— Я просто хо…

— Я сказал, что тебе не стоит, — прорычал Кроули. — Видишь мои глаза?! А клыки?! Меня ты видишь, гребаный архангел Гавриил?! — он резко схватил его за ворот свитера, притягивая к себе так, что они больно ударились лбами. Гавриил пораженно выдохнул. — Я гребаная инфекция, и если ты не хочешь присоединится ко мне, то держись подальше от меня. Это ведь только моя роль, да? Моя особенная роль.

Всё дело в желании. И Гавриил понял, что Кроули действительно не хотелось с ним говорить, когда он едва успел моргнуть и перед ним не осталось ничего, кроме пустынной улицы. Он чувствовал присутствие Кроули где-то неподалеку, но он лишь аккуратно осмотрелся. Что-то странное терзало его. Чувство недопонимания, невысказанных слов. Чувство, что он так и не смог извиниться, а так хотелось бы.

На самом деле, хотелось не просто извиниться.

Когда Гавриил увидел Кроули перед собой впервые не в своем больном воображение — он ощутил вообще все то, что хотел от него все эти бесконечные года.

Это слишком сложно, чтобы он смог объяснить себе подобное.

Понимаете ли, когда ты находишь свое место, а потом по собственной глупости (а ещё по Божьему плану, ага, куда уж без него) теряешь его, то последующие года, века, тысячелетия, ты просто не понимаешь, куда тебе деться.

Гавриилу оставалось лишь представлять под своими руками его острое плечо и больше всего желать увидеть его.

Конечно же, он находил его раньше. Видел в пабах, на улицах и магазинах. Мог коснуться его.

Но никогда не решался.

Больше всего Гавриил боялся, что Кроули откажется от него.

Точно так же, когда это косвенно сделал он сам. Во славу Божьему плану, он посмел отречься от чего-то, что имело для него самый великий смысл. Такого смысла он не видел даже в Божьем плане.

И за это потерпел наказание.

Кроули не собирался к себе его подпускать.

И о какой, черт возьми, инфекции он говорил?

Гавриилу не всралась ни инфекция, ни последствия. Не имеет значения, что произойдет с ним после. Лишь бы на момент с ним остаться, лишь бы объяснить. Лишь бы иметь право хотя бы на доли секунд его плеч коснуться с той бережливостью, с какой он делал это там, наверху.

В космосе, в котором Кроули был самым прекрасным творением.

(даже тогда Гавриил это понимал).

Плечи у него опустились. Он не имел права вклинится к Кроули насильно. Он все время просил разрешения. Трогая его на пробу, касаясь его взглядом, неловко руками — он всегда требовал от него разрешения. Волосы его перебирать, ощущать бушующую энергию в нем, желать только самого светлого — все с разрешения. С позволения.

Кроули пропадает из поля зрение, и это самый жесткий отказ в жизни Гавриила, которой он встречал.

Не то чтобы в конкретно его жизни вообще много было отказов, но он периодически видел их на улице, в прохожих. Какое-то кино один раз видел. Ещё что-то. Книги, журналы. О последнем он не вспомнил. Он слишком мало ошивается на земле, чтобы давать им названия.

На земле только у единственного существа есть название, потому что имя может иметь только то, что имеет смысл.

На земле только некий демон обладал для него именем.

Ничего более.

Он обязательно попытается позже.

Но не сейчас, когда Кроули был пронизан отчаянием, страхом и желанием убежать.

Он просто не мог себе этого позволить.

========== Chapter 4: I can’t help but love you ==========

я зaкрываю глаза,

а нa сетчатке отпечатана ты.

________________________

— У всего ведь свой особый смысл.

Вот руки Гавриила — ласковые, сжимались у его живота, прижимая к себе, и вот его слова. Странные, жгучие, неправильные. Кроули от них поежился, прижимаясь к нему ближе. Белые крылья взмахнулись над ним, укрывая от всего. Оставляя только их. Только руки Гавриила на его животе.

Руки, к которым Кроули проскальзывал и поглаживал костяшки.

— Смысл, — вторил он. — Какой у меня смысл?

Кроули и его глупые вопросы.

— Иногда мне кажется, что феерический, — Гавриил наклонился к нему, касаясь кончиком носа виска, уха и застывая у линии челюсти губами. — Что-то, что может изменить все.

— И тебя?

Кроули и его глупые вопросы.

— Ну, наверное. Не знаю. Смотря о чем мы.

— О тебе, — пожал плечами Кроули, оглаживая чужие костяшки, касаясь пальцев, — о тебе касательно меня. Знаешь, только это имеет смысл.

— Только ли? — Гавриил засмеялся, и Кроули ощутил странное щекотящее приятное чувство у линии челюсти. Он зажмурился и улыбнулся.

Гавриил, Кроули и страшный порок, который они невольно создавали.

— Ага, — Кроули извернулся в его руках так, что повернулся к нему лицом. Гавриил аккуратно убрал пряди, упавшие на его лицо. Большим пальцем, скользящим движением, он провел траекторию от нескольких веснушек у скулы. — Ничего более. Мы только сами для себя. Ты — для меня, а я — для тебя.

— Думаешь, Богиня могла создавать нас для такого? Мне кажется, что у неё этого даже в планах не было.

— Разве может происходить хоть что-то, что вне плана?

Вот в чем проблема.

Во вседозволенности, потому что тогда считалось, что любое действие — и есть план божий. Что оно правильное. Оно верное.

— Когда дело касается тебя — да, — Гавриил сцепил руки за его спиной в замок. Он добавил, когда заметил в Кроули недопонимание: — В тебе есть что-то, что идет врозь всем нам. Я это чувствую. Но я не могу понять, что. Твоя особенная роль.

Кроули хмыкнул и коснулся ладонями чужого лица.

Понимаете ли, очень трудно быть первооткрывателями. Все приходится искать самому. На интуиции.

Тогда интуиция Кроули очень хотела, чтобы он попробовал губы Гавриила.

— Что ты делаешь? — непонимающе вздернув брови, спросил Гавриил, когда тот оказался подозрительно близко к нему. Непонятно близко.

— Не знаю, мне просто хочется это сделать. Если твои пальцы кажутся мне такими ласковыми, то могут ли так губы?

— Губы?

— Ага.

Чтобы склонить людей к греху, сначала надо создать этот грех.

И было бы совсем глупостью думать, что этот грех придумали Адам и Ева. Нет, ну, конечно, секс был полностью в их инициативе, но у таких вещей есть начало.

И оно начинается с поцелуя.

Поцелуй, который все-таки случился меж ними.

Их губы — теплые и мягкие — коснулись друг друга. И это оказалось по-странному приятно. Без причин и объяснений, это казалось верным.

И Гавриил сам подался ближе.

Кроули был тем, кто породил что-то, что заставит развиться цивилизацию.

И тогда он ощутил ещё один разлом. Где-то внутри себя и, одновременно, вне. Будто бы что-то сместилось. Что-то теряло свою прочность. Что-то рвалось.