…В Безмирье тянется и тянется, переплетаясь и образуя монотонный мягкий напев, то ли плач, то ли молитва неосязаемых духов. Нормальной опоры под ногами нет, вместо нее — густые клочья тумана или зеркала, а бывает, что и битое стекло, под которым носятся по совершенно безумным траекториям пятна рассеянного света.
Маленький светловолосый мальчик не верит, он говорит, что в Безмирье много обитаемых поселений и что некоторые духи живут не хуже людей — просто его спутник не является магом, хотя и роняет между пальцев крупицы белого непокорного песка. А если бы он был магом, он бы видел затянутые паутиной логова, он бы видел озера с мелькающими под водой змеиными спинами, он бы видел, как по небу — да-да, высоко вверху все-таки имеется небо! — неспешно проползают корабельные кили.
— Как у Веста? — спрашивает Кит, хотя толку спрашивать, если маленький светловолосый мальчик ни разу не был у келетрийских портов.
Но мальчик уверенно отвечает:
— Нет. Эти корабли — не железные…
…Они сидели в нутре пассажирского лайнера, и Вест как-то неловко ежился и кривился, а потом у него посинели губы. Он поднялся, извинился и вышел, а когда вернулся, его левая рука была абы как забинтована, и под бинтами явно проступали контуры медицинского катетера.
— Ты болеешь? — напрягся Кит.
— Ага, — рассеянно ответил его спутник. — Я немного посплю. Разбуди меня в порту Leara-15.
Экипаж лайнера то и дело носился по внутренней палубе, улыбчивая стюардесса несколько раз уточнила, не угодно ли «молодому человеку» выпить лимонада или безалкогольного мохито. «Молодой человек» усмехался и качал головой, а стюардесса, конечно, понятия не имела, что странный невысокий юноша в строгом деловом костюме старше нее как минимум на тысячу лет.
По дороге Кита настигла навязчивая идея, и он все никак не мог от нее избавиться — пока не проснулся Вест и не посмотрел на своего спутника такими несчастными синими глазами, что подбивать его на безумные поступки юноше не хватило наглости. Поэтому он молча опустился на диван за столиком очередного кафе, заказал порцию шоколадного пудинга и притих.
Вест поглотил здоровенную миску гречневого супа с такой скоростью, как будто не ел семь лет. Вест подозвал официанта и попросил его приготовить овощное рагу, а еще блины с мясом и полкило вареников, а когда официант передал эту просьбу шеф-повару и принес указанные блюда по одному, они исчезли быстрее, чем, бывает, выключается свет. Поверх Вест выпил три чашки теплого молока и вроде бы успокоился, но уходить из кафе отказался и сообщил, что еще подумает, не хочет ли случайно попробовать вишневое мороженое.
— У тебя что-нибудь случилось? — обратился он к своему спутнику. — Сегодня ты особенно мрачный.
Кит посчитал, что все необходимые нормы соблюдены, и подался вперед.
— Скажи, — произнес он, — а если бы я попросил тебя сотворить какую-нибудь мелочь, сотворить ее прямо сейчас, ты бы это сделал?
— Ну-у, — протянул Вест, задумчиво хлопая себя по неизменно выступающим ребрам. — Я могу.
На берегу пустыни было сыро и холодно, Кит обхватил себя руками за плечи и бегло покосился на шумных береговых чаек. Он смутно помнил, что они ждут, что они вот уже очень долго кого-то ждут, но в голове было пусто, полутемно и туманно. По ржавой решетке подземной камеры катились капли зеленоватой воды, вдали повторялись и множились шаги тюремщика; по самую раковину в луже задумчиво скользила крупная, никак не меньше кулака улитка.
Ни о чем не думая, ни о чем не переживая, он опустил тонкую ладонь под воду и вытащил округлый камешек. Потрясающе гладкий, а еще — холодный.
