Из ворот крепости вело несколько проселочных дорог, направлявшихся во все стороны вдоль двух речных долин, а так же в горы, но только одна их них сворачивала к северу. Подозревая, что враг двинется именно по ней, я оставил Маредита примерно в полумиле от форта с группой копьеносцев и сорока лучниками. Заросли дрока там были достаточно густыми, чтобы легко укрыть стрелков от ответного огня со стороны дороги. В то же время мы с его братом Ителем взяли оставшуюся часть нашего войска — около трехсот человек, большинство из них конные — и перевели их в рощу, стоявшую на четверть мили дальше по другую сторону дороги на самой высокой части холма, откуда мы могли хорошо видеть врага, а он нас нет.

Итак, ловушка была готова, оставалось только подождать. К том времени, как наша армия заняла свои позиции, по моим подсчетам до рассвета оставалось несколько часов. Мои глаза слипались от усталости, но я знал, что буду не в состоянии заснуть, даже если попытаюсь; я уже чувствовал, как колотится сердце, напрягаются плечи, хотя до возможного боя было еще далеко. Эдо и Уэйс, а также мои рыцари разделяли мое нетерпение, и потому, чтобы занять их, я отправил всех обойти наших людей, поговорить с баронами и убедиться, что каждый из них знает, что делать. Мы имели преимущество не только в численности, но и в положении, и потому ожидали легкой победы, но все же я знал, что лучше проявить предусмотрительность, чем почивать на лаврах. Когда дело доходило до кровопролития, все могло пойти не так просто, как ожидалось перед боем.

— Лучше бы твой план сработал, — сказал Беренгар, когда я подошел к нему и его рыцарям. — Иначе я прослежу, чтобы ты дорого заплатил за каждого из моих людей, который потеряет жизнь в этом сражении.

Я пожал плечами.

— Если не сработает, мы все будем мертвецами.

Он насупился, но, видимо, не придумал ничего в ответ, и я пошел дальше. Тем не менее, даже отойдя на несколько шагов, я чувствовал тяжесть его взгляда у себя между лопатками, и вздрогнул от мысли, что он может достать нож у меня за спиной. Впрочем, я сразу выругал себя за эти подозрения. Независимо от неприязни, которую он ко мне испытывал, она не могла быть настолько глубока, чтобы он пожелал убить меня.

Тем не менее, когда я сел той ночью точить свой меч, я позаботился выбрать место, откуда мог следить за ним, и пообещал себе, что буду готов, если он со своими людьми придет за мной. И если в конце концов мне придется выбирать между его и моей жизнью, я знал, где будет лежать мое решение.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Неприятель оставил Каэрсвис позже, чем я ожидал; уже вовсю светило солнце, когда мы получили первое сообщение, что отряд валлийцев замечен у ворот форта. Небо было серым, моросил нудный дождь, начавшийся еще до рассвета, моя одежда постепенно пропитывалась сыростью, и я уже представлял себе, как ругаются лучники Маредита, которым нужно было беречь тетивы луков от влаги, чтобы они не растянулись и не стали бесполезными. Я мог только надеяться, что они смогли найти укрытие от дождя под густыми зарослями кустарника и дрока.

В любом случае, поздно было что-либо предпринимать, потому что сквозь деревья и папоротники я уже видел, как в нескольких сотнях шагов от нас выходят на дорогу наши противники. Наконечники их копий блестели, когда они начали подниматься на холм по дороге, ведущей к нам, и хотя в тот момент они этого не знали — к своей смерти. Я оказался прав, так как они действительно двигались на север, но мне показалось, что наши разведчики ошиблись вчера, и валлийцев гораздо больше. На самом деле, я бы сказал, что их было полторы сотни, хотя сосчитать точно было невозможно; они шли не упорядоченной колонной, а небольшими группами от пяти до двадцати человек. Впрочем, не все они были воинами, потому что я разглядел и женщин — солдатских жен, а также обычных спутников армии: собирателей хвороста, знахарей, цирюльников, кашеваров.

— Помните о тех, кто с вами рядом, — сказал я своему отряду и остальным рыцарям вокруг. — Не теряйте из виду свои фланги, не вырывайтесь из линии.

