Дальше Тризубцев упомянул милицию, к которой он вынужден будет обратиться.
Роза Глебовна выслушала его и, дождавшись, когда он выплеснет своё возмущение, спокойно сказала, что весь персонал заезжего дома отличается безукоризненной честностью и что она за всех ручается. Тем не менее она вызвала меня и мою матушку, выполнявшую обязанности горничной; кроме нескольких других комнат за ней был закреплён и номер, в котором проживал Тризубцев.
– Вот, Люба, – сказала тётя Роза, – наш гость не может найти свою банковскую карту. Не видела ли ты её где-нибудь? Это такой красивый пластиковый прямоугольничек.
В те времена эти штуковинки были большой редкостью.
– А везде ли Виссарион Герасимович посмотрел свою карту? – неожиданно для всех вмешался я в разговор. – Заглянули ли вы под передний коврик своего автомобиля? – вопрос уже непосредственно виновнику переполоха.
Замечу к месту, что «Бентли» гостя стоял у всех на виду, во дворе гостиницы, на охраняемой территории, недоступной для посторонних.
Постоялец на несколько секунд замер с открытым ртом, затем изумлённо вскинул брови и довольно-таки растерянно пробормотал:
– А ведь я в самом деле доставал там карточку, хотел переложить её из одного кармашка бумажника в другой. Но переложил ли?! Давайте посмотрим.
Прекратив обсуждение неприятной ситуации, мы все четверо спустились во двор. Тризубцев открыл дверцу своего автомобиля и приподнял правый передний коврик; под ним и оказался злополучный пластиковый прямоугольник, действительно красиво оформленный, цветной такой, яркий на сером фоне пола.
Все с облегчением вздохнули, а владелец карты пожал мне руку и на радостях вручил две довольно крупные купюры.
– Спасибо, молодой человек! – сказал он, повлажнев глазами. – А то у меня сердце от переживаний покалывать стало. Прошу прощения за недостойные подозрения.
Матушка одарила меня нежным счастливым взглядом, Роза Глебовна погладила по голове, и я, спросив у неё разрешение, отправился на встречу со своими друзьями.
Как говорится, легко пришло – легко ушло. На денежки, полученные от постояльца, мы купили самого лучшего мороженого – четыре брикета, каждому по одному, четыре же батончика дорогого заграничного шоколада и выпили по стакану вкуснейшего клюквенного морса.
Затем побывали в развлекательном центре для подростков под названием «На краю Ойкумены», где прошли маршруты приключений повышенной сложности.
Ещё до наступления вечера от моих купюр не осталось и мелочи.
– Деньги-то, что тебе постоялец вручил, ты мне отдай, – сказала матушка, когда незадолго до наступления ночи я вернулся в гостиницу. – У меня они сохранней будут.
– Так нет их уже, – ответил я, испытывая нарастающее чувство вины.
– А где они?
– Мы их истратили.
– На что?
– На «Ойкумену».
– С Гришей и Васей истратили? И с этим, как его, Файзулой?
– С ними.
– Ясно. Промотали, стало быть, прокутили. Хорош сынок, нечего больше сказать! Ты хотел к школе новый костюм заполучить. Так вот, нет тебе ничего! В старом походишь.
Старый – это тот, который на мне ещё в Чукалине был. Со штанами, протёртыми на коленках почти до дыр. И пиджачок, залатанный с одного боку. Я в селе-то стеснялся в нём на людях, а здесь город! В такой одёжке не то что в школе, на улице показаться нельзя. Надо мной не только ученики, все прохожие смеяться будут. Лучше вообще не учиться, чем в этих обносках ходить.
До школы ещё больше месяца оставалось. Ладно, с одеждой как-нибудь образуется, подумал я. Авось мать к тому времени смягчится. Ещё лучше – самому на новьё заработать.
Кто хочет – тот добьётся, кто ищет – тот всегда найдёт. Так получилось и со мной.
Нашёлся и для меня источник заработка, да ещё какой! Хотя и не сразу.
Долго я думал о способе обретения надёжного источника денежного дохода и всё никак не мог придумать.
Взяться за соление и сушку рыбы, чтобы продавать возле магазинов, как мальчишки, с которыми я водился? Нет, это было не по мне. Не мог я толком предлагать людям товар, стыдно мне было рядиться и называть цену.