Несколькими веками раньше он точно так же стоял на берегу океана, а рядом с ним, отчаянно зевая и протирая манжетами рукавов опухшие веки, стоял Вест. Океан был серый, низкие тучи висели над его шумными волнами, ветер ловил соленые брызги и волочил их на своих крыльях, чтобы весело бросить своему Создателю в лицо. Мелкая водяная пыль поблескивала на зеленых и карминовых прядях волос, на кольцевой сережке и на браслете, а еще — на ресницах; иногда Вест едва заметно улыбался. С каждым днем он безудержно терял силы, и Кит сотни раз пожалел о своем дурацком вопросе, но невозмутимый парень с безжалостным «You’ll all die» на кепке лишь отмахивался и тащил его дальше, в безлюдный сектор под номером 3293 — чтобы там сотворить «какую-нибудь мелочь». Не «прямо сейчас», потому что прямо сейчас не интересно и вообще, чем в подобных условиях можно по-настоящему впечатлить, а спустя пару дней — ведь Киту неважно, как скоро он попадет на покрытый белыми лепестками холм у подножия двух черешен?
Она вышла из воды, рассыпая клочья пены, не отводя взгляда от своего Создателя. Не отводя от своего Создателя взгляда, по-детски восхищенного, полного безоговорочной любви, нет — безоговорочного обожания. Да она и была ребенком, новорожденным ребенком в теле молодой женщины, и она была прекрасна, она была великолепна — даже так, даже с молочно-розовой кожей, острыми лезвиями зубов и подвижными жабрами там, где обычно у людей находятся уши. Шевельнулась непропорционально длинная рука, и хрупкие пальцы, увенчанные когтями, нежно погладили Веста по щеке.
Это воспоминание было таким ярким, что сохранилось даже теперь. У него закончились акварели, у него закончилась гуашь, у него закончились цветные карандаши, но воображение все еще рисовало, все еще выводило на плотной бумаге знакомое худое лицо, кепку и кольцевую сережку. И он буквально слышал, как эта бумага шелестит, и как скрипит по ней красноватый грифель, и как его осколки пушистыми теплыми снежинками падают на проведенные штрихи.
Чайки давно успокоились, над океаном повисла тревожная тишина. Он лег на холодные мраморные плиты, кое-как выпрямил затекшие плечи, и светлые, почти белые волосы разметались по сплошному черному цвету, а в них, словно бы отражая рассеянное звездное сияние, печально заблестела одинокая белая песчинка.
В декабре замолкают свирепые вулканы и перестают выбираться из пещер вечно голодные крылатые звероящеры; в декабре бывшую пустыню мягко обнимает мороз, и если нормальный Кит еще был способен вынудить его уйти, то нынешний преспокойно принял. Голубоватые льдинки росли на его ресницах и на бровях, голубоватые льдинки росли на спутанных белесых прядях; он лежал, наблюдая, как размеренно движется по ночному небу зеленый хвост недосягаемой для него кометы.
— …Ты упоминал, что есть и другие, — бормочет юноша, — обитаемые галактики, но люди о них пока что ничего не знают. Что это за галактики? Они между собой похожи?
Вест задумчиво смотрит в иллюминатор. И качает головой:
— Нет.
Чтобы стекло запотело изнутри, ему достаточно выдохнуть. И набросать поверх причудливо изогнутый силуэт.
— Mleer-211, например, состоит из панцирных колоний. Как бы тебе объяснить… в общем, это такие штуки, которые выглядят абсолютно плоскими и занимают кучу места, и сами по себе они бы не удержались и впаялись в какой-нибудь астероид, но их несут на своих спинах крепкие железные киты. Вместо кораблей. Понимаешь?
— Нет, — удивляется юноша. А Вест продолжает:
— За Mleer-211 расположена Hole-15, и там нет ни кораблей, ни колоний, ни орбитальных станций. Сплошные лифты и пятнышки домов, и если ты летаешь у границы, то принимаешь все это за огромную паутину с лампочками на сгибах — жители Hole до сих пор не достигли никаких научных высот и в космос не выбрались, но упорно шлют сигналы предполагаемым соседям. И, давай-ка будем честны, не то, чтобы они сильно ошибались — того и гляди, Империя притащит на их родину свои знамена и объявит их своими подданными, а они, дураки, еще и обрадуются. Мол, да! Современные технологии! Безупречная система власти! Реформы! Союз! Но потом стартует война, или я плохо разбираюсь в имперцах, — Вест угрюмо косится на приколотый к внутренней корабельной обшивке флаг. — Помяни мое слово.
Больше не было мертвых голубей, и мертвых соколят, и мертвых синиц. Была звенящая пустота и равнодушное ко всему небо, а в нем — осиротевшие облачные потоки.
