— Не тут. — Мадара щурился, моргал, всматриваясь в дверь шаринганом. — Я видел метки там, где места проверены… здесь их нет.
— О… то есть, что это получается… когда-то давно какая-то часть Учих и Сенджу заключила перемирие, в тайне от своих, иначе у нас бы знали… построила это убежище…
— Угу… а потом они куда-то делись, и спустя какое-то время тайник вновь отыскали Учиха.
— У нас не говорится, чтобы какая-то часть клана покидала его.
— Их могли казнить, и объявить погибшими.
— Мы бы никогда…
— Не говори ерунды! А, даже если и не вы — допустим — это мог быть любой другой клан! Хьюга, Яманака, Сарутоби… хотя, нет, мартышки еще молодой клан… они могли перебить наших, а потом Сенджу указать на Учих, а Учихам на Сенджу — и полыхнуло! Я помню легенды, были времена, когда мы пусть не жили в мире и дружбе, но и не воевали так отчаянно! А потом — как будто масло в огонь плескали!
— Постой! Мы же можем чего-то не знать!
— Думаешь, это тайна не нашего уровня? — Мадара глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Возможно… я спрошу отца, когда… когда он вернется.
— Я тоже… попробую. — Тобирама передернул плечами, словно от холода.
— Думаешь, ответит? — хмыкнул Учиха, успевший от Хаширамы наслушаться о Буцуме Сенджу, на редкость упертом шиноби, считающем, что только его собственное мнение имеет право на существование в мире.
— Ну, вдруг ответит? — Сенджу тихо вздохнул. — Если жив останется к тому времени, как мы отсюда выйдем. Он такой… ну… живет ради клана. Надо — ради клана и на смерть пойдет так же спокойно, как к колодцу за водой. Это хорошо, конечно, но я не знаю… не верю, что твоему отцу получится с ним заключить мир. Он в мир не верит, а во что не верит сам, того и от других не ждет. Считает, что лучше честно враждовать, чем получить удар в спину от лживого союзника.
— А если ему это место показать?
— Все равно не поверит. Ему хоть сам Рикудо явись… — Тобирама махнул рукой. — Знаешь, это плохо, конечно, но я иногда думаю: вот если бы он умер и главой клана стал Хаширама… он придурок, конечно, но у него есть что-то, заставляющее верить ему… может, это потому, что он сам верит… а еще он сильный, уже сейчас, и еще сильнее станет. Сильного будут слушать, если он предложит мир.
— Ага. Каким станет Хаширама, я и сам вижу, но тут ты глупость спорол. Представь, что будет, когда такой вот сильный придет с посольством к слабым и скажет: эй, почтенные, давайте жить дружно! Слабые зубами скрипнут, улыбнутся, на все согласятся — особенно, если сразу хорошие условия предложить. Но посольство это накрепко запомнят, и внукам расскажут, как думаешь, что? Как Хаширама их принудил и союз навязал угрозой! А он не вечен, и когда-нибудь, лет через сотню, все снова скатится в войну!
— Но если им будет выгоден мир…
— Все равно придется чем-то поступиться, и это сильней запомнится. Не то, что получили, а то, что потеряли, даже если единственной потерей станет право рвать глотки кровникам! Эй, ты что, плакать собрался? Не надо…
Биджев шаринган, подумал Тобирама, когда Учиха обнял его, притиснув к себе. Все заметит… надо… надо придумать такую технику, чтоб можно было полностью контролировать тело. Это не только против шарингана пригодится, есть умельцы, которые и по запаху, и по стуку сердца все различают. Он сам слышит, как бъется сердце Мадары, ровно, уверенно, горячо.
— Мы справимся, — выдохнул Учиха. — Хаширама ведь не один. Мы вместе — он, я, ты, Изуна. Мы вырастем, станем сильными, и что-нибудь придумаем, такое, чтоб не воевать друг с другом…
— Чтобы не воевать друг с другом, — пробормотал Тобирама, осененный внезапной мыслью, — Нужен общий и более страшный враг.
