Он сообразил, что уснет, если не поднимется. Фиксаторы сломанных костей выматывают похлеще, чем пешая прогулка по тропическому лесу и короткий бой с хакнутыми роботами, но Талер так беспокоился о своей напарнице, что о своих ранах забыл, да и напоминание в виде острой боли не оказало на мужчину эффекта.
Он плюнул на все, что его окружало, и на секунду зажмурился.
Он думал, что на секунду, он не испытывал никаких сомнений…
Ему снился гордый, одетый в старомодную форму с погонами человек — пепельные волосы, карие с прозеленью глаза. Ему снилось, как этот человек фехтует, а его соперник неловко повторяет указанные позиции, то и дело спотыкаясь на ровном деревянном полу. Соперник чуть выше господина военного, чуть шире в плечах, и движения у него какие-то скованные, и в конце поединка он устало уточняет:
— Какого черта мы тут прыгаем, а, Шель? Я и без фехтования обойдусь, оно создано для красивых дуэлей и турниров, но никак не для Сопротивления…
— Такого, что ты — малертийский лорд, — слегка раздраженно отзывается господин военный. — А малертийские лорды обязаны, повторяю, обязаны быть превосходными людьми во всем. Погоди, я тебя еще поля вспахивать научу. И траву косить, чтобы ты мог показывать своим подчиненным, как ее косят правильно…
Его собеседник сел на край табуретки, намеренно качнулся вперед-назад:
— А кто говорил, что я — нищий?
Картинка изменилась; деревянный пол оброс каменной брусчаткой, бортиками фонтана, побитой серой скульптурой на постаменте — пожилая дама стоит, закрывшись рукавами бального платья, и различимы разве что ее опущенные веки и длинные ресницы. Господин военный любуется изящным силуэтом, а его собеседник болтает босыми ногами в грязной зеленоватой воде. Рядом — ни единой живой души; это заброшенная часть города, сюда никто не заходит, сюда никто не отпускает своих детей. Разумеется, дети любопытны, но даже их тяга ко всему запретному не настолько слепа, чтобы шататься вблизи Проклятого Храма — изящного, пускай и брошенного людьми, строения. Оно облицовано черным, как ночные небеса, мрамором с белыми прожилками; оно обветрено, покрыто сетью трещин и местами сломано, однако внутри, за украшенной цветами аркой, звучат голоса.
— Ты не боишься убивать людей?
Собеседник господина военного кривится, вспоминает оранжевый огонек в темноте крыши, и как отчаянно ржали уцелевшие лошади, и как трещал, рассыпаясь на куски, крытый экипаж. А еще — как больно падать правой половиной лица вниз, и как страшно не иметь понятия о том, кто ты, в сущности, такой и какого Дьявола тебе улыбается немой оборванец, а ты валяешься на вонючей постели в его маленькой вонючей комнатке…
— Этим людям не было страшно убивать меня, — произнес он, помедлив. — А значит, и я не должен испытывать перед ними страха.
…Талер скатился с уютного диванчика, словно от удара током.
Рвотный позыв скрутил его тело, но рвать было уже нечем, и он сжался на холодном полу частной больницы, и рядом кто-то настойчиво требовал принести успокоительное, и этот кто-то был ему немного знаком. А-а-а, молодой осторожный доктор; «не всякому полицейскому дано раздобыть такое количество денег»…
Первая мысль была — мягко. До чего же мягко, Дьявол забери; кто вообще спит в подобных кроватях? Вторая мысль была о Лойд, и Талер вырвал себя из-под одеяла раньше, чем успел выяснить, где лежит и зачем его так заботливо укрыли.
— Тише, тише, — чьи-то слабые, но упрямые пальцы едва его оттолкнули, но он тяжело рухнул на подушку и додумался разлепить глаза. Все вокруг мутилось и перетекало одно в другое; тут бы спросить, что за дьявольщина происходит, но горло не способно выдавить из себя ни звука. — Без нервов, господин Хвет. Я буду вам очень благодарен, если вы полежите еще полтора часика, потому что капельницу жалко.
Талер удивленно моргнул. Бесформенное пятно напротив поколебалось — и все-таки слилось в единого молодого доктора, чья сочувственная улыбка была, пожалуй, слишком уж откровенной.
— Л… Лойд? — с усилием прохрипел мужчина.
