Откуда мне взять опыт работы, если я только что окончила школу?

Я ужасно расстроилась! Пришлось сменить три автобуса, пока я плутала в незнакомом районе. Новые туфли натирали пятки. День был тёплый, а я всегда краснею, как помидор, когда мне жарко. Платье, которое я тщательно отутюжила, помялось, а руки так вспотели, что типографская краска с газетных вырезок, которые тётушка Би дала мне с собой, стала стираться.

Оставался последний адрес, который уже сложно было разобрать. Место оказалось далеко не таким шикарным, как остальные. Сент-Олбанс-роу – уродливая ветхая терраса, без сада и дорожки к чёрному ходу. Когда я подошла к дому номер 11, симпатичная девица весьма нахального вида, минимум шестнадцати лет, спускалась по ступенькам и бросила на меня такой взгляд! Будто уже получила эту работу. А если и не получила, то знала, что мне тоже откажут.

Я всё равно постучалась в дверь (совсем не блестящую). Открыла сама миссис Брайс.

Она меня ПОРАЗИЛА. Я представляла кого-то вроде миссис Вокс, учительницы из воскресной школы: ледяной взгляд, седые волосы, пышная грудь, на которой болтались чёрные бусы. (Миссис Вокс – единственная элегантная дама, которую я знаю.) А миссис Брайс оказалась молодой особой. Она улыбнулась мне и пригласила войти! Сначала я решила, что платье у неё слишком уж невзрачное, но потом поняла, что оно очень даже МОДНОЕ.

Раз уж меня впустили в дом, я не собиралась проворонить такую возможность – поэтому применила весь свой актёрский талант и сказала самым лучшим актёрским голосом, на какой была способна: «Меня зовут Нэнси Паркер. Я только что окончила школу, но у меня большой опыт ведения хозяйства. Моя бабушка научила меня всему, что нужно знать».

(Хатя это не совсем так. У бабули очень своеобразная манера ведения хозяйства, и она щетает щитает, что никто не справится с этим лучше, чем она. Мне она доверяет самые простые задачи: чистить картошку и заправлять постель. Она всегда говорит: «Жизнь – ТЯЖКИЙ ТРУД. Но тебя она избаловала».)

– Я сильная, – сказала я и показала ей руки. Они выглядели слишком уж нежными для того, кто привык к домашним заботам. И немного потными.

Я поспешила добавить: «У меня нет рекомендаций, но можете написать моей учительнице мисс Лэмб из Мейнроудской школы. Она подтвердит, что я старательная и трудолюбивая».

Я не забывала о вежливости и вставляла «мэм» после каждого слова. Тётушка Би предупредила меня: леди любят, когда к ним обращаются «мэм». И не надо горланить – «маам». И не надо бубнить, словно проглотила сливу, – «модом». Так делают в модных магазинах, и это звучит глупо. (Даже не знаю, когда тётушка Би успела побывать в модных магазинах!)

Миссис Брайс всё ещё улыбалась. Она спросила, сколько мне лет и работала ли я до этого, я повторила, что только что окончила школу, а потом странно посмотрела на меня, словно щитала в уме или ещё что-то в этом роде. Потом задала ещё один вопрос: «У тебя есть мама?» Я так удивилась. Хатя откуда мне знать: может, об этом всегда спрашивают, когда устраиваешься на работу. Я не хотела рассказывать о маме, вместо этого просто покачала головой.

Потом она спросила: «А отец?» Я ответила, что папа работает на фабрике по производству печенья. Я сказала, что он воевал, вдруг она подумает, что он не герой. Хатя с войны он вернулся совсем другим человеком. (Бабуля всегда так говорит. И я знаю, что это правда. Но о таком незачем рассказывать этой шикарной леди, которую я едва знаю.)

Затем она сказала, что хозяйство у неё небольшое. Только она и её песик. При этом леди бросила такой печальный взгляд на камин, где стояла фотография мужчины в военной форме. Наверное, её муж, и, наверное, он ПОГИБ НА ВОЙНЕ. И я уже не жалела, что рассказала про папу.

И ЗНАЕТЕ ЧТО? Меня взяли!

Приступаю с понедельника. С проживанием, а каждое воскресенье, после второго завтрака, как только уберу со стола, я абсолютно свободна. Второй завтрак! Подумать только!!! У неё есть кухарка, а мне нужно делать всё остальное. Надеюсь, миссис Брайс не будет раса разачерована. Я оч. быстро учусь.

