Он задыхался, выгибался, кричал, шептал, и снова кричал.

Чужие руки, столь правильные и нужные, гладили и сжимали. Прижимали к себе теснее и не давали окончательно потеряться, и все стало лишь одним слепым удовольствием.

Кроули не знал ранее такого удовольствия, поэтому сейчас просто давился в неясных криках, всхлипах, в чем угодно, будучи без возможности нащупать реальность. Да он и сомневался, что она была вовсе.

Он хватался за чужие волосы, заставляя откинуть голову, целовал и вылизывал шею, и получал в ответ такую же простую и грубую ласку.

Их руки сплетались, сжимались, разжималась, плутали по телам друг друга и снова сжимались в замок. Кровать скрипела, казалось, едва ли не ходила по выдраииной и блестящей плитке.

Гавриил двигался будто бездумно, заходя до основания, выбирая бешеный дикий ритм, такой, что Кроули невольно сжимался от очередного грубого резкого толчка.

Они целовались, кусались, едва не вылизывали друг друга, и Кроули лишь про себя едва успевал удивиться тому, откуда в ангеле может быть столько страсти.

Впрочем, он как-то отдаленно осознанием (едва-едва потому что мысли по-прежнему напоминали растерзанный пазл) осознавал, что проблема в том, что Гавриил слишком долго ждал. Искал. Хотел.

Он резко оперся по обе стороны от головы Кроули, закинул его ноги к себе на плечи и вошел под другим углом, заставив Кроули тихо заскулить от нахлынувших чувств.

Двигаясь размашисто, быстро, он будто сам был в забытье. Кроули бы не удивлялся, если бы оно реально так и оказалось.

Он вцепился в его плечи, пытаясь хоть немного совладать с собой, но каждый новый толчок был подобно лавине. И Кроули снова забывался, и снова падал, и снова терял себя, едва соображая, где он и что он.

Слава человеческим телам, которые не могли бы выдерживать такую пытку слишком долго, и тому, что тело Гавриила было менее тренированным. Он кончил, уткнувшийся в макушку и гортанно прорычав. Так, что Кроули сначала и не понял в своем забытье, что это он.

Кроули уткнулся в плечо, и едва не взмолился, когда Гавриил помог ему рукой. Руками. Одна опустилась на его член, обхватывая и двигаясь в том же темпе, что и толкался Гавриил, а пальцы другой ловко протиснувшись меж влажных бедер и ягодиц, приноровляясь к тому же ритму.

Звезды у Кроули под веками буквально уже взорвались, и он лишь больно укусил Гавриил за плечо, прежде чем сжаться и кончить, напрягшись всем телом.

Гавриил не поменял положения. Как и у Кроули. Ангел что-то шептал, поглаживая плечи, а Кроули расслышать его толком и не мог. Голова шла кругом, колени дрожали, сил не хватало даже на то, чтобы поднять руку.

В голове было мутно. Будто бы и вправду все мысли, все установки, все сознание разрушилось, и Кроули надо было все собирать по кирпичикам.

Он открыл глаза, когда Гавриил чмокнул его в закрытое веко.

Гавриил красивый. До отвращения красивый.

Модель с обложки белья Кельвин Кляйн

У него красивая широкая челюсть с легкой темной щетиной, прекрасные лицевые мускулы, невероятные скулы. Разрез глаз и форма бровей — и те идеальны.

Гавриил был таким всегда. Сколько его помнил Кроули.

Он провел кончикам пальцев по колючей щеке, и Гавриил потерся щекой о чужую руку.

Кроули моргнул.

— Это бред, — прошептал Кроули. — Проклятье. Просто проклятье.

— О чем ты? — заботливо спросил Гавриил, и аккуратно подтянул безучастное и совсем какое-то не демоническое тело Кроули вверх, к подушкам, сам укладываясь на бок, опираясь на согнутую в локте руку.