Следующим импульсом, выведшим меня на путь истинный, стал разговор двух мужиков, случайно услышанный на автобусной остановке иногородних маршрутов.
– Вон, видишь, тоже в село намылилась, – сказал один из них, кивая на женщину с мольбертом в руках, стоявшую немного в стороне и тоже дожидавшуюся автобуса. – Она работает с кистью и красками. Сейчас приедет к какому-нибудь богатею, намазюкает его портрет и сразу получит кругленькую сумму. А мы только топором, пилой да лопатой горазды наяривать. У нас с тобой самый примитивнейший труд. И низко оплачиваемый. Нет, надо чем-то другим заняться!
– И чем? – спросил его спутник.
– Тут подумать надо. Вот скажи, на что у людей никогда не исчезающий спрос?
– На продукты питания.
– Вот именно, – подтвердил первый мужчина, – на жратву! А теперь слушай.
– Слушаю.
– Есть такая поговорка: когда свободна была Русь, три копейки стоил гусь. Ты был когда-нибудь в Михайловке, что за лесом?
– Нет, не доводилось.
– Ладно, неважно. Так вот, в Михайловке меньше десяти домов осталось. Половина из них – пустые. Там, в этой деревне, моя бабушка Зоя Андреевна живёт. И ещё несколько стариков.
– Живут, и что?
– А то, что возле самой Михайловки озеро Тараш есть. Небольшое, с километр в длину и метров триста в ширину. Зоя Андреевна давно уж мне говорила разведением гусей заняться на этом озере. Им же, гусям, что требуется? Водоём в основном да трава подножная. А вокруг Тараша – луга одни, раздолье для пастьбы. Бабушка моя всю жизнь эту птицу держала, в случае чего посоветует, как с ними обращаться. Да и я кое-что в этом деле разумею, доводилось этих водоплавающих обихаживать.
Подошёл автобус, мужики уехали, и конца разговора я не услышал. Но одно крепко засело в голову: надо браться за дело, которое востребовано и которое лучше всего знаешь! И желательно за такое, какое не каждому доступно и потому наиболее для тебя доходное.
А что я знал лучше всего?!
Вспомнилось, как мне удалось помочь отцу найти необходимую денежную сумму на покупку солярки. И случай с крестиком, оброненным матушкой в предбаннике. Как она нашла его после моей подсказки. И коробка «Монпансье» с золотыми украшениями. Наконец, последний случай с постояльцем таверны Тризубцевым и его банковской картой.
Вот на чём попытать бы счастья – на поиске потерянных или спрятанных и забытых дорогих вещицах. В разных потайных местах. Сто, двести лет назад спрятанных, словом, в стародавние времена. Да без разницы когда. Главное, чтобы эти вещицы были бесхозными. Только где и как эти клады искать?
Сопровождаемый мыслями о рукотворных богатствах, таившихся в схронах и просто в недрах земли, я отправился на пляж Мелкие пески. Любимое место летнего отдыха горожан.
День выдался жаркий, народу на пляже – ногой негде было ступить.
Окинув взглядом пологий берег, облепленный загорелыми телами, я облюбовал местечко с краю от людского муравейника, на некотором расстоянии от него. Песок здесь начинал прорастать мать-и-мачехой и другой приречной травой, но эта дискомфортность с лихвой компенсировалась отсутствием тесноты и человеческого гвалта.
Недолгий размеренный заплыв поперёк едва заметного течения, и я повернул к берегу.
Уже на выходе из воды, немного впереди и справа от меня, на дне реки что-то необычно рубиново сверкнуло. И исчезло. Шаг назад, и взгляд уловил то же самое точечное сверкание, словно влажная ягода костяники отразила солнечный свет.
Под ложечкой ёкнуло, на мгновение стянуло горло.
Я наклонился, опустил руку в воду, осторожно провёл по слегка уклонистому дну и… нашарил что-то неширокое, округлое, с небольшим выступом, на две трети затянутое темноватым илом.
Осторожные покачивающие движения – находка легко подалась, и на ладони оказался массивный золотой перстень с рубиновым камешком. Я окунул его раз, другой, илистый налёт смылся, и камешек вспыхнул на солнце ярким привораживающим огоньком. Мягко, переливчато воссияло гладенькое полированное золото.