— Ладно, — согласился я. — Подожди здесь, пока я возьму плащ.

Было не очень холодно, но я не мог встретиться с Беатрис в пропотевшей и пыльной одежде, хотя не взял с собой туники, наряднее той, что была на мне сейчас.

Я вернулся в палатку, нашел ножны для ножа и пристегнул их медной пряжкой к поясу. Я не знал Шрусбери, но все города были одинаково опасны по ночам, так что я должен был приготовиться к любой неожиданности, которая могла ждать меня наверху. Кроме того, я чувствовал себя голым, выходя за порог без клинка. Жизнь мужчины всегда зависит от меча, как кто-то сказал мне однажды: самые разумные слова, которые я когда-либо слышал.

Обувшись и взяв плащ, я снова спустился к тому месту у реки, где оставил Папию. Сначала мне показалось, что она ушла, но потом я увидел, что она сидит на земле, прислонившись спиной к стволу березы. При моем приближении она встала и отряхнула грязь с плаща. Ее слезы высохли, и самообладание вернулось.

— Идем, — приказал я. — Покажешь мне дорогу.

Мы углубились в лабиринт теней и узких улиц, приземистых деревянных домов и купеческих залов, из которых состоял Шрусбери. Единственными звуками, которые я мог различить, были мужской смех и пьяные крики на другой стороне города, где, вероятно, шла бойкая торговля ночными удовольствиями.

От главной улицы ответвлялся темный переулок, и Папия свернула туда. Некоторые из голосов зазвучали ближе, я расслышал английские слова, а также французскую речь. Залаяли собаки, заплакали дети, разбуженные шумом. Этот шум насторожил меня, но девушка не останавливалась и спешила вперед, решительно подобрав юбки, чтобы уберечь их от коровьих лепешек и комьев лошадиного навоза, что валялись по всей улице. Мы свернули за угол, и я увидел церковь. Ее каменная колокольня выросла прямо передо мной, такая высокая, что с ее верхней площадки, наверное, открывался обзор на много миль вокруг.

— Леди Беатрис ждет вас внутри, — сказала Папия, когда мы подошли к двери со стороны нефа. — Я буду следить здесь, на случай, если кто-то придет.

Я кивнул, но не мог вымолвить ни слова, глядя на дверь: единственную преграду, отделявшую меня от Беатрис. Я чувствовал страх, от которого болезненно сжимались мои внутренности, смешанный с нетерпением. Сделав глубокий вдох и попытавшись унять бешено бьющееся сердце, я схватил дверное кольцо и сжимал пальцами холодное витое железо, пока не ощутил возвращения боевого куража.

Я толкнул. Дверь легко подалась и открылась почти без шума. Не успев подумать дважды, я шагнул внутрь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Она стояла на коленях перед алтарем, откинув на плечи капюшон. На каменных плитах рядом с ней стоял маленький фонарь, в его свете ее волосы блестели, словно золотые нити. Я закрыл за собой дверь, этот звук заставил ее оглянуться через плечо. Увидев меня, она поспешила подняться на ноги, но так неловко, что чуть не опрокинула фонарь.

— Беатрис, — сказал я.

— Я думала, что ты уже не придешь.

Честно говоря, это было не совсем то приветствие, которого я ожидал. Мои шаги эхом разносились под арочным сводом, когда я шел к ней через весь неф. Время между двумя ударами сердца казалось мне вечностью.

— Вы послали за мной, и вот я здесь, миледи, — просто ответил я, стараясь придерживаться нейтрального тона.

Кровь так шумела у меня в голове, что, кажется, я плохо соображал. Даже в эту минуту я не совсем был уверен, зачем пришел сюда. Остановившись в нескольких шагах от нее, я спросил:

— Мы здесь одни?

Я взглянул на раскрашенные каменные столбы, арки между ними, вгляделся в темную щель бокового нефа в поисках малейшего движения. Вдоль одной из стен тянулась узкая галерея, где можно было спрятаться без особого труда. Наверное, я зря беспокоился, но какая-то часть меня все еще ожидала ловушки, и я чувствовал себя невольной жертвой коварного обмана. Даже если здесь больше не было ни души, я все же не мог избавиться от ощущения, что за нами следят.