Кроули смотрел в потолок широко раскрытыми глазами. Такими, будто был чем-то испуган. Гавриил соображал с трудом, и он лишь мог бессознательно что-то рисовать кончиками пальцев на его плечах и тяжело вздымающейся груди. Он делал это, пока Кроули резко не перехватил его руку, сказав:

— Хватит.

— Что? — непонимающе моргнув, удивленно спросил Гавриил, однако руки не вырвал.

— Я сказал хватит.

Когда Кроули убрал свою руку, запястье Гавриила ещё некоторое время оставалось в невесомости, пока он осторожно не уложил свою ладонь — большую и сильную — на вздымающийся от каждого выдоха живот.

— Ты делал это в той же траектории, что и тогда. Рисовал созвездия, — пояснил минутой позже Кроули, все же повернув голову к Гавриилу, посмотрев в глаза.

— Прости. По инерции, - Гавриил нерешительно поднялся пальцами вверх, по вздрогнувшему от простой ласки животу, вверх, пытаясь касаться круговыми движениями. Та траектория имела углы. Эта же не должна была такого повторить. Наконец, он поднялся к плечам и шее, тяжело вздымающийся груди, внимательно следя за его реакцией. А после наклонился и поцеловал. — Что случилось? — Гавриил прекрасно ощущал, что Кроули что-то разочаровало, казалось, сразу же после, и Гавриил не мог понять, что именно.

— То, что я проклят, вот что, — абсолютно беззлобно, насколько он мог, сказал Кроули и выцепил его руку, переплетая их пальцы, спуская её вниз, на уровень живота. — Я не простил тебя. И не прощу. Никогда. И все шло хорошо, пока ты не явился. Как мне теперь от тебя отвязаться? Я не могу. Не хочу.

— Тогда зачем это делать?

— Затем, что ты ублюдок. Гавриил. Затем, что по твоей вине я такой. Посмотри на меня!

Кроули резко спохватился, садясь и Гавриил растерянно оглядел его.

— Я как пугало среди вас! Не осталось ничего от Кроли! Какая-то там благородность, какая-то там изысканность. Длинные волосы, движения, чу­десив­шие звезды и млечные пути. А сейчас! Посмотри! По-паучьи длинные руки, отсутствие изощренных движений, одна грубость и резкость. Сам не знаю, куда бежать и что делать! В голове вместо мыслей какой-то котлован всевозможной дряни! Хочу то бежать отсюда, от вас всех подальше, то к вам. То рвет к вам, то рвет от вас. Я настолько обнищалый морально кретин, что готов броситься в руки даже к тебе, к существу, которое схватило меня за крылья, выдернуло из нормальности, и засунуло по голову в бурлящий котел, лишь бы перестать мучатся этой недостачей всего. Посмотри на меня! Я отвратителен, черт все бы это побрал!

У Кроули сбилось дыхание от злости на самого себя, на собственное бессилие, и замолчал он лишь тогда, когда Гавриил аккуратно коснулся его руки.

Сердце колотилось в глотке.

— Кроули, по..

— Постой, — прервал его Кроули, не желавший кончать свой монолог. Он подался вперед, нажав ладонями на расправленные плечи, заставив лечь на кровать. Он навис над ним. — Ты же это знаешь. Ты знаешь. Поэтому ты рвешься ко мне: существу, которое ты втоптал. Я знаю, что ты всё понимал заранее. Я знаю, почему ты ко мне рвался. Одиноко шастающему ангелу. Ты знал, что хотел из меня выудить. Без этого не случился бы дисбаланс. Знал. Ты все знал. Знал заранее, что ты столкнешь меня с места рядом, знал, что мне уготовано. Но сам-то не просчитал, что, — он нагнулся к нему так, что они коснулись носами. Гавриил не дышал. Затаил дыхание, — не просчитал, что будешь потом меня искать и хотеть все оставшееся нам существенное. И что найдя все равно покоя не обретешь. Я, лично, нихрена не обретаю с каждой секундой кроме желание разодрать себе лицо ногтями, потому что страшнее всего в лице своего палача видеть свой кислород.