— М, наверное? — ещё ближе. Он выровнялся с Кроули. Его взгляд, изучавший сотни оттенков в этом черном. Черный, который являлся центром. Обнулением. Россыпь бисеринок-звезд — таких же, что и на коже Кроули. Ярких и золотых. На Кроули много золотых созвездий. — Меня называют Гавриилом.

— А меня никак.

Гавриил повернулся к безызвестному ангелу. У Кроули тогда и впрямь не было имени. Он не видел в этом смысла, дело не в названиях, дело в том, как это работает. Дело в том, как кожа Кроули светилась изнутри.

— Ммм, вот оно как, — назвавшийся Гавриил кивнул, склоняя голову на бок. Его взгляд перемещался то с лица безызвестного ангела, то к звездам. Бисеру, жемчужинам, кристаллам. Драгоценные камни бесконечного пространства. Кроули делал красивые вещи. Он никогда в этом не сомневался. — Думаю, тебе нужно название.

— Зачем? — он повернулся к нему, опустив руки, и Гавриил видел, как от них шла линия переламывающегося света. Мягкое золотое свечение. Кроули будто был золотом литый. Он был прекрасен.

— Так легче. Если ты кому-нибудь понадобишься, никто не захочет кричать “эй ты, с шестью крыльями, пятью глазами и золотыми звездами на теле, иди сюда”.

— Странно, но я никому еще не понадобился. Так что это лишнее.

Гавриил улыбнулся. Его лицо и глаза. Кроули все никак тогда понять не мог, что они ему напоминали. Такого оттенка фиолетового он не видел в космосе. Слишком… холодный. Не живой. Конечно же, они и не были живыми, но цвет… цвет был странным. Что-то в нем было, куда глубже и сильнее, чем Кроули мог думать о нем. Хотя тогда он и не думал.

— Потому что тебя неудобно звать. Как насчет, — он повернулся к недавно созданному созвездию. Яркому, витиеватому. Это прямые линии, которые ты невольно вырисовываешь. От звезды до звезды. От пункта а, до пункта в. — Кроли.

— Кроли?

— Да, знаешь, от тебя мурашки по коже, поэтому Кроли.

Названный Кроли вздернул брови и моргнул.

Цвет его глаз тогда — золотой. Сияющий, яркий и блестящий. Чистое жидкое золотое. Россыпь золотых веснушек на висках, острых скулах и носу.

У Гавриила цвет глаз — ледянисто-фиолетовый. И его кожа идеально чистая. Не было там никаких веснушек. Не было вообще ничего. Идеальное полотно. Такое, каким однажды было пространство до космоса. Ещё тогда, когда оно вовсе не было никаким космосом.

От тебя мурашки по коже — он так и не понял, что это значило.

________________________

Есть правила, которые работают. На которых держится устройство этого мира.

Рука Кроули была приложена к некоторым из них. Ужасным или нет — не имело смысла. Он не был причастен к правилам работы Ада.

Он оказался там одним из первых, и все случилось само собой.

Нет друзей, нет поддержки, нет рядом никого.

Когда ты оказываешься на земле — первым делом стремишься к контакту. Хоть к кому-то. Найти, нащупать — увидь меня.

Конечно же, у него был Азирафель. Был, есть, будет — он не думал об этом. Это всё равно было издевательством.

Их общение не заладилось. Не могло заладиться.

Кроули не помнил, как надо было общаться, чтобы рассчитывать на дружбу.

Понимаете ли, он провел неопределенный промежуток в Аду, шляясь меж холодных темных стен с опущенными вниз глазами, напарываясь на каких-то отдаленных личностей. Он знал их имена. Он знал старожил. Он даже помнил Сатану до падения. Он был с ним знаком.

Кроули любили там, внизу. Любили по-демонически, отдавая лучшее земле, чтобы сеять злобу, ненависть и хаос.

Кроули любили, но об этом никогда не говорили. Никакой дружбы и признания. Ад был создан не для этого.

В Аду всегда холодно и зябко, и когда ты выходишь на свет, просто не понимаешь, как тут теперь надо жить. Как сделать так, чтобы глаза приспособились к свету.

Кроули не знал, что нужно было делать для Азирафеля. Первые шаги, первые слова, в итоге он не может рассчитывать ни на что, кроме приятельства. Раз в сто лет или реже. Сколько прошло с их последний встречи? Кроули не помнил.

Кроули хотелось скулить.

Ему всегда холодно, страшно, плохо. Он всегда ощущал голод и странную боль в груди.

Потому что он был одним из первых. Они все такие. Они все болезненные.

Он мог ощутить, как что-то драло его горло. Это не было рыданиями (рыдания всегда болят у глазниц). Это было крики. Слова, которые он не смог сказать.

Его взгляд — болезненный и несчастный — пялился в пространство перед ним.

Он был великолепен, как демон. Его руки, его тело и энергия — он делал все превосходно. Как амбассадор лично от Ада — он был превосходен.

Но все это по-прежнему было молча.

Тебя в любом случае презирают. Так это работало.

Озноб, слабость и боль — Кроули из этого сшит.

Он вышел из машины на подкосившихся ногах, желая вдохнуть воздуха. Желая ощутить себя частью мира. Стоя в черном костюме под дождем, он откинул голову назад. Волосы начали намокать. На стекла черных очков упали пару капель дождя.

Он огляделся.

Одинокая тихая дорога. Карьер, огороженный деревянным заборчиком. Достаточно хилым, чтобы при столкновении машина скинулась вниз. Это тоже его рук дела. Это он придумал.

Он подошел к нему, касаясь ладонями старого, местами прогнившего дерева. Оно было мягким и мокрым. Внизу, у самого подножья, можно было рассмотреть пару машин. Сломанных и проржавевших. Возможно, там можно найти пару костей, которые чудом не сгнили или не были съедены зверями.

Мокрые пряди упали на лоб. С кончика носа упала капля.

Кроули быстро продрог. Большую часть времени ему было зябко, а под дождем — тем более.

Огонь в венах давно его не грел. Отопление или камин, кофе или алкоголь — ничего уже не работало. Как и любое обезболивающее, он привыкал к нему и спустя время не было ничего, кроме странного тупого чувства в груди. Кроме желания скулить. Так неблагодарно для демонов. Для демонов типа него.

— Ох, Кроули, давно не виделись.

Кроули с трудом выпрямился и повернул голову так механически, что рядом стоящему могло показаться, что он услышал скрип.

Кроули оглядел Азирафеля. Под зонтом, в своем этом тепло-ванильном костюме. Одежда Азирафеля всегда была теплых оттенков. Кроули до сих пор помнится цвет одеяния Гавриила. Он был холодным. Этот белый — был холодным. Как и цвет его глаз.

Кроули не знал, почему помнил его.

Он бы предпочитал никогда более его не вспоминать. Это просто его ошибка. О таком не хотелось говорить.

— Мг, — неясно промычал Кроули и снова отвернулся. Густой темный лес. Ночной сумрак и затянутое и так черное небо свинцовыми тучами. Казалось, сегодня ночь была намного чернее и холоднее, чем обычно.

— Что ты делаешь тут? Кажется, это довольно пустынная местность? — Азирафель подошел ближе, неуверенно нависая частью своего зонта над Кроули.

Энтони вздрогнул.

Проблема не в зонтике. Проблема в том, что Азирафель, как и любой другой ангел, теплый. Это тепло всегда ощущается для Кроули. Но это не то, что грело его. Это то, что напомнило ему о том, что сам он не согреется больше никогда. Только вечный холод и изморозь.