— Конечно, мы одни, — сказала Беатрис. — Ты считаешь меня дурочкой? Одна Папия знает, что мы здесь, а она никому не расскажет об этом.

— Можете ли вы быть уверены? — спросил я, уже понимая, что осторожничать поздно.

Время для подобных вопросов прошло.

— Она самая верная из моих служанок, — с негодованием ответила Беатрис. — Я доверяю ей, насколько это вообще возможно, как никому на свете.

У меня было ощущение, что она произнесла это, как раньше, когда я последний раз видел ее в Лондоне, много месяцев назад, хотя я не помнил, о чем мы говорили.

— Очень хорошо, что вы доверяете этой девушке, — сказал я. — Но она почти ребенок, а вы отправили ее ночью в военный лагерь. Разве вы не думали, что может произойти, если кто-то найдет ее раньше меня?

Ей действительно повезло разбудить меня раньше других, потому что тогда все сложилось бы совсем иначе.

— Я понимаю, что могли возникнуть вопросы, — возразила она. — Я нашла бы способ ответить на них.

— Одними вопросами дело бы не кончилось. Большинство рыцарей являются людьми чести, но на каждый десяток обязательно найдется один, достаточно развратный или просто пьяный, для которого не будет иметь значения ни положение Папии, ни ее возраст.

— Вы осуждаете меня за то, что я послала ее? — Беатрис резко повернулась ко мне. — Я поступила так, потому что была должна.

Я нахмурился.

— Должна?

Внезапно смутившись, она отвернулась.

— Кроме того, — поспешно добавила она, — никакого вреда не случилось, и вы уже здесь.

Все верно. В конце концов, я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.

— Почему вы послали за мной, миледи?

Беатрис отвернулась к алтарю. Взамен светлого платья, в котором была раньше, она надела под отделанный мехом черный плащ что-то синее: так незаметнее в ночи. Хорошо, что хоть в выборе одежды она проявила благоразумие.

— Я должна поговорить с тобой, — сказала она. — Чтобы сказать тебе, хотя, может быть, ты уже слышал новости. Я не знаю, когда это случится. Может быть даже через несколько недель или месяцев, когда все уладится. ФитцОсборн договорился с Робертом о моем браке.

— Я знаю, — ответил я с некоторым нетерпением. — Роберт уже рассказал мне.

Уязвленная моим безразличием, она снова повернулась ко мне, и когда слабый свет фонаря осветил ее лицо, я заметил слезы, блестевшие в уголках глаз. Тем не менее, она была все той же Беатрис, которая год назад в Лондоне отвернулась от меня. В этот момент я понял, по какой причине нахожусь здесь сегодня ночью, но не готов был играть в ее игры. Любовь, которую я чувствовал к ней, была мимолетной, но искренней, и без ее ответного знака теперь превратилась в призрак, смутное воспоминание.

— Я не видела тебя больше года, — тихо сказала она. — Ты мог бы вернуться после Эофервика. Почему ты не пришел?

— Почему? — Я подавил смешок. — Вы сестра моего господина. Разве это не достаточная причина?

— Раньше тебя это не останавливало.

Все верно. Тогда я был глуп, и она тоже. Как были глупы и сегодняшней ночью, придя сюда неизвестно зачем.

— Если нас обнаружат, это навлечет позор на нас обоих, — сказал я, хотя, несомненно, она рисковала больше меня. — Вы знаете это сейчас, как знали тогда.

Даже в эту минуту я ждал, что кто-то явится за нами. При достаточной осторожности выследить нас было парой пустяков: в этом городе было так много темных закоулков для воров, убийц и шпионов. Если кто-то узнает о нашей встрече, эта новость очень скоро дойдет до Роберта, и нетрудно будет угадать последствия его гнева.

Сознавая мою правоту, Беатрис уставилась в плиты пола и покачала головой. Она пришла сюда, цепляясь за крохотную надежду, не зная, чем обернется наш разговор, не догадываясь, что я отвечу. Она решила сделать последнюю попытку.

— Так странно, — тихо сказала Беатрис. — Ты точно такой, каким я запомнила тебя, и все же странным образом изменился.