Юрий Андреевич никак не мог взять в толк, почему Звонарев такой пришибленный, но и заводной одновременно. То слова из него не вытянешь, а то расшалится ни с того, ни с сего, если не уймешь сразу и резко. Часто в училище приходит мать, неожиданно молодая, скромно одетая, нервная. Озирается по сторонам, будто опасается чего-то, говорит быстро, невнятно, приходится переспрашивать, испытывая неловкость. Он теряется, когда говорят неразборчиво, все кажется, что со слухом у него неладно. Потому, возможно, никак им не договориться – наверное, по его вине. Она униженно просит присмотреть за сыном, с ним последнее время происходит что-то странное, она чувствует, ей за него становится страшно. Он понаблюдал за Колей – ничего подозрительного. Обычное окружение: староста группы Капустин, Котов, которого они держат на вторых ролях и которому такое положение не по нраву. Спрашивать Колю Юрий Андреевич не хочет, едва ли тот станет откровенничать. И все же нужно разобраться с мальчишкой, что-то здесь не так…

Коля заглядывает через руку Родионова, заслонившую от него, впрочем, только для вида, новый рисунок. Сначала Стас нагромождает невообразимо запутанный клубок рук и ног человеческих, кажется, никакого смысла в этом рисунке, но приделываются головы в местах, одному Стасу понятных, лица этих голов знакомы Коле, и скоро он соображает, что Стас рисует его самого, сцепившегося с Батей и Котовым, причем ему придано литое тело и мощные загребущие руки. Он побеждает, а Бате с Котовым приходится туго.

– Ты же видишь, что это вранье, – говорит Стас, подвигая тетрадку к Коле. – Они тебе сделают рожу – обязательно. Сомневаешься?

«Сказано точно, именно рожу, – думает Коля. – Из лица выйдет рожа».

– Дурак ты, Колька, – вышептал Стас презрительно. – Дурачок! Кто ты перед этими обормотами? – Он помолчал. – Как ты сможешь один? У меня давно на Сашку зуб, самое время нам пересечься.

– Зачем ты мне это говоришь? Да он тебя одной левой, – предостерег Коля.

– А если вдвоем? Или сомневаешься?

– Куда я гожусь, – выдавил Коля.

– Как знаешь, – сказал Стас. – Я пошутил. Сегодня домой вместе пойдем. А в училище они не посмеют.

– Откуда ты знаешь?

– Я давно знаю, чем вы промышляете в вечерней школе…

– А вы, голубчики, что же это?.. – голос Вересова застает Колю врасплох. – Звонарев… – Коля поднялся. – Ответь нам, Коля, отчего ты сегодня никак не сосредоточишься на занятиях, сел с Родионовым, что-то затеваете? А, Николай?

– Ничего мы не затеваем, – сказал Родионов.

– Они затевают, – проскрипел Котов. – Вы правы, Юрий Андреевич. Они затевают избегнуть кары.

– Придется мне с этой заразой потолковать, – услышал Коля злой шепот Стаса.

– Вы им не верьте, Юрий Андреевич, – продолжал Котов с обычными своими ужимками и смешком.

– Заткнись, гад, – взорвался Родионов, лениво и угрожающе потянулся к Котову, но не достал – до того еще два стола. – Кольку не трожь, а то я тебя поглажу, скотина, по головке.

– А мы на таких помахивали, – огрызнулся Котов и улыбки не стало на его осунувшемся лице. – Подумаешь, испугал. И как это тебе, Колян, удается заводить бешеных дружков?

– А ну-ка уймитесь, – потребовал Юрий Андреевич. – Капустин, что происходит? Может быть, ты объяснишь?

– Нечего мне сказать. – Сашка привстал, пожав плечами. – Зря лаются.

– А ты в сторонке?

– А я в сторонке.

– Ну что ж, – сказал Юрий Андреевич, – поживем, увидим.

Он продолжал урок. Закончил объяснение в полной тишине, начал спрашивать по новому материалу. Ему отвечали, он сердился, если отвечали вяло и невпопад, подбадривал.

Коля успокоился, он был увлечен тем, что происходит в классе, слушал внимательно, и ему, оказывается, многое было понятно, даже несмотря на то, что добрую половину урока он пропустил мимо ушей.

