Его дыхание сбилось, будто бы это ему сейчас дрочили. Он двигался ритмично, сжимая и периодически соскальзывая большим пальцем к головке, растирая смазку. Гавриил был твердый и крепкий, и, на самом деле, Кроули не хотелось сейчас говорить никаких речей. Внезапно для себя он вспомнил, что последний секс у него был десяток лет назад. Просто не хотелось.

— Но почему я тогда продолжаю ходить кругами около Дьявола, раз так не хочу всего этого?

Непонятно было, спросил ли он это у себя или у Гавриила. Никто особо уже не следил за словами. Оба были сконцентрированы на руке сжимающей и ласкающей. Кроули двигался удивительно правильно и с нужной скоростью, сжимая не сильнее нужного.

— Я могу этими губами не только вести монологи о боли, — он облизал губы, продемонстрировав ловкий раздвоенный язык.

Брови Гавриила были сведены к переносице, рот едва приоткрыт, губы влажные — то ли после поцелуя, то ли потому что он их бесконечно облизывал. Его пронзительный взгляд играл по нервам ничуть не хуже, чем недавнее верчения самого Гавриила около него в попытке… чего он хотел, Кроули не знал.

В любом случае, за всем этим Кроули медленно опустился вниз. Своим языком он пользоваться действительно умел, и Гавриил лишь ухватился за ограду, когда длинный (слишком) язык обхватил по всей длине, уделяя его члену вездесущее внимания.

Он весь напрягся, когда Кроули подался лицом вперед, вбирая в себя какую-то часть, и Гавриил, не удержавшись, дернул бедрами вперед, входя глубже.

Рот, влажный и горячий, в который Гавриил слепо толкался глубже, губы, плотно обхватывавшие, влажный теплый язык вылизывающий всего. Скользил от самой глотки к поджавшимся яйцам. Кроули орудовал своим ртом так натренировано и ловко, что Гавриилу лишь оставалось сдавленно стонать, сжав одной рукой поручень перегороди, а другой — зарыться в короткие волосы, сжимая и периодически ритмично двигая рукой будто бы Кроули сам не знал, какой темп был нужен.

Знал.

Именно поэтому довел до исступления за несколько минут, и Гавриил постыдно кончил внутрь горячей глотки. Кроули сглотнул все, облизал губы и посмотрел сверху вниз. Его выдавали только покрасневшие щеки, мокрые губы и стекающая с подбородка слюна. Он медленно моргнул.

И дальше никто бы из них не вспомнил, как они снова оказались в стенах мраморной ракушки. Телепортация, автомобиль — неважно.

Важным было то, как легко с Кроули снималась одежда, отлетала в сторону, почти не путалась в ногах.

Как чудесно сам Кроули вкладывался в его руки. Каждый изгиб, каждая мыщца, каждая кость — как влитые были в руках Гавриила, и тот, как в забытье, трогал везде, где мог. Слышал в ответ не то стоны, не то мычание, не то неясные всхлипы, но все они были вылиты из наслаждения.

Кроули молчал — как последний партизан, молчал — и дрожал, когда ласки становились все более нетерпеливыми, все более требовательными, все более мучающими. Кроули молчал. Не говорил того, чего бы хотел услышать Гавриил, но вновь и вновь оказываясь в его руках, Кроули ощущал себя так к месту, так нужно, что он снова и снова терялся.

Он пытался собрать свои мысли, свой разум, как-то дергано стаскивал с Гавриила одежду, пока совсем не отчаялся и щелчком пальцев не оставил его без нее абсолютно. Лишь на секунду застыл, уперевшись ладонями в напряженную, твердую, тяжело-вздымающуюся грудь, и оглядел всего. Пожив на земле, перенимаешь человеческие привычки.