Хатя не понимаю, почему она выбрала меня. Согласно моей теории – которую я обдумывала в автобусе по дороге домой, – она щитает, что мной легче командовать, потому что я МОЛОДАЯ И НЕОПЫТНАЯ. (По крайней мере, в хозяйстве я действительно мало что смыслю.) И к тому же я ДЁШЕВО ей обхожусь. Молодым без опыта работы можно платить половину того, что платят девушкам постарше. Вряд ли миссис Брайс такая же богатая, как хозяева других домов, куда я ходила наниматься.

Я всё же набралась смелости и спросила про девушку, с которой столкнулась на лестнице, и миссис Брайс ответила: «Она не подходит – слишком дерзкая и нахальная».

Как сказала бы бабуля: «Слишком уж умничает». (Обычно она так говорит обо мне.)

Худшим страхам Квентина вскоре суждено было воплотиться. Шатаясь от умственного напряжения, он вышел из кабинета викария после целого часа геометрии и направился в сад. Миссис Чизман перехватила его.

– Квентин! Зайди, пожалуйста.

Она звала из гостиной. Где было полным-полно женщин – на диване, на креслах, на скамейке для ног: одни женщины! Сквозь высокие французские окна Квентин видел лужайку, залитую солнцем, и свободу, которую так и не успел вкусить.

Миссис Чизман представила его гостям.

– Мисс Диеринг из Эппл-Коттедж.

Старая леди с курицами и осликом, подумал Квентин. На ней была та же сиреневая шляпка подозрительного вида.

– Миссис Финч с дочерьми, Пенелопой и Попси.

Девушки, которые сидели на качелях и хихикали. Сейчас они тоже хихикали. Квентин подозревал, что хихикают они над ним. Смеются над его именем, или очками, или лицом, которое стало пунцовым – он это прекрасно чувствовал. И от этого было ещё хуже: он краснел, потому что чувствовал, что краснеет! Не быть ему настоящим тайным агентом. Джон Хорсфилд обязан хранить ледяное спокойствие. А не краснеть, как варёный рак. Он отвернулся.

И увидел ту самую девчонку.

– А это у нас Элла Оттер, – сказала миссис Чизман. – Элла невероятно умна! Как и следовало ожидать. Она дочь Милдмэя Оттера, известного археолога. Как жаль, что твой отец не смог прийти, Элла. Хотя профессор Оттер никогда не принимает приглашения на чай. У него есть дела поважнее.

Девчонка смотрела волком. Она примостилась на низкой скамейке, неуклюже подобрав под себя ноги. На её зелёном платье, на самом видном месте, красовалось грязное пятно. Чёрная чёлка ровной линией пересекала лоб, и у неё были очки в тонкой металлической оправе. Важно замечать детали, подумал Квентин; никогда не знаешь, что пригодится.

Миссис Чизман продолжала:

– Профессор Оттер американец, но много лет назад он приехал сюда учиться, потому что любит всё древнее, а в Америке мало древностей. Напомни-ка ту забавную историю, которую он любит рассказывать, Элла.

Девчонка нахмурилась ещё больше и не ответила. Квентин понял, что всё это действо противно ей не меньше, чем ему.

– Профессор говорит, что самое старое здание в городе, где он вырос, всего на десять лет старше него. Представляете такое в Англии! – Миссис Чизман рассмеялась собственной шутке и хлопнула в ладоши: – Чаю?

Миссис Финч погладила подушку рядом с собой. Квентин притворился, что ничего не заметил, и взгромоздился на стул рядом с пианино, как можно дальше от Финчей. Мисс Диеринг предложила ему пирог. Если уж ему предстоит провести в этой темнице ближайший час, надо постараться скрасить себе жизнь. Он взял самый большой кусок пирога и заметил, что мисс Диеринг выбрала кусок не сильно меньше.

Миссис Финч отказалась от сладкого и сказала, сияя от воодушевления:

– Кто-нибудь слышал о жутком ограблении майора Коркорана?

Ограбление? Квентин чуть не подавился.

Девчонка уставилась на миссис Финч. Видимо, ограбление стало новостью и для неё. Миссис Финч продолжила:

– Попси слышала – так ведь, дорогая? – От одной из наших горничных. Несколько вещей исчезло прямо с письменного стола майора.