Юрий Андреевич Колю больше не задевал и не смотрел в его сторону.

Постепенно Колей стала овладевала сонливость, он с трудом держал глаза открытыми, его укачивали негромкие монотонные голоса отвечающих, и лишь вопросы Юрия Андреевича, на которые он про себя пробовал отвечать, не давали уснуть окончательно.

Но рука Родионова затеребила плечо, голос Родионова защекотал в самое ухо:

– Тебе, Колян, письмо. Вот. Сомневаешься?

Сбоку в поле зрения Коли появился листок в клетку. На листке корявые батины каракули. Коля прочел: «Коля, если ты не очень боишься и хочешь со мной пересечься в тишке и решить наш раздор полюбовно, приходи курить на чердак на большой перемене. Твой бывший товарищ Батя». Дальше рукой Котова было приписано: «Явка в полном одиночестве, иначе война со всеми бедствиями и кровью. Сявка под названием Стас Родионов персона нежелательная. Он поимеет свое в свое время. Кот».

– Боишься? – спросил Стас, Коля кивнул коротко и поспешно. – У меня дело, я позже приду, понял? Понесу шмакодявок, будь здоров. У меня на них давно руки чешутся…

– Нет, – выдохнул Коля, – лучше я сам.

Родионов заерзал на своем стуле, заматерился вполголоса, стул заскрипел под ним.

Прозвенел звонок на большой перерыв.

– Следующий час посвятим повторению материала прошлого года, – сказал Юрий Андреевич. – А теперь все свободны. На перерыв.

Курилка на чердаке считается незаконной. Дежурные мастера и преподаватели гоняют курильщиков оттуда нещадно. Однако в училище не отыскать другого места, которое притягивало бы мальчишек с большей силой и постоянством. Особенно людно бывает здесь в перерыв, отведенный для обеда преподавателей между пятым и шестым уроками.

Просторная полутемная площадка под скошенным потолком, перед тяжелой дверью на чердак, обитой ржавым листовым железом и запертой на огромный висячий замок, битком набивается курильщиками. Пелена табачного дыма обволакивает сборище – вентиляции никакой, дым там стоит едва ли не до следующего утра. Ни на мгновенье не смолкает ровный гул множества голосов, и только вмешательство старших на время приостанавливает бессмысленную толчею на месте. Тогда ребята спускаются этажом ниже, в законную курилку, а как только опасность минует, тянутся наверх и толкутся в тесноте до звонка.

Коля шел туда обреченно, едва соображая, что делает, зная, что там его ждет унижение, какого он не испытывал за всю свою жизнь. Но он выдержит, что бы ни делал с ним Батя, устоит, как устоял накануне, переупрямит Сашку и на этот раз – в этом состояла единственная и последняя его надежда. Только тогда он посмеет считать себя человеком.

Безнадежности, угнетавшей с утра, не осталось, напротив, затеплилась вера, что злость уже улеглась в Бате, ведь был он отходчив и неизменно добр к Коле. Осторожно предполагалось, что он не сможет просто избить человека намного слабее себя, который к тому же не думает сопротивляться.

Навстречу спускался Юрий Андреевич. Коля никак не хотел встречаться с ним теперь. Придется останавливаться и говорить о постороннем. Обойти Юрия Андреевича, сделать вид, что не заметил, было уже нельзя – поздно.

– Что не заходишь, Коля?

– Понимаете, не хватает времени. Столько всего навалилось.

Коля стоял перед Вересовым, виновато опустив голову.

– А ты все же найди время, – сказал Юрий Андреевич. – У меня новости – отличный осциллограф – подарили шефы с базового завода. Только вчера привезли, еще не включал. Что-то не так, Коля?..

– Все в норме, – выговорил Коля поспешно. – Спасибо, я обязательно приду. Сегодня же. Можно?

– Приходи.

Юрий Андреевич, обойдя его, продолжал спускаться дальше, а Коля подумал, что вот и еще одного человека обидел – что-то не везет ему с друзьями.

Он стоял на лестничной площадке, смотрел вослед Вересову. Еще можно было догнать Юрия Андреевича и все рассказать, тогда никакой Батя не будет страшен, во всяком случае, пока он в училище. Но это означало предательство еще худшее, чем то, которое он совершил накануне. Такого предательства он сам себе ни за что не простит.