========== Часть 13 ==========
Армии не воюют весной. Ранняя весна, время схода снегов, конница застрянет в грязи, пехоту измучит сырость. Поздняя весна — время праздников и послов, лишь после, летом, наступает время для отважных самураев мериться силой на боевых полях…
Для шиноби войне нет конца. Ранней весной ли, или поздней осенью, зимней стынью или летним зноем — идут воины тени, ведут незримый бой. И в тайне гордятся тем, что не будь их — не было бы и побед. Ибо что выигрыш в честном бою, если враги отравят источники, вырежут деревни, усеют дороги и тропы смертоносными ловушками? В этом есть своя гордость — помощь тем, кто тебя презирает…
Буцума Сенджу коротко ухмыльнулся — не засмеялся, сберегая дыхание. Ловушки… да, в этом их нынешние враги хороши. Гораздо лучше Учих, следовало признать…
Кланы Страны Земли издревле славились этим мастерством. Хочешь быстро и качественно превратить лес, поле, дорогу или дом во «врата в царство Шинигами» — обратись к мастерам, обитающим в Гранитных горах. Как боевики, шиноби Земли были не слишком сильны, но вот в обустройстве пакостей им не было равных. Равно, как и в том, чтобы сделать эти пакости незаметными.
Он вздохнул, и постарался сконцентрироваться. Даже угодив в западню и набравшись яда, он оставался сильным бойцом, и мог еще ополовинить вражеский отряд — повезло, что шел один, что не завел в беду своих…
Близкая смерть его не тревожила — гораздо больше он жалел о том, что не сумеет выполнить миссию, передав ценные сведения госпоже, на чьей земле обитали Сенджу. Да и ее саму, скорее всего, не сможет защитить… плохо. Попался, как генин…
Он был плохим сенсором, но чувствовал приближение врагов — не жгуче-яростное пламя, а стылая тяжесть Земли сейчас несет опасность. Плохо. Сенджу слишком привыкли сражаться с Учихами, противостоять иллюзиям и катону. Отсчитывая мгновения, выстраивая тактику, он ждал. Плотно закрытый и опечатанный футляр холодил кожу на левом боку. Уничтожить? Нет, позже. Еще есть время.
Мимолетным сожалением в течении мыслей просквозило — жаль, что когда-то давно отказался от предложения Таджимы. Давно уже стало понятно, что Сенджу и Учиха стали слишком сильны — и если они продолжат воевать друг с другом, то больше всего от этого выиграют их соседи. Хьюга, Инудзука, Курама, Шимура, Сарутоби, Яманака, Нара, Акимичи, которые, как докладывали разведчики, давно уже работали в тройственной связке, лишь напоказ сохраняя видимость вооруженного нейтралитета.
Последний год для Сенджу выдался тяжелым. Многие гибли на миссиях, но, как ни странно, не от рук Учих — шиноби Земли сочились сквозь границы. А старые враги как будто затаились, избегая схваток, стараясь даже вступив в бой, разойтись, не доводя битву до смерти. Впрочем, это не сильно улучшало положение клана. Буцума начинал уже подозревать своих людей в тайном сговоре с Учиха — слишком уж часто в отчетах стали мелькать слова: «разошлись без боя», «отступили без потерь», или даже «поговорив, выяснили, что наши интересы не пересекаются». Наверное, только это внезапное перемирие и позволило клану продержаться до весны, не упав в жестокую нужду…
Смерть главы клана и одного из сильнейших шиноби должна была стать тяжелой потерей для Сенджу — единственное, о чем подумал Буцума, готовя атаку. Но невосполнимой она не станет — есть троюродный племянник Рюимару, есть пара достойных из дальней родни… они еще молоды, у них есть семьи, и они… менее упрямы — честно признал он себе. Вдруг у них получится сделать то, что он отвергал — заключить мир с Учиха?
Стоило признать — он сделал все, что мог. Старому дереву пора пасть, открывая дорогу молодой поросли, а перед этим постараться принести еще немного пользы — постараться все же вырваться из «клещей». А если не сумеет… что ж, уйдет в Чистый мир и увидит детей…
Очнувшись, он некоторое время прислушивался к происходящему, постепенно убеждаясь, что вокруг никоим образом не Чистый мир. Он лежал на животе, под голову был подсунут валик, сверху спину накрывала легкая ткань. Было тепло — пахло дымком от близкой жаровни, остро — лекарствами и сладко — благовониями. Тихо потрескивал огонь и тихо говорили что-то женские голоса. Попытка прислушаться ничего не дала — ну, кроме того, что его замутило, а голова заболела и закружилась. Ах, да, биджевы дотонщики из страны Земли… вот были бы врагами Учиха, ожоги бы затянулись гораздо легче… привычка. Интересно, что с ним сейчас? Судя по ощущениям — сильные ушибы, переломы, рваные раны, сотрясение мозга, да еще — предельное истощение чакры. Выжал себя до капли. И хотел уже активировать фуин «Последнего удара», когда случилось… нечто странное.
