если бутерброды у меня в сумке еще остались… да и вообще, — он посмотрел на гостей Драконьего леса с вызовом, — какие из вас путники, если вы и в плен не можете нормально попасть?
— Я все еще не понял, — честно сообщил ему бывший придворный звездочет, — кто ты, черт возьми, такой?
Исаак обиженно скрестил руки на груди.
— Я же сказал — рядовой патрульный семнадцатого пограничного поста, и зовут меня…
— Да нет, — перебил его Эс. — Не в этом плане. Я, признаться, неплохо разбираюсь в разумных расах, но похожих на тебя ни разу не видел.
— А! — военный просиял, как если бы ему подарили вкусную кремовую конфету. — Я — хайли, господин. Самый обычный хайли. Мы живем только здесь, в Драконьем лесу, и, вероятно, поэтому вам до сих пор не попадался ни один мой сородич.
— А-а-а, — повторил за ним бывший придворный звездочет. — Ну ладно. Вяжи.
И протянул обе руки вперед.
Исаак талантливо, хотя и без лишнего усердия обмотал запястья господина Эса веревкой, а потом то же самое проделал со Сколотом, хотя юноша возмущенно заявил, что является карадоррским лордом, и вынудить его разгуливать по чащобе со связанными руками — это оскорбительное неуважение. Он даже предположил, что в роли пленника патрульный будет выглядеть гораздо более весело и правильно, чем юноша и его опекун; Исаак всерьез опечалился, но бывший придворный звездочет оборвал сердитую речь Сколота на полуслове и негромко, так, чтобы хайли не услышал ни звука, произнес:
— Тише. Тише, успокойся… прости, это все я виноват, но мне надо… мне действительно, без шуток, надо… попасть в их город и посмотреть, что там такое творится. Хорошо?
Сколот закрыл свои мутноватые серые глаза. Всего три дня путешествия по Тринне, всего три дня, а он уже потерял всякое представление о том, с кем и ради чего имеет дело. «Моего сердца хватит на двоих… на троих… на всех, на весь этот мир — его хватит!»
— Вы спросили, кем является господин Исаак, — констатировал он с такой печалью, будто бывший придворный звездочет был его палачом. — Но меня больше интересует, кем являетесь вы, господин Эс. И кем является… — он тоже понизил голос, и хайли предусмотрительно отошел, полагая, что добровольные пленники имеют полное право перемолвиться напоследок. — Кем является упомянутый вами господин Кит, и правда ли, что я похож на него… своей цветовой палитрой, и ростом, и своим равнодушием… и тем, что я бессердечен, беспощаден и жесток по отношению к вам. И правда ли, что вы так меня бережете лишь поэтому, а вовсе не потому, что я — мастер, что я — лорд, или что я — ваш ребенок… и…
Господин Эс побледнел и закрылся рукавом, словно желая скрыть от юноши выражение своего лица. Но Сколот — пусть и какую-то жалкую секунду, — успел полюбоваться горечью, промелькнувшей в тонких чужих чертах. И успел испытать смутное удовлетворение.
«Они бессердечные… они жестокие… они беспощадные…»
Юношу будто обожгло.
— Простите… господин Эс… простите, я это… я это непреднамеренно…
Бывший придворный звездочет молча отвернулся.
Непреднамеренно, сладко повторил кто-то в сознании лорда Сколота. Скажи, потребовал этот кто-то, если ты действительно не собирался играть его чувствами, как струнами лютни, то какого дьявола столько наговорил?
Юноша принялся кусать свою нижнюю губу. Вкус железа, вот бы скорее появился вкус железа…
…Исаак вел их через лес, бодро болтая о своих родителях и о младшем брате, господине Альберте. Из его рассказа выходило, что господину Альберту повезло родиться через месяц после войны — и получить столько тепла и заботы, сколько сам Исаак в свое время не получил. Обстановка на границах, беззаботно признавался он, до сих пор напряженная, поэтому его, Исаака, и ставят на семнадцатый пограничный — ведь там он прозевает всего лишь пару случайных путников, а на первом или втором — целое вражеское войско, и тогда отец точно казнит его на месте.
Господин Эс глухо уточнил, с какой разумной расой воюет загадочный народ хайли. Исаак тут же выкатил бочку претензий к людям, ругая Талайну, Этвизу и горный хребет Альдамас, такой неудобный, когда нужно быстро атаковать противника, а не сидеть и терпеливо дожидаться, пока он атакует сам. Талайна, зло сообщил патрульный, обнаглела вконец, хотя на ее личных законных землях происходило такое, что Боги упаси ехать туда с визитом. И драконы у Звездного Озера бушевали, и эсвианские варвары каждый год пытались отобрать у королевского рода теплую, хорошо обустроенную столицу, и шторма то и дело сносили в море маленькие рыбацкие деревни. Но зато, нелогично похвалил вражеское королевство он, талайницы умудрились вырастить на склонах Альдамаса потрясающие виноградники, и в прошлом году жители Тринны впервые попробовали — кто честно, а кто перекупив партию у неприхотливых торговцев — роскошное вино «Pleayera». Сгоряча Исаак пообещал угостить им своих пленников, но затем сообразил, что король вряд ли обрадуется его энтузиазму — и в лучшем случае разобьет бутылку о непутевую башку патрульного, а в худшем — засунет ее прямо в…
Господин Эс поддакивал и проявлял искреннее участие, отчего Исаак разливался песнями не хуже весеннего соловья. Сколот кусал нижнюю губу, и кровь блестела на ней крохотными красными каплями, как роса — на упругом стебле травы.
Дома, расположенные в кронах деревьев, попадались компании все чаще. Порой кто-то наверху настороженно, гортанно здоровался с Исааком; патрульный отвечал ровно и спокойно, будто намекая, что все нормально и пленники не проявляют никакой агрессии. Сколоту было без разницы; он плелся по листве, глядя себе под ноги, а потому не сразу понял, что цель достигнута и пачкать обувь сырой землей больше не придется.
Белый замок, увенчанный шестью башнями с витражными окнами, предстал перед юношей, как мираж или наваждение. У дверей дежурили стражники, вооруженные копьями; все четверо посмотрели на Исаака так, будто он привел жирную навозную муху на поводке и наивно считал, что королю она пригодится.