— Элиз, — позвал он, пока их вели в темницу. Девушка приоткрыла глаза.

— Эд, — откликнулась она и слабо улыбнулся. — Проклятая цепь…

— Ты будешь в порядке? — спросил юноша, слыша, как несколько работорговцев вытащили кинжалы из ножен. Несмотря на то, что руки Элиз были связаны, как они поняли, специальной антимагической цепью, они все равно боялись.

Элиз кивнула. Она действительно чувствовала, что становилось немного легче. Когда цепь сомкнулась на ее руках, магия вся замерла в ней, будто прекратилось поступление кислорода в легкие. Сбитой энергии понадобилось время, чтобы вновь потечь по венам девушки, уже с чуть меньшей силой, но достаточно для того, чтобы она смогла идти. Остановка в несколько минут была похожа на кратковременный обморок, но теперь Элизабет думала, что сможет справиться с цепью через некоторое время.

Их впихнули в темную камеру, и Эдмунд тут же пристроил Элизабет около стены, сам встав на колени перед ней. Девушка слабо улыбнулась, пытаясь показать, что она в порядке. Эд дернул веревки на ее руках, но лишь немного обжег собственные руки.

— Здесь кто-то есть, — внезапно сказала Элизабет. Голос ее немного хрипел; она посмотрела в темный угол темницы, и юноши направили свой взгляд туда же. Эдмунд рефлекторно закрыл девушку собой, а Каспиан встал сбоку от них. Но Элизабет выглядела спокойной, хотя чувствовала себя намного лучше.

— Никак юная волшебница? — спросили из того угла, в который смотрела Элизабет.

— Меня зовут Элизабет, — представилась Королева. — Вы знаете, как отсюда выбраться?

— Впервые вижу добрую колдунью, — продолжил пленник, словно не слышал вопроса девушки. — А честно, ты первая колдунья, которую я вижу вообще. И, боюсь, отсюда не выбраться, милая леди.

— Кто здесь? — крикнул Каспиан. Говорящий не испугался громкого голоса молодого человека — Элизабет чувствовала лишь сильную усталость этого пленника, и какую-то силу. Но не физическую, даже не магическую — человек в темном углу был очень умен. Ей стало лучше, она смогла сесть сама, сложив ноги по-турецки. Эдмунд положил руки ей на плечи.

— Никого, — ответил пленник. — Я говорю сам с собой.

— Смею заверить вас в обратном, сэр, — произнесла Элизабет. Голос ее обрел силу, она смогла встать, но Эд продолжал ее поддерживать. Они обменялись взглядами, которые были красноречивее любых слов, а потом стали наблюдать, как Каспиан приближается к человеку.

Когда пленник вышел из плена, троица увидела, что это был уже немолодой мужчина, старик с длинными седыми волосами и бородой. На худом морщинистом лице, однако, ярко сверкали голубые глаза. Мужчина был измождён, он явно сильно недоедал, но Элизабет больше чувствовала, чем знала, какая сила скрывается в нем. Девушка даже могла сказать, что с виду он был весьма приятным.

На лице старика, который рассматривал Каспиана очень пристально, мелькнуло глубокое удивление. Он был одновременно испуган и восхищен; выражения лица Каспиана Эд и Элиз не видели, но внезапно Король сказал, словно не верил сам себе:

— Лорд Берн?

Старик явно опешил. Будто находясь в темнице, он совсем перестал говорить свое имя, а Элизабет представляла, насколько это было скверно — имя определяет человека, напоминает о том, кто он и откуда. Потерять имя было бы ужасно.

— Был когда-то, — сказал он. — Но я больше не достоин этого титула.

— Он один из семи? — спросил Эдмунд, не выдержав. Каспиан, повернувшись к ним с Элиз кивнул.

Каспиан приблизился к Берну чуть ближе, стараясь не совершать резких движений. Старик слегка испуганно подался назад. Увидев юношу чуть ближе, лорд Берн сощурился, внимательно вглядываясь в его лицо. Повисла тишина на несколько секунд, после чего лорд сказал:

— Это лицо… Напомнило мне короля, которого я любил.

— Это был мой отец, — признался Каспиан. Он говорил мягким, нежным голосом, в котором, однако, было слышно все уважение, которое только можно испытывать. На Берна это, напротив, произвело совсем другое впечатление.

— О, милорд! — слабо воскликнул он, и тут же, дрожа, попытался опуститься на колени и поцеловать Каспиану руку. — Прошу простить меня.

