— Но, брат… это ведь не станет правдой, — с неуверенностью произнес Изуна. — Просто посмотреть, как было бы, если…

— Нет! Я и без этого хорошо представляю, что могло бы случиться! — отрезал старший Учиха. — Простите, госпожа Сэй…

— Я не настаиваю, — примирительно улыбнулась женщина. — В конце концов вы и так очень сильны. Справлялись же как-то раньше, глядишь, справимся и впредь. Еще чаю?

***

Никто не скажет, что она не сделала все, что могла.

Тобирама выжил. Он даже — через полгода или год — сможет ходить и видеть. Но шиноби ему не быть — чакросистема выгорела на корню.

Надо же было ему попасться в эту ловушку…

Что ж. Конечно, она не скажет, что данное обстоятельство стало следствием слабости Мадары и Хаширамы. Они опоздали, они не сумели помочь на месте, тащили в Коноху от границы Молний, спешили, как могли… и она сделала все, что могла.

— Жаль, — прошептала ее помощница, жена Хаширамы, тихая женщина из клана Хьюга. — Такой сильный… и такая беда.

— На всякую силу найдется большая сила, — философски заметила Яманака, одна из жен Изуны. — Жалко, что теперь вместо Четверки-из-Конохагакуре будет Тройка. А там, глядишь, и в Двойку превратится… мой-то супруг, храни его боги, все же слабее старшего брата. Боюсь я за него — лезет ведь вслед за Мадарой в самый огонь…

В комнате тишина — шумоподавляющие печати. Хорошая такая тишина, гулкая. И в этой тишине она тихо бормочет:

— Я должна была настоять… а, ладно, займемся перевязкой. Хьюга-сан, подайте дезинфицирующий раствор.

А под окном больницы — как когда-то, в не-бывшей истории — стоит Мадара. Стоит и слышит.

Конечно же, он пришел. В полдень, когда Буцума был в администрации, а дочь в академии, он пришел вместе с братом и Хаширамой…

Да. Она проведет ритуал. Пусть ее семья избавлена от закулисного паука, этот мир еще не избавлен от опасности. Еще есть те, кто захочет поживиться их ресурсами, сделать их марионетками или даже просто уничтожить…

Парадоксальный вывод: чтобы не было войны, не должна прекращаться битва.

— Вы изменитесь, — говорит она, разливая чай. — Не знаю, как… но это будет больно.

— Я не боюсь боли, — вскидывается Мадара. — Я хочу защищать своего друга! И это не изменится…

— Я хочу научиться исцелять такие раны, — шепчет Хаширама. — Я… был беспечен. Думал, что время есть… расслабился. И упустил… теперь, пока я полноценно освою технику восстановления чакроканалов, время будет упущено, и Тобирама не сможет восстановиться. Если это быстрый способ… мне плевать на боль.

— Боюсь, это не физическая боль… — она бросает взгляд на Изуну, чьи горящие глаза подтверждают готовность пойти на риск опасного ритуала. Ради Тобирамы. Забавно…

— Я знаю, — отвечает мастер гендзюцу. — Я справлюсь.

Она не сомневается в этом. Нет того, с чем не справился бы шиноби, знающий свою слабость — и свою силу. Но истинная сила, дар смешать иллюзию и реальность, заменив одно на другое… она еще спит. Проснется ли? Сумеет ли он увидеть сокрытое в ней? Сможет ли не потеряться в отражениях несбывшегося? Хотя, о чем речь…

Он должен. Именно он, и никто иной, станет глядеть во тьму, если когда-нибудь ее глаза погаснут.

========== Часть 23 ==========

— Так значит, вы из будущего.

Изуна не спрашивал. И сам не знал, почему нарушил молчание, почему вообще решил остаться — хотя, идти за рыдающим Хаширамой и утешавшим его братом определенно не стоило. Они, конечно же, не поняли, с кем имеют дело — слишком их потрясло увиденное. А ему, мастеру иллюзий, стыдно было бы не догадаться…

Женщина молча протянула ему влажный платок — утереть кровь на щеках, выступившую от пробудившегося Мангеке шарингана. Изуна принял ткань, коснувшись чужих пальцев — и наконец-то в полной ощутил движение чужой громадной силы. Мощи, которая как будто бы и не могла принадлежать человеку… мощи, копившейся тысячу лет…

Сейчас он осознавал нечто, имеющее право именоваться «божественным».

