Но тогда он лишь позволял себе делать это что-то странное и непонятное. Что-то, что приносило им удовольствие. Неправильное и странное, оно заставляло хотеть ещё.

Ангелы никогда не были об этом.

Никогда никаких «ещё». Никакого пресыщения. Это не было об этом.

Но они были первыми, кто ощутили это.

________________________

Кроули, кажется, просидел в салоне своей машины неподвижно с десяток минут. Его руки были прочно сцеплены на руле, сердце билось в глотке, а перед глазами мелькали мушки. Его мелко трясло — и внутри, и снаружи. Что-то, что вызывало тошноту, билось внутри него.

У него начала кружиться голова, холод, который уже подступил к нему, едва он покинул библиотеку, сейчас становился болезненным. Настолько странным, что он даже казался ему горячим.

Придя в себя, он нажал на газ, рванув вперед по улице, едва не уносясь на повороте. Его напряженные плечи и руки, его бешеный взгляд и поджатые губы.

Черт, черт, черт.

Всё это не имело ровно никакого смысла, всё это было бессмысленно, глупо и тупо, черт возьми.

Он изменился с того времени. Всё изменилось. Никаких звезд, никаких веснушек, никакого золота. Только злость и инфекция. Только драма и страх.

В нём уже ничего не было от Кроли. Он Кроули. Дикий, злой и бешеный. И ничего не могло изменить этого.

Не должно было остаться ничего после того. Кто уходит, тот не должен возвращаться. А Кроули упал. Не ушел. Упал. Работал ли тогда этот закон в таком смысле?

И если да, то почему Кроули ощущал это? Почему нечто крепкое продолжало его мысленно удерживать у всего этого. Кажется, он до сих пор помнил досконально каждое чувство, что тогда только начинало расти в нем. Что только начало зарождаться. Он помнил это, и это было тем, что заставляло его хотеть развернутся и кинуться в руки Гавриилу. Простить все и вся.

Забыться в ладонях, в которых было непомерное количество ласки и нежности, которую тот скрывал глубоко внутри.

От одной этой мысли Кроули остолбенел и резко остановился на пустынной улице. Изредка ходили редкие пешеходы — но они были слишком увлечены собой, чтобы заметить странно катающуюся бентли.

Кроули тяжело и громко дышал ртом. Его растрепанные волосы и сузившиеся зрачки. Он устало застонал и упал лицом вниз, ударяясь лбом о руль. Его руки по-прежнему плотно сжимали его, будто бы эта была единственная его связь с реальностью.

Почему он продолжал хотеть его? Хотеть быть рядом?

Они не Божий план, черт возьми, весь этот план — сгусток воняющей неопределенной херни, в которой нет ничего, только смутно определенные события. И ничего более.

Почему, черт возьми, он не человек.

В людях все чувства имеют строго химическое и нейронное основание. Как компьютер. Чисто в теории, их можно прекратить посторонним вмешательством. Но в Кроули — ох, в Кроули.

В Кроули были настоящие чувства. Их источник. Самые что не на есть основа, суть и истина. Есть само определение этих чувства. Которые они когда-то породили, стали основателями, открыли нечто новое, перешагнули за границу.

И они были в Кроули, с того момента, всегда. Запуганные и напряженные от внутреннего угнетения, от собственного страха Кроули, но были. Пульсировали. Как острая боль, придавленная анальгетиками. Они не могли из него исчезнуть. Вечность. Вот срок, что им был определен.

— Дерьмо, — зло прошипел Кроули. Ему не помог бы ни один психотерапевт, чтобы попытаться разобрать его, как пазл, и понять, в чем была проблема.

Но я вам, позвольте, объясню.

Понимаете ли, нет ни у демонов, ни у ангелов такого понятия, как «становление личности». Тебе дали кусок какой-то сущности — некого нематериального сгустка энергии, сознания — а ты с него лепишь то, что первое в голову пришло. Как правило в голову ничего не приходило, потому что по началу ты сам по себе и представляешь неосознанный самим собой сгусток энергии. Потом есть тело. Крылья. Глаза. Много глаз — на кой хрен столько глаз? Тряпки какие-то есть. Вообще много чего есть.

Богиня начинает играть в какую-то странную игру, кидая карты на стол. Никто не знает о их значении и смысле. Только Богиня, которая, конечно, никому ничего не говорит. И вот так ты живешь. В непонимании.

И вот ты существуешь с чем-то непонятным внутри себя. Эти сгустки энергии, которые определяют некоторые вещи. Твои силы и ранг. Какой к чертям ранг и что с ним делать — никто до поры до времени не знал.

Проблема была в том, что та некая материя сознания в Кроули имела некие отличия. Гавриил не врал, когда говорил, что видел в нем что-то, что отличало его от других.

Кроули был созидателем. Понимаете ли, созидательство — очень тонкая и тяжелая работа. А ещё очень почтительная. Потому что этим занималась все существование Богиня.

Кроули — его телу, сознанию и сущности — уже тогда была отведена некая выделяющая на фоне всех роль.

Он мог создавать звезды. А ещё чувства, разграничения, строить границы и делать дыры в чем-то, что держало их там, в этом пространстве. Неосознанно, конечно, но что есть, то есть.

И после падения, после такой великой роли, когда он осознал, что теперь он ничего не сможет создать, он по-прежнему не имел этапа «установление личности». По причине того, что у него не было никакой личности. Был потухший взгляд, выжженная кожа и неправильно сросшиеся кости в крыльях. Как будто кто-то знал, как падать правильно. Никто не знал.

В Кроули всегда было это великое — стремление к великому. А ещё был подвал вселенной, мрачные лица и напряжённая атмосфера. Так происходит становление демона. Привет, добро пожаловать в клуб — говорит тебе Люцифер. Говорит: я тебя ненавижу, как и всех тут, но ты имеешь вес и значение. Обрадуй меня, заслужи мою похвалу, и, может быть, ты что-то получишь.

Так в этот сгусток энергии внутри вклинивается влияние извне. Так происходит метаморфоза.

Кроули убедил себя в том, что ему нужно быть таким. Злым, бешеным и диким.

Проблема в том, что он никогда не был.

Теперь мы близки к более материальному и понятному нам сравнению.

Человек с измененной психикой. С пострадавшей психикой. С сознанием, которое травмировали. Который претерпевает вынужденные изменения.

Выходит пародия на личность, будто в одном теле два человека, которые хотят разного.

Одна — играть в футбол, а другая — картофельные чипсы и сериал про наркодилеров.

Иногда Кроули хотелось к Гавриилу, и иногда — играть в футбол головами ангелов или людей. У Кроули был формат поведения, и была его искривленная суть. Поэтому он метался между двумя сущностями без возможности сделать выбор. Между верным и установленным он не мог выбрать что-то одно.

Кроули — человек с травмированный психикой.

И никто более.

Он снова газанул на бешеной скорости, едва не врезавшись в столб, но быстро зарулил направо.