— Мне никогда не было стыдно перед ней за любовь. За тебя.

— А за страсть? Страсть грех, Гавриил. Страсть с демоном — ужасный грех.

— Мне не стыдно. Никому из нас не стыдно.

— А если ты падешь? — жалобно спросил Кроули, моргнув и поджав губы.

Гавриил так и застыл.

Так вот о чем он говорил. Вот про какую инфекцию он говорил. Вот почему он боялся.

Сердце Гавриила в тот же вмиг сжалось в какой-то дикой неописуемой муке. Почему, черт возьми, Кроули, боялся за его падение, когда он пал по причине него? Почему он боялся за это, почему не хотел этого, если ему пришлось пережить подобное из-за Гавриила?

Пораженный взгляд Гавриила и затянувшееся молчание.

— Ты даже лучше ангелов. Ты лучше их всех, — неосознанно прошептал Гавриил, смотря в глаза Кроули.

Кроули — демон — больше всего боялся, чтобы подобное пережил Гавриил.

— Заткнись. Я не лучше. Я… — его голос содрогнулся. И внутри него тоже — все вздрогнуло. Его тело будто вновь ослабло так, будто он сотворил ещё одну телепортацию. — Я слабак.

Эти слова прозвучали для Гавриила как пощечина. В звенящей тишине, которая смешивалась с их дыханием, он слышал это эхом. Его интонация — несчастнейшая и жалобная. Кроули боялся. Но не за себя. За него.

Демон, боявшийся за ангела.

За ангела, который причинил ему самую большую боль.

Гавриилу захотелось разрыдаться от этого. Но вместо этого он аккуратно принял сидячее положение, бережливым движением убирая упавшие на его лоб пряди. Их дыхание и ритм сердца, что билось в унисон. Они смотрели друг другу в глаза.

— Теперь я понимаю, о чем хотела сказать Богиня, — низко прошептал Гавриил, подаваясь лицом и целуя. Так аккуратно, так нежно, как только был способен. Так, как это было в первый их раз. Со страхом, бережливостью и чувством чего-то неизведанного. Будто бы этим он хотел извиниться, будто бы он молил его о прощении.

Кроули судорожно выдохнул и обнял за шею, ближе прижимаясь, притираясь к его телу, его рукам.

— Если она и вдохновлялась чем-то, перед тем, как создать Землю, то только тобой. Без тебя бы ничего не было. Ни Ада, ни Земли, ни нас, Кроули, ты слышишь меня? — его ладони — большие и широкие — аккуратно взяли его за лицо, пальцы зарылись в короткие волосы, аккуратно поглаживая, будто бы успокаивая. — Хватит, Кроули, умоляю. Я не знаю, что в тебя такого засунули, чем ты жил все это время и о чем думал, почему ты падаешь все дальше и дальше, но, послушай, хватит. Я же здесь.

У Кроули потемнело перед глазами. И весь мир, вся вселенная и пространство, все сошло на нет.

Только тьма, он и звук капающей воды.

Всепоглощающая и чернее самого превосходного черного, что он видел в космосе.

Он пришел в себя, когда капля воды с его лица упала на пол.

И в голове снова эхом раздался этот звук.

Гавриил стер большим пальцем след от влаги и поцеловал в полузакрытое веко. С такой любовью и осторожностью, что Кроули чуть не потерял равновесие. Он прошелся руками к его плечам и чуть нажал, заставив Гавриила снова лечь на пол. Он нависнул над ним, поерзав задницей на чужом паху.

— Я здесь не за этим, Гавриил, — хрипло прошептал Кроули. — Не за любовью. Дьявол все ещё ждет от меня успехов. Ты не достучишься до меня. Не зови. — Кроули не просто просил. Он умолял.

Гавриил громко выдохнул через нос. Его ладони на его бедрах. На теле, коже, которую он вспоминал бесконечное количество раз, желая только иметь право вновь коснуться его.