У Гавриила, внезапно, под одеждой все оказалось ещё куда лучше, чем без неё. У него была невероятная конституция тела. Крепкое, накаченное, твердое, Кроули, никогда не страдавший хоть толикой комплексами, внезапно ощутил себя таким неправильным. Вот он — Гавриил. Такой, как выглядят модели белья Келвин Кляйн. И вот он, Кроули — долговязый, тощий, какой-то чересчур изворотливый и дерганый. Какой-то весь будто в неврозе, будто в вечной обсессии.

Гавриил внезапно поцеловал, прижался твердым членом к животу и Кроули тут же забылись все эти глупые, ходящие меж людей, мысли.

Какие, к черту, тела. Какой это имел смысл, если он подходили друг другу как кусочки пазла? Идеально и правильно, Кроули чувствовал его руки и понимал, что более верного места для них ещё не было.

Они, обнаженные, стояли тесно прижатые друг к другу, слепо шарящие по телам друг друга и целующиеся. Кроули даже как-то и не хотелось никакого секса. Только в этом моменте страсти и чувственности было больше, чем во всех тех нескончаемых раз, когда Кроули занимался подобным.

В любом случае, они оба, внезапно для себя, нашли друг друга на этой большой холодной кровати, которая с радостью приняла в своих объятья, и Кроули лишь дернулся под Гавриилом, поворачиваясь на живот. Хотелось поскорее попробовать, узнать, как это с Гавриилом, и снова провалиться в бесконечные объятья и страсть. Он просто хотел узнать, отличается ли чем-то секс с ангелами от секса с людьми.

— Кроули? — позвал его Гаврил, нависнув над ним, нагнувшись к самому уху.

Кроули ответил неясным стоном и уткнулся лицом в сгиб локтя, ощутив, как Гавриил елозит членом меж ягодиц.

— Уверен?

— Нашел, что спрашивать, — с придыханием ответил Кроули и сам проскользнул рукой меж их телами, обхватывая чужой член.

— Нет, стой.

Кроули едва не взвизгнул, когда его резко схватили, положили на спину и придавали весом совсем не худого тела. И вот он, Гавриил — страх и страсть сердца Кроули — нависали над ним и смотрели своими бешеными глазами. В них обоих пульсировало желание, и ещё что-то, что Кроули никак нащупать не мог.

— Кроу-ли, — внезапно по слогам сказал Гаврил, шумно выдохнув. Его дыхание пахло талым снегом. Кроули вздрогнул. Гавриил закрывал собой потолок, и Кроули лишь поерзал, раздвинув ноги и обняв ими за талию, больно вдавившись пяткой вниз поясницы. — Я тебя люблю. До сих пор.

Гавриил смотрел как зачарованный, как в бреду, как не в себе.

Кроули лежал под ним, таким, каким он его помнил. Нет, конечно, он был новым, но часть его по-прежнему была тут. В нем. Эти ангельская кротость, нежнейшие касания, боязливые взгляды из-под ресниц. Неясный демонический ропот был всего лишь фоновым шумом. Настоящий Кроули лежал под ним, до ужаса являющийся тем Кроли. Ангельский невинным и отстранённым от всех. Сам по себе, до страха красивым, до затаившегося дыхания тихим и внезапным.

Кроули ничего не ответил. Лишь взял чужое лицо в ладони и поцеловал.

Гавриил вошел резко и достаточно грубо, но Кроули, казалось, напрягся на какую-то долю секунды и тут же расслабился.

Гавриил сжал его в своих руках, придавил весом своего тела окончательно и двинулся на пробу. Кроули, кажется, в этот же миг затерялся окончательно.

Будто бы все понятия в его голове перемешались, растерялись, перестали иметь смысл.

В голове лишь мелькали какие-то странные обравчатые названия, слова, междометия. Ничего более.

Это было абсолютно по-другому.

Кроули хватался то за простынь, то за плечи Гавриила, то за его волосы. Он метался под ним, как уж на сковороде без масла, не зная, куда деть себя и свое тело. Все чувства будто бы смешались, образовав собой единый симбиоз. Очень мутный и неясный. Такие же, как и глаза у Кроули в этот миг.