– Лидка! Ты глянь… Да ведь она пьяная! Во, дает! Ишь, паразитка такая… Наклюкалась, платье чистое надела и думает, что никто не заметит!
Лидуха, на мгновение остолбенев, тут же заверещала без остановки:
– А и впрямь… Ах ты ж! Матерь Божия… И ведь точно, пьяная, как пить дать! Ты гляди, как она вышагивает! Как вышагивает! Обхохочешься…
Женщина, идущая по тротуару, действительно шла медленно, неуверенно, покачиваясь. Когда она подошла ближе, то стало заметно, что она держится рукой за сердце и хватает ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
Люди, стоявшие тут же на остановке, услышав слова хамоватых подруг, заинтересованно оборачивались в сторону подошедшей незнакомки, активно обсуждая и ее, и заключения Натальи. Кто-то беззлобно улыбался, кто-то ехидно посмеивался, кто-то радостно потирал руки…
Незнакомка же, подойдя ближе, прислонилась спиной к столбу, поддерживающему рекламный щит, и прикрыла глаза, тяжело дыша. Ужасная бледность расползалась по ее лицу, оставляя вокруг рта синеватые разводы.
Ожидающие прибытия автобуса поглядывали на подошедшую женщину, шушукались, любопытные откровенно разглядывали ее… Наталья, не выдержав столь долгой паузы и чувствуя, что теряет первенство, брезгливо скривилась:
– Фу! Ну и дрянь… Это ж надо, так напиться средь бела дня!
Лидуха, боясь отстать от подруги, визгливо проверещала:
– Да, гадость какая… Вроде приличная женщина. Ты еще упади здесь, на потеху народу! Ой, люди, до чего ж мы дожили…
Незнакомка, сильно побледнев, и вправду стала сползать спиной по столбу. Сознание ее еще не покинуло, она то беспомощно оглядывалась по сторонам, держась за сердце, то закатывала глаза, хватая ртом воздух…
Наталья зычно захохотала и сплюнула:
– Тьфу, глаза б мои на такое не глядели…
Тут, в совершенной тишине, вдруг раздался сдавленный вскрик… Тревожный, будоражащий, изумленный… Пожилая дама, скромно и робко сидевшая на самом конце скамейки, внезапно вскочила, в один миг превратившись из потерянной и смущенной в решительную и сильную. Отбросив свою старенькую сумочку, она подскочила к уже падающей незнакомке, обхватила ее за худенькие плечи и, пытаясь удержать, обернулась к стоящим вокруг людям, гневно и удивленно выкрикнув:
– Да ей же плохо! Плохо! Помогите…
Однако никто из окружающих даже не сдвинулся с места.
Никто.
Лишь смолкли разговоры и все глаза устремились на них, двух женщин, борющихся за жизнь. Пожилая дама, чувствуя, что не сможет удержать падающую, из последних сил перехватила руки, обняв покрепче худенькую незнакомку, подняла глаза, полные слез, и умоляюще взглянула на равнодушно стоящих вокруг:
– Люди… Ну, вы же люди!!! Вспомните! Ну, помогите же… Что же вы?
И они, словно мгновенно вышедшие из тяжкого оцепенения, будто и вправду что-то сразу вспомнившие, вдруг засуетились, зашевелились, загомонили:
– «Скорую»! Нужно срочно «скорую»! Вызывайте… Положите ее… Голову повыше… Пульс есть?
Пожилая дама, обессилено сидя на земле рядом с незнакомкой, держала ее за руку и тихо-тихо плакала.
Слезы лились и лились, стекали прозрачными струйками по подбородку и капали незнакомке на платье.
Повисла тишина.
Люди, стоящие вокруг, смущенно топтались рядом, никто не уезжал, не уходил, ничего не говорил.
Им теперь казалось, что своим молчанием и сочувствием они сейчас спасают незнакомку.
И себя…
Себя спасают.
Опомнившись, очнувшись, пробудившись, страшно потерять вновь обретенное.
Просто оставайтесь людьми…
Случайная любовь…
Прошло уже много-много лет с тех времен.
Но яркая, чрезмерно услужливая память никак не дает ей успокоиться, забыться и смириться.
Все прошло. Но… все осталось. Все, все, все!
