Перекличка закончилась. Он встал, прошелся перед первыми столами, собираясь с мыслями, и когда заговорил, почувствовал, что волнение наконец-то оставило.

– Для начала несколько слов о себе. Зовут меня Юрий Андреевич Вересов. Я преподаватель радиоэлектроники – профильной дисциплины для вашей будущей профессии. В мой кабинет вы будете приходить дважды в неделю на два часа. После зимних каникул один раз в неделю тоже на два часа. В мае будет экзамен по всему курсу, и мы распрощаемся. Требования к вам простые и, надеюсь, понятные: регулярное посещение занятий, активная работа на каждом уроке, подробный конспект. Выполнение этих требований гарантирует успешную сдачу экзамена, хорошую или даже отличную оценку. Результаты экзаменов обязательно учитываются при предоставлении рабочего места уже на предприятиях. Чем выше оценки, тем сложнее и перспективнее будет ваша работа. Ясно?

– Ясно! – было ответом.

– Тогда – вперед?

– А у вас жена есть?

– А дети?

– Есть жена и дочь Алена.

– А у нас в группе тоже Алена…

– Очень приятно, я знаю. Сегодня у Алены Денисовой праздничное настроение. Так?

Юрий Андреевич заметил, что нарядная девушка, сидящая за вторым столом среднего ряда, смущенно заулыбалась.

– Вы что же, знакомы с Аленой? – спросил кто-то.

– Только что познакомился, – сказал Юрий Андреевич.

– Вы просто запомнили.

– Нет, не запомнил. У меня триста учеников. Всех не запомнишь. Пришлось придумать систему опознавания. Делая перекличку, я одновременно – карандашом – отмечаю ваши места. Теперь место в кабинете становится вашей координатой. Понятно? Не очень?

Переглядываются удивленно: пристрелка прошла спокойно. Привыкли, что подобные разговоры пресекаются как посторонние, здесь же ничего подобного.

– Удовлетворены? Ну вот и хорошо. В связи с вышесказанным несколько слов о порядках в моем кабинете. Вы теперь сидите так, как успели сесть. Даю вам неделю, чтобы окончательно выбрать место на весь год до конца учебы. Никаких пересаживаний я не разрешаю, и не потому, что нарушится ваша привязка к конкретному месту, не потому, что каждая из вас отвечает за чистоту своего стола, но, главное, потому, что контрольные работы, которые мы будем писать практически каждое занятие, требуют, во избежание путаницы при оценке, постоянства ваших координат в кабинете.

Слушали внимательно, только тоненькая темноволосая девушка, сидевшая за первым столом левого ряда – поближе к двери, не слушала. Зажав ладонями уши, она читала пухлую затрепанную книжку, раскрытую на первых страницах. Плотные крылья волос, павшие завесой, отгородили лицо.

Юрий Андреевич удержался от замечания – бесполезно, но все чаще непроизвольно останавливался на ней взглядом, и скоро это заметили. И тогда он понял, что группа с ним заодно.

– О дисциплине на уроках я не говорю сознательно, – продолжал он, – отличная дисциплина совершенно необходимое условие успешной работы. И конечно же, я не говорю о том, что посторонние книжки во время занятий читать не следует, это само собой разумеется у взрослых людей. Впрочем, Оля Федорова со мной не согласна.

Осторожный смешок послышался в классе. Рывком поднялась коротко стриженная головка, обнаружив детское лицо, милое, чересчур бледное, огромные темные глаза глянули искоса, неприязненно, однако же книжка исчезла в столе. Голова опустилась, понурились плечи, опали плотные крылья волос.

– Вы и ее фамилию запомнили?

– А нам она не называла свою фамилию.

– Дикая девочка.

– Я уже объяснил. Теперь давайте заниматься. Но прежде, чем начать урок, я попрошу вас выполнить небольшую формальность. – Он выдвинул ящик своего стола, достал из него пачку листков плотной бумаги. – На этих листках напишите свою фамилию и имя, а также образование, оценки по физике и математике за восьмой класс. Дежурных прошу раздать листки.

– Дежурных еще нет, – сказали дружно.

– Тогда от каждого ряда по одной девушке. Прошу.

И сразу же стало шумно. Задвигались, заходили по классу те, кто вызвался раздавать листки, их конечно же оказалось не четыре, а все восемь. «Ожили, – думал Юрий Андреевич, наблюдая. – Все же сидели тихо, пусть теперь пошевелятся. Что это за чудо такое – Оля Федорова? Нужно поговорить с мастерицей».