Доктор улыбнулся чуть шире:
— В порядке. Пока еще под наркозом, но не далее, как завтра мы сможем начать реабилитацию. Протезы прислали накануне, ваш механик лично принял участие в их отладке и настройке… великолепная модель, если честно, и я так рад, что вы не отказались! Кстати, перед установкой госпожа Лойд просила передать вам привет. Я не стал ее тревожить и ни словом не обмолвился о вашем… простите… плачевном состоянии, так что она уверена, будто все эти три дня вы были заняты работой. Касательно работы я могу вас утешить — господин Ройд уже написал подробный отчет о выполненном задании и отправил его начальству Центра… — он притих, пожирая Талера внимательным взглядом, и спросил: — А это правда, что вы ловили хакера в лесу Дельфиньего Глаза?
Поразмыслив, капитан Хвет покладисто лег. Комната вращалась и прыгала, молодой упрямый доктор так и норовил расплыться опять — но Талеру было не до него, Талер пробовал на вкус загадочную фразу: «В порядке»…
— Правда, — признался он. — И последствия, как видите, весьма печальные.
Доктор помолчал, собирая воедино информацию о хакере — и о ровно отрезанных ногах Лойд.
— Послушайте, — Талер подался вперед, — а можно ли… можно ли сделать так, чтобы я следил за этой… реабилитацией? Можно ли сделать так, чтобы я был… с ней?
— Ну разумеется, — улыбнулся доктор. — Госпожа не научится ходить сама, знаете ли. Сейчас она… простите, — традиционно добавил он, — в этом плане находится на уровне ребенка. Вам когда-нибудь приходилось… ну, знаете… работать с детьми? Понадобится много терпения…
— Лжете, — отмахнулся капитан Хвет. — Моя напарница — не ребенок. Вы себе и не представляете, на что она бывает способна.
— Зато я чудесно представляю, — доктор ничуть не обиделся, — на что бывают способны такие страшные раны. Уж простите, но порой случается так, что и взрослые крепкие мужчины не выдерживают подобного испытания. Начинают рыдать и плакаться в юбку матери или штабному генералу, потому что при поступлении в армию штабной генерал бодро заявляет: «с этого момента вашей мамочкой буду я!» У вас в армии, — он выдернул виртуальное оповещение, выползшее из уголка планшета, и рассеянно его изучил, — все как-то уж очень глупо, как-то натянуто и в целом… жестоко. Я понимаю, что из вас пытаются… ну, словно бы извлечь… все лишнее, а все нужное, наоборот, засунуть, но нельзя же постоянно применять одинаковые способы! Ведь психика у людей, простите, разная, да и в нашем веке обитаемые миры максимально к ней милосердны…
Он болтал, наверное, еще с полчаса, пока Талер не рассердился и не бросил:
— Я не был в армии.
— …и к тому же… а? — изумился доктор. — Как — не были? Вы же…
— Полицейский, — выдохнул капитан Хвет. — И я учился в Академии на EL-960, а потом сразу пошел работать. Никакие генералы не гоняли меня по плацу, не заставляли чистить уборную зубной щеткой и не окунали макушкой в унитаз. Я вынужден вас разочаровать, — он криво улыбнулся, — но генералы этим вообще не занимаются. Они сидят в глубине штабов, как ласточки — в своих гнездах, и отдают приказы. А с малолетними курсантами возится всякая шушера, которую потом, при желании, уже ты куда-нибудь окунаешь. Я не спорю, попадаются довольно мерзкие случаи, но не стоит по нескольким чужим рассказам судить сразу всех.
Доктор смутился и притих, как если бы на самом деле был студентом на уроке истории, а преподаватель прочитал его курсовую работу с таким пресным выражением лица, что сразу стало понятно: ее надо с нуля переписывать.
— Отдохните, господин Хвет, — все еще неловко посоветовал он, подхватывая планшет и неуверенно шагая к двери, будто хозяином больницы был Талер, а он, доктор, не заслужил находиться с ним в одной комнате. — В идеале — подремайте, вам необходим сон. Всего доброго, увидимся через… — он покосился на старинные земные часы, — сорок три минуты.
Автоматическая дверь закрылась за его спиной, обтянутой белоснежным халатом. Талер с облегчением перевернулся на бок и потер виски, занывшие после резкого изменения света — доктор погасил большую часть панелей, и теперь в темноте горела всего одна встроенная в стену полоска — мутного синего цвета, как в морге. Ассоциация была такой неприятной, что мужчина поежился и на всякий случай огляделся — не стоят ли поблизости носилки с накрытым по самый лоб мертвецом, не торчат ли из-под белой, опять же, простыни босые ступни с надетым на большой палец номерком? Но в маленьком помещении отыскалась лишь прикроватная тумбочка, запароленный терминал для выхода в интернет и старинные земные часы, чьи стрелки показывали двенадцать тридцать утра.