Имел ли он право жаловаться?

Он не знал.

Кроули выглядел несчастным.

— Зачем ты пытаешься обмануть себя, Кроули?

Кроули резко оскалился, напрягся. Он соскользнул ногтями по его коже, царапая.

— Я никому не вру. И не врал. Ни вам, ни себе. Я злой, я мудак, тварь. Я…

— Тогда почему ты боишься за меня, а не за себя?

Кроули замер. Закрыл рот и поджал губы. Его глаза — бешеные и злые — смотрели в упор, и Гавриил мог ощутить, что в них буквально что-то бурило, кричало, что-то рвало.

— Потому что, — Кроули прервался так же резко, как и начал.

— Потому что ты превосходен и ни…

Звук от удара раздался в этой тишине оглушительным выстрелом. Кроули ударил так, что Гавриил невольно повернул голову налево, утыкаясь взглядом в такую же холодную, как и все здесь, стену. Щека жгла. Болела челюсть.

— Никогда не говори этого вслух. Никогда, слышишь? — послышался голос откуда-то сверху, и Гавриил перевел взгляд со стены на Кроули.

Увидь бы его кто другой в этот момент, то он бы наверняка подумал бы, что он был в ярости. Но Гавриил видел, что он скорее был в ужасе, в страхе, в недопонимании. Его руки на бедрах давали ощутить Кроули буквально кожей. Ощутить все его колебания.

Его заставляли быть таким.

Он не хотел.

Гавриил не успел открыть рта — Кроули схватил его за подбородок и поцеловал, больно кусая за губы. Гавриил ответил на грубый, но больше просящий поцелуй. Он снова обхватил его за спину обеими руками, прочно прижимая к себе и, кажется, непроизвольно приложил чуть больше, чем просто человеческих сил, так что Кроули не смог бы выбраться, даже если бы и захотел.

Хотя он и не пытался.

— Не открывай глаз, — прошептал Кроули. Гавриил послушался. Он готов слушаться Кроули буквально во всем. После пережитой разлуки — что угодно и как угодно.

Гавриил не открывал глаз, но он все прекрасно слышал и чувствовал. Слышал то, как содрогался его голос, как напрягался он весь под его руками. А потом он чувствовал на губах соль.

Он не имел понятия о том, какие человеческие слезы на вкус.

Но почему-то сейчас он безошибочно определил, что это слезы. Когда что-то капнуло на его щеку, когда размазывалось меж их губ.

— Не смей, — задушено прошептал Кроули, когда увидел, как дернулись веки у Гавриила, будто он хотел их открыть.

Поцелуи выходили все более рваными, а потом и вовсе прервались на всхлип. Он застыл в миллиметре над губами Гавриила, а после уткнулся в его плечо. Весь дрожащий и болезненный, он уткнулся в самое теплое место на его теле — между шеей и плечом.

Гавриил медленно открыл глаза, пялясь в темно-серый потолок. Грязно-серый. Его хватка на худой спине ослабла лишь на секунду — только для того, чтобы удобнее его перехватить. Он уткнулся носом чуть выше виска, зарываясь в короткие волосы.

— Я всё еще люблю твои волосы. Даже несмотря на то, что они выцвели, — прошептал Гавриил.

— Заткнись, — просипел Кроули, пытаясь замахнуться кулаком, но почему-то остановился и его рука просто упала у плеча.

— И тебя. Тебя люблю. До сих пор. Больше чем Богиню, ты представляешь? — в его голосе послышатся тихий смех. Не издевательский. Мягкий и светлый. Такой, что Кроули показалось, что у него даже под веками темнота внезапно посветлела как-то — настолько светлым он был. — Знаешь, я обожал космос. А потом… а потом тебя там не было. И я понял, что в нём нет никакого смысла. В звездах, планетах, туманностях, этой космической пыли, черт, это не имело никакого смысла, понимаешь?