Он не вмешивался, терпел, но и волю давать, знал, опасно – можно легко испортить дело.

– Расшумелись, – сказал он негромко и вроде бы самому себе – проворчал.

Шум немедленно стих – оборвался. Оказалось, что листки всем и давно розданы.

«Ниточка завязалась, – решил Юрий Андреевич, переводя взгляд с одного склонившегося к столу лица на другое. – Чуть потянешь к себе и немедленная реакция – тишина. Укреплять эту ниточку всеми средствами, – твердил он себе, – она пока непрочная, слишком потянешь – порвешь. Знать ее прочность в любой момент – тогда можно работать».

Он так много, упорно думал о первом своем уроке в новом году, думал, решительно отвлекаясь от всего, что мешало сосредоточиться, угнетая Ларису своим невниманием, не умея объяснить ей причины накатывавшей вдруг отрешенности, не надеясь, что она попытается понять его заботу, не разделить – на это он не рассчитывал – хотя бы просто понять и поверить в его серьезность. Готовился тщательно к первой встрече, мысленно проигрывая ее течение. Теперь, когда урок покатился, как нужно, напряжение разом оставило и пришла тишина в его душу – вместе с тишиной, царящей теперь в кабинете.

Одно лицо поднялось от листка, вопрошающе глянуло на него, второе, третье… Скоро все эти девушки вернутся к нему. Он узнал их только сегодня и уже впустил в свою жизнь.

– Пожалуйста, соберите листки, – сказал он. – Начнем урок.

Сергей Антонович старательно вырисовывал схему. Мел, сухо поскрипывая, крошился, четкие линии уверенно ложились на линолеум доски. Отрывистыми короткими фразами, рассуждая вслух, он пояснял ход своей мысли, закреплял пояснения цветными мелками, расцвечивал важные цепи синим и желтым, пуская токи по проводам тоже цветом – красными стрелками.

Класс за спиной притих, на время оставленный его попечением, но постепенно стал оживать: смешок прокатился робко, послышались голоса, что-то смачно упало на пол, судя по звуку, сумка, заскрипели стулья – завертелись ребята, кто-то вскрикнул от неожиданной боли и дружный хохоток продлил вскрик. Но шум сам собой стих и вернулась тишина.

«Пусть пошалят малость, – думал Сергей Антонович, – небось, живые, еще насидятся тихо – целая жизнь впереди».

– Вот и все, – сказал он, выдохнув, точно тяжесть свалил с плеч. Поставил последнюю точку, обернулся к классу. – Готово? – Удивленно уставились на него – не понимают. – Спрашиваю, готово?

– Не готово, – отозвались дружно.

– Тогда рисуйте. И, пожалуйста, аккуратно, как у меня. Проверю.

Взялись за дело, закивали головами, на доску глянут – в тетрадь, на доску – в тетрадь…

Не стараются понять и запомнить, – недовольно думал Сергей Антонович. – Копируют. – Но поправил себя снисходительно: – Еще не раскачались думать, лето отбегали, не до электротехники было.

Он прошел к своему столу, тяжело припадая на искалеченную ногу, присел неловко, руки, перепачканные мелом, выложил на столешницу, опустил лицо, замер.

И сразу же ощутил боль под левой лопаткой – привязалась с утра, стережет.

– Сергей Антонович, а здесь неверно.

– Да? – опомнился Сафонов. – Что же именно?

Коля Звонарев поднялся, вышел к доске.

– Здесь вы поставили точку, а она не нужна. Если так оставить, будет короткое замыкание.

– Шу-тишь! – рассмеялся Котов.

– Молодец, – обрадовался Сергей Антонович. Ошибка была и довольно грубая. – Садись, Коля. Ты за лето так подрос.

– Но перестал походить на человека, – ядовитый скрипучий голосок Котова вновь послышался от окна справа.

– А вот ты, Котов, совсем не вырос, – сказал Сергей Антонович.

– Мне хватает, – отозвался Котов ворчливо. – Колька другое дело, он с детства чахлый, уж я-то знаю, мы с ним с детского сада. – Котов привстал. – Потом его поливать стали, он начал расти, а потом ни с того, ни с сего заделался стукачом…