— Нет, что вы, — возразил юноша, останавливая старого лорда и помогая ему встать.

Элизабет улыбнулась такой сцене, но Эдмунд по-прежнему выглядел хмурым — да, они нашли одного из семи лордов, но только вот Люси и Юстэс сейчас были на невольничьем рынке, а их втроем заперли в темнице. Конечно, обнаружить лорда Берна в таком месте не ожидал никто, но это была лишь часть головоломки из большого пазла. А Король Справедливый никогда не радовался раньше времени, словно боясь спугнуть удачу. Элизабет могла сказать, что у Эда были все основания так думать.

Элизабет слегка толкнула Эда в бедро, и тот удивленно на нее глянул. Девушка продемонстрировала связанные руки, и Эд понятливо кивнул: быстро, но аккуратно развязал тонкую, но прочную серебряную цепь, юноша откинул ее в другой конец темницы. Элизабет благодарно улыбнулась, а Эдмунд, нахмурившись потер красные следы на запястьях девушки — цепь, являясь способом удержать Колдунью, обжигала нежную кожу. Элиз почувствовала, как кровь вместе с магией быстрее забурлила по жилам, а сердце словно застучало быстрее. Теперь она могла выбить дверь, но решила немного подождать — в конце концов, такой резкий выброс магии тоже мог быть вреден для нее. Тут же она избавила от веревок Эдмунда и Каспиана.

Было видно, что Каспиан и лорд Берн хотят еще многое сказать друг другу, но внезапно все услышали сначала ржание лошадей, потом — истощенный женский голос, полный отчаянья, страха и боли. Эдмунд обеспокоенно глянул на Элизабет — еще будучи Королевой Чарующей во время Золотого века Нарнии, девушка весьма тяжело переносила страдания поданных. Если речь шла о мучениях врагов, то Элизабет была чуть менее чувствительной, и в основном сострадала Люси, но когда страдали невинные люди, пусть даже и не живущие в Нарнии, Элиз было тяжело. Но на этот раз Колдунья лишь болезненно поморщилась.

Эдмунд переглянулся с Каспианом, и они втроем подошли к небольшому оконцу, единственному в этой камере. Лор Берн наоборот отшатнулся, и снова вжался в самый темный угол пещеры. Троица увидела, как на площадь выехала телега, в которой сидело несколько людей — мужчины и женщины, разных возрастов, но все, как один, напуганные до смерти.

— Мама! — кричала какая-то девочка.

— Нет! — вторил какой-то мужчина, бежавший вслед за телегой. — Элайн!

Женщина протянула к нему руку, и мужчина ухватился за нее, но сопровождающие телегу стражники оттолкнули его. Элизабет сжала губы от злости.

— Мама! — снова крикнула девочка, и в этот раз наблюдающие пленники ее увидели — девочке было от силы лет двенадцать, она была с распущенными темными волосами и в розовом старом платьице. Она тоже бежала за телегой, но в силу юного возраста и, вероятно, недоедания, не могла догнать ее.

— Гаель! — выкрикнула женщина, очевидно, так звали девочку. Мужчину, если Элиз расслышала правильно, звали Ринци.

Стражники быстро оторвали мужчину от жены, ударив по лицу. Удар получился сильным, и Ринци упал, и к нему тут же подбежала дочь. Гаель и Элайн плакали.

— Будь с папой! — воскликнула женщина. Элизабет коротко втянула воздух носом, стараясь сдержать слезы.

— Не бойся! Я найду тебя! — в ответ прокричал Ринци, обнимая дочь, которая тут же обвила отца руками и ногами.

Эдмунд, отвлекшись от душераздирающей сцены, внимательно смотрел на прикованных к стене Люси и Юстэса, а также остальных нарнийецв — судя по всему, окно темницы выходили на главную площадь города. Столь жестокое, а главное, непонятное обращение не оставило никого равнодушным — нарнийцы с искренним сочувствием смотрели на Ринци и его дочь, а Люси, не выдержав, уткнулась в колени. Эд и Элиз не видели, плакала она или нет, но равнодушной остаться просто не могла. Юстэс был в ужасе от увиденной картины, и Королева Чарующая в очередной раз подумала, что мир Нарнии, очень теплый и радушный, предстает перед ним слишком жестоким. Вред глянул на Люси, словно думая, сможет ли утешить ее, но в итоге не сказал ничего.