Унеслись годы, но память жива…
Четырнадцать лучших дней ее жизни, две недели совершенного, светлого, безоблачного счастья…
И не важно, что они теперь не вместе, и пусть одиночество стало с тех пор ее частью, но ведь счастье было.
Когда-то было…
И была случайная любовь.
День 1-й
Утро взбудоражило яркой свежестью.
Несмотря на июль и давно ожидаемую жару, в этот год средняя полоса России не только не удивляла необыкновенной жарой, но и, совсем наоборот, слегка озадачивала несвоевременным похолоданием.
Я уезжала в санаторий. Слава богу, как говорится, дожила и я до этих светлых дней, когда можно будет ничего не делать и ни о чем не думать. Ура! В теплые края!
Дорогу я не люблю. Все эти бесконечные и бездушные аэропорты, автовокзалы и другие всякие пристанища обезумевших от толчеи и дороги пассажиров вызывают во мне отвращение, тоску и головную боль. А чего ж вы хотели? Грязь, суматоха, жалкие растерянные лица… Просто конец света!
Но два раза в год (а если повезет, то и чаще) и мне приходится, собрав всю волю в кулак, претерпевать вокзальные баталии ради так долго ожидаемых дней безделья и праздности.
Ну так вот…
Уложив заранее отобранные, заштопанные, выстиранные вещи в чемоданчик, сложив лучшую мою косметику в дермантиновую косметичку, аккуратно закрыв флакончик с парфюмерным хитом нашего времени, я приехала на обычном городском такси на вокзал.
Ну что ж… «Это надо просто пережить», – решительно сказала я себе, и, недовольно поджав губы, втиснулась в узкий коридор купейного вагона, что уже само по себе казалось мне очень добрым предзнаменованием.
День 2-й
Ночь, проведенная в вагоне, в соседстве с сопящими и храпящими пассажирами, не добавила мне оптимизма и не улучшила моего настроения. Однако, помня о конечной цели этого путешествия, я терпеливо сносила все посланные мне жестокие испытания и тяготы.
События, надо сказать, развивались согласно заранее обговоренному плану. Специально высланный к поезду автобус привез нас прямо в санаторий. Я вздохнула с облегчением: пока все складывалось удачно, мы даже успевали на завтрак, что, кстати, меня особенно порадовало, очень хотелось выпить горяченького чайку.
Наконец, после завтрака и утомительного заселения, отнявшего, как обычно, уйму нервов и времени, я отправилась, как говорится, знакомиться с территорией. Ну, здесь явно было чем насладиться!
Красота неописуемая…
Вокруг длинных белых корпусов тянулся и в ширь, и в длину огромный старинный парк. Он казался даже не парком, а настоящим густым лесом. Чего тут только не росло: и разлапистые темные ели, и пирамидальные тополя, и кипарисы, стройными красавцами вытянувшиеся вдоль витиевато вьющихся тропинок, и белоствольные невесты-березы, не привычные глазу здесь, в южной точке нашей необъятной Родины. До самого обеда я одна бродила по самым отдаленным уголкам бесконечного парка и чувствовала себя если не абсолютно счастливой, то почти достигшей этого неопределенного состояния. Блаженная улыбка блуждала по моему лицу, делая меня похожей то ли на полудурка (вернее – полудурочку), то ли на юродивую… Но меня это ничуть не смущало, да и совершенно не заботило! Должна же я хоть когда-то раскрепощаться и позволять себе бесконтрольную радость или восторг.
В общем, прогулка удалась.
Настроение заметно улучшалось прямо пропорционально времени, проведенному на территории знаменитого санатория. Справедливости ради надо сказать, что с соседкой по палате мне тоже повезло (что уже настораживает: откуда и за что столько счастья за один день?!) Небольшая, кругленькая, с дотла сожженными перекисью волосами, она безоговорочно считала себя если не Василисой Премудрой, то уж Еленой Прекрасной точно, и, соответствуя своему призванию, она сразу же стала давать мне довольно здравые (по ее уразумению) советы. Пообщавшись со мной полчаса, Василиса Премудрая быстренько сообразила, что я хоть и не такая премудрая, как она, но в советах все-таки не нуждаюсь и буду жить и лечиться так, как моей душе угодно. Равнодушно махнув на меня толстенькой ручкой с ярко накрашенными круглыми ноготочками, моя соседка милостиво кивнула:
