— Ты не можешь быть уверен, что все было абсолютно под планом Богини. Никто не может. Почему ты боишься этого? Почему ты боишься отказаться хоть от чего-то? Почему ты лез в первого попавшегося?

— Разве? Я никогда этим не занимался. Даже в случае тебя…

— Ты все равно был поблизости. Ты всегда был рядом. Ты хотел быть. Почему ты боялся?

Кроули поджал губы и аккуратно отпустил его руку. Сердце в груди ходуном ходило от глотки к низу. Он не мог успокоить себя.

Почему?

Он не знал.

— Потому что я боюсь, что это может повлечь за собой то же, что было после моего выбора. Я лежал там, внизу, и у меня торчали ребра из плоти, потому что кислота выжгла все. И пока я падал — все эти звезды на мне, все это дерьмо, они выжигались так, будто бы во мне ползали черви, состоящие из пламени. И… — Кроули резко прервался. Он сжал зубы и быстро отвел взгляд. Азирафель следил за этим. — И не было гарантий, что такое не коснется тебя. Мне одиноко, черт, мне всегда одиноко, а ещё холодно, и я го…

Голод.

Кроули прервался.

Он только сейчас понял, что не чувствовал голода.

после этого поцелуя — голода не было.

— Я не чувствую его, — ошеломленно произнес Кроули. Кажется, что даже очки сползи на нос, открывая его глаза.

— Что? — Азирафель удивленно моргнул.

— Я не чувствую голода. Стой, давай ещё раз, — он резко взял лицо Азирафеля в свои ладони, чуть склоняя его вправо, из-за чего Азирафель только успел пораженно раскрыть глаза — и снова поцеловал, пытаясь уловить каждую эмоцию и чувство, что он ощущал.

Их губы и язык. Он целовал глубже, чем в прошлый раз. Ещё более жадно. Ещё более сильно. Он находил отклик в его дыхании и том, как тот отвечал. Его тело и дыхание.

Чувство насыщения обволакивало его.

Он отстранился от его лица, по-прежнему держа его в своих ладонях. Покрасневшие щеки и тяжелое дыхание. Они выглядели совершенно одинаково.

— Я не чувствую голода, Азирафель, — тихо, почти что осторожно прошептал Кроули, подаваясь лицом вперед так, что они стукнулись лбами. — Что происходит? Это же глупо. Почему я… я не должен.

— Не должен что, дорогой? — спросил Азирафель, тоже в ответ касаясь ладонями его щек, поглаживая острые покрасневшие скулы.

— Не должен чувствовать этого. Я всю жизнь так живу. Холод, голод, одиночество, боль. Почему мне… Почему я больше не боюсь? — он спросил это внезапно даже для себя.

В голове роились мысли, но ни одна не могла показаться ему достаточно точной или правильной.

Пазл не сопоставлялся.

что этим хотела сказать Богиня?

Они стояли вот здесь, в этой светлой комнате, прижатые к другу другу, державшиеся за лица и ощущая дыхание друг друга на своих губах. Предельно близко и странно.

— Почему оно так работает? Я чувствовал такое там, вверху, но там.. я не был демоном. Почему я успокаиваюсь с тобой? Почему это происходит?

— Разве это не всегда происходило? — Азирафель спустился ладонями вниз, к тяжело вздымающейся груди, а после скрепил пальцы в замок за его напряженной шеей.

Азирафель сказал это, и Кроули с ужасом осознал, что да, так было всегда. Этого он всегда боялся, когда находился с Азирафелем. Он начинал ощущать чувство спокойствия, боялся его и убегал снова.

— Черт! — внезапно выкрикнул Кроули, едва отдаляясь от Азирафеля, и тот нехотя расцепил руки. — Вот о чем это было!

Азирафель внимательно следил за внезапно оживившим демоном, но никак не мог понять его реакции.

— Ты понимаешь, да? — чуть ли не задыхаясь, воскликнул Кроули.

Азирафель медленно отрицательно покачал головой, будучи неуверенным, что он в действительности понимал Кроули правильно.

— Это и было наказанием, — на выдохе сказал Кроули. — Точнее, есть, — он кивнул сам себе. — Я сам создал эти чувства, и теперь не могу чувствовать себя комфортно, если их нет. Я вырастил их, и теперь, без их полного ощущения, я чувствую себя так. Поэтому я боялся. Это рефлекс собаки Павлова. Падать мне было больше некуда, но я думал… думал, что если позволю себе это снова, то это заставит меня страдать ещё больше, — на выдохе окончил он.

Поэтому Гавриил не мог дать ему вездесущного чувства тепла. Поэтому он не утолял его голод.

Потому что там, наверху, он был с ним. Потому что это тоже касалось его. Он тоже был голоден. И он не мог иметь столько тепла.

но почему Кроули по-прежнему хотел его?

— Но я все равно не понимаю, почему ты так рвался ко мне, — уже многим тише сказал Кроули, когда пришел в себя.

— Мне казалось, что это будет правильно, — на выдохе сказал Азирафель. — Мне не хватало тебя. Возможно, ты и вправду инфекция.

Болезнь.

Поражение всего существа.

Ощущение нужды в большем.

вот о чем всё это время был Кроули.

Больше всего он нуждался в тех чувствах, что ощущал там, наверху. С Гавриилом.

Поэтому ему хотелось Гавриила. Поэтому ему хочется Азирафеля.

Это кажется Кроули ещё более сложным, чем до этого.

Но если Гавриил и вправду его любил, почему позволил сделать ему так больно?

Азирафель снова протянул к нему свои руки. И Кроули в этот раз сдался снова. Окончательно. Азирафель обнял его, и все как-то незаметно исчезло. Мир и пространство. Смысл хоть в чем-то и их собственные сущности.

Он уткнулся лбом в чужое плечо и скрепил руки за его спиной, едва не повиснув.

Между ними гуляло чувство приятности.

(а изнутри Кроули продолжали жрать чувства оторванности от мира, неправильности и непонимания)

========== Chapter 7: I know that I’d die without you ==========

Ты просыпала соль

Мы поссоримся с тобой

Ты прости свою боль

Отпусти меня в поле

В конце концов, Кроули все равно ощущал себя так, будто бы его из собственной шкуры хотят вытащить. Будто бы весь его разум шел по швам и трескался. Он хотел их обоих. И не мог с собой ничего поделать.

Темнело.

Кроули не мог похвастаться чувством нужности. В смысле, нет, конечно же он верил в искренность Азирафеля, конечно же, он верил ему. Не хватало принадлежности.

— Не злишься? — спросил Кроули, почувствовал шаги за спиной.

Он стоял у пруда, бесцельно пялясь в гладь воды и на то, как свет от фонаря растекался по ней, лишь изредка вибрируя от воздуха.

— На что? — Гавриил встал рядом.

На улице было достаточно холодно, и Кроули ощутил холод вновь. Но физический. Он его уже так не пугал, как то, что жило в нем все это время. После того, как он, наконец, отступил, дышать стало легче. Он сознавал, что если он проведет достаточное время без хоть кого-то из них, то его снова схватит холод, голод и боль.