— Я не претендую на звание Ками, — сказала она.

— Вы мой потомок, — невпопад откликнулся он.

— Твоя линия выжила в веках.

— Учитывая, сколько вам лет, «в эпохах» — самое подходящее определение. Это так странно, госпожа Сэй. Кстати… могу ли я узнать ваше настоящее имя?

— Не все ли равно теперь? Я не хочу вспоминать.

— Я понимаю… и еще я теперь лучше понимаю ваше… странное отношение к Сенджу.

— Редкие звери, — согласилась она. — Мне было интересно, какие они — настоящие. Я-то знала лишь вздорную старуху…

— Теперь вы счастливы? Победив нашего врага, помирив кланы и выйдя замуж за Сенджу?

— О да! Хотя, Буцума порой невыносимо упрям, но мне с ним хорошо. Это как раз тот мужчина, с которым я могу почувствовать себя женщиной и домохозяйкой, а не живым памятником легендарному клану психопатов. Не соперником за нелепое звание. Не «боевым товарищем», о, ты не представляешь, насколько женщины Конохагакуре моей эпохи стремились превратить себя в нечто бесполое, именовавшееся «боевым товарищем»…

— Глупо.

— Стремясь быть сильными, они утратили существенный аспект силы, данной им от природы… впрочем, ну их. В нашей деревне все будет иначе.

— Вы считаете, что мы сможем сделать лучше?

— Должны. Не зря же людям даются разум и опыт. Пойдем в дом?

Дом главы клана Сенджу был выстроен в новой манере — на каменном основании, с укрепленными стенами из мокутоновой древесины, с тяжелыми бамбуковыми перегородками внутри. Большая комната «для всей семьи», спальня, детская, комната для вещей, комната для работы с тремя низкими столиками, хозяйственное место — для приготовления еды и мытья посуды… так сейчас строили многие. Основательно, на долгие годы. На поколения… на века…

— Я надеюсь, она простоит дольше двух столетий.

Изуна бросил на женщину косой взгляд.

— Скажите, Сэй-сама… вас не тревожит то, что в этой деревне… ну ладно, в другой… погибла наша семья? Наш клан.

— Она все равно оставалась моим домом, — Учиха-Сенджу вздохнула, опустилась на пол у стола, взяла в руки чашку, на которой были оттенками зеленого и желтого нарисованы переплетения ветвей с крышами домов, проглядывающими сквозь них. — А клан… это было задолго до моего рождения. Это было историей — я не знала никого из них. Но да, я жалела о них, живя с вечно занятой матерью и эпизодическим отцом. Я очень хотела иметь большую семью. Понимала, конечно, что быть членом великого клана сложно и тяжело, но зато всегда рядом есть те, на кого можно опереться. Свои.

— И теперь, когда вы получили семью… что вы собираетесь делать дальше?

— Теперь я хочу сделать так, чтобы счастливы были другие. Чтобы семьи были опорой и защитой, а не оковами. Чтобы дети не тянулись за поддержкой и теплом куда-то вовне… чтобы понимали, что их кланы, это часть деревни, и благо деревни включает в себя так же благо их кланов. И если какой-нибудь избыточно хитрый старик заведет речь о жертвовании малым ради всеобщего блага, и особенно, об угрозе, которая исходит от их семьи — они не подставляли уши для развешивания лапши, а сразу предполагали, что их хотят поиметь. И я не только о нашем клане. Такое может случиться с любой семьей, которая кому-то помешает — Сенджу, Хьюга, Шимура, Курама, Сарутоби… да, даже они.

— Я бы их вообще в деревню не пускал.

— Почему? Они не так уж плохи, если держать их в границах должного. Пусть за ними присматривают Шимура, достаточно сильные, независимые и гордые, чтобы не попасть под влияние.

— Пожалуй, вы правы…

Какое-то время оба они молчат. И реальность кажется Изуне зыбкой и дрожащей, точно плохо наведенное гендзюцу — но развеивать иллюзию не хочется, напротив, хочется продлить и сохранить это странное чувство. Он внезапно понимает, что предстоит ему вместе с открывшейся невероятной правдой — не просто влияние одного из наследников клана Учиха, одного из сильнейших шиноби, входящего в Совет деревни…