Конечно, они знали все это давно, но битва странным образом влияет на человеческий разум. Много раз я наблюдал, как люди расчетливые и хладнокровные бывали ослеплены яростью, жаждой крови и славы. Забыв о своей безопасности и своей задаче, они с радостью бросались на смерть, и слишком поздно понимали, какую глупость совершили. У меня не было ни малейшего желания смотреть, как мои люди поддаются этому безумию — среди них были мои друзья и братья по оружию — поэтому я решил потратить время на это напоминание, независимо от того, нуждались они в нем или нет.

Первые группы валлийцев уже приближались к тому месту, где залег в засаде Маредит. Мои пальцы крепко сжали поводья, пока я ждал, когда он даст сигнал своим лучникам на первый выстрел. Конечно, это должно было произойти скоро. К сожалению, враг двигался не одной колонной, как я надеялся, а далеко растянулся по дороге, что усложняло задачу лучников. Найтфекс беспокойно рыл землю копытом, и я похлопал его по шее, чтобы успокоить. Как и воины, лошади тоже чувствуют беспокойство перед боем; ощущают ли они запах страха в воздухе или догадываются о приближающейся опасности, но они точно знают, что вот-вот ринутся в сражение, так было и сегодня.

Не он один испытывал волнение. Мне тоже было не по себе, отчасти оттого, что я впервые вел в бой так много людей, а отчасти и потому, что где-то в лесном сумраке за моей спиной стоял Беренгар. Я предпочел бы не терять его из виду, но не настолько доверял ему, чтобы поставить его вместе с его людьми в мой отряд или даже в первую линию, и потому он был скрыт листвой где-то позади, наверняка даже сейчас подстрекая бойцов против меня, потому что казался мне говнюком, который не может оставить свои склоки даже в последние мгновения перед атакой. Моя кровь бурлила, когда я представлял себе его хмурый взгляд: единственное выражение, с которым он поворачивался ко мне за все то короткое время, что я знал его. Тем не менее, я не мог позволить своему гневу возобладать над разумом; я мог только верить, что он и его люди исполнят свой долг, как и обещали. До окончательной победы я не мог позволить себе отвлекаться на подобные мелочи, независимо от того, как настойчиво он испытывал мое терпение.

Я закрыл глаза, глубоко вдохнув запах влажной земли и листьев, представляя, как буду действовать, когда мы сойдемся с первой валлийской линией, воображая в уме каждый взмах меча. За моей спиной выругался Понс, слишком громко, по моему мнению, и я бросил на него взгляд через плечо; он вытирал свежий белый помет с левой руки. Над нашими головами каркала стая вздорных галок; меньше всего я хотел напугать их и поднять в воздух, так как внезапная паника птиц могла стать явным знаком для нашего врага, и все усилия по подготовке ловушки были бы развеяны по ветру.

— Тихо, — сказал я ему.

Понс сплюнул на землю, а затем поднял вверх искаженное отвращением лицо, выискивая среди ветвей нарушителей спокойствия.

— Чертовы птицы, — прошипел он.

— Пусть срут на тебя сколько угодно, мне все равно. А теперь заткнись.

Ждать оставалось недолго. Последние отставшие уже взбирались верх по дороге, это были пешие воины, а не всадники, и люди, сами несущие свои мешки, в то время как их женщины несли их щиты на длинных ремнях за спиной.

— Любой, кто хоть пальцем тронет этих женщин, будет иметь дело с моим мечом, — сказал я и проследил, чтобы это сообщение было передано по всей линии.

Эдо зашевелился рядом со мной.

— Чтобы поиметь их первым? — с усмешкой спросил он.

— Чтобы они могли пойти и рассказать своим соотечественникам, что мы уже здесь, — ответил я.

Это было отчасти верно, но не было главной причиной. Прежде всего я собирался проверить, могу ли сохранить дисциплину в рядах моей маленькой армии. Мы пришли сюда с определенной целью, и я был уверен, что ФитцОсборн послал нас в Уэльс не для того, чтобы при каждом удобном случае удовлетворять свою похоть. Мы так же не могли брать с собой пленников, так как те только затрудняли бы наше передвижение.