Кроули стало тепло. Ему снова захотелось спать, но он одернул себя. Его ждала бутылка вина.

Диалог завязался самим собой. Им много чего было обсудить — за такое-то время. Куча тем, куча споров, Кроули говорил и ощущал, как будто все прошедшие года, которые тяжестью лежали на нем, как-то теряли в весе, а то и вовсе пропадали. Будто бы он никогда не страдал.

Конечно же, ничего не ограничилось одной бутылкой.

Когда Азирафель достал чудом появившеюся третью, он сказал:

— Я заметил, что ты всегда выглядишь… — он замялся, застывая руками на бутылке вина, будто бы пытался подобрать верные слова.

— Выгляжу как? — нахмурился Кроули и подался вперед, вырывая бутылку вина и открывая её.

Азирафель по-прежнему молчал, даже когда Кроули наполнил их бокалы и отставил бутылку в сторону. Наконец, он сказал:

— Будто тебя терзают сомнения. Будто бы ты не уверен.

Кроули пожал плечами и фыркнул, делая глоток вина. Азирафель, наверное, будь обычным человеком, подумал, что ему показалось, потому что Кроули выглядел непринужденно. Он всегда таким выглядел. Особенно, когда он прятал свои глаза за очками. Азирафелю всегда казалось, что без очков он по-особенному беззащитный. Будто Кроули нуждался в какой-то защите, но единственное, что он мог взять — это очки.

А ещё Азирафель не человек, и ему удалось ощутить, как что-то в Кроули дернулось. Будто бы Азирафель задел какой-то очень важный и восприимчивый нерв.

Азирафель подался вперед, сказав на пониженных тонах:

— Расскажи мне.

Кроули едва не подпрыгнул, вжимаясь спиной в спинку дивана. Очки скрывали его бешеный взгляд, но Азирафель мог видеть, как вытянулось его лицо, как брови вскинулись вверх, образуя морщинки.

Кроули ощутил, как сердце подскочило к горлу.

Глупые, глупые-глупые человеческие реакции его тела. Ненужные и мешающие.

— Мне нечего рассказывать. Не выдумывай, Азирафель, я демон.

Я демон — так обычно люди произносят: «пожалуйста, не мучай меня, я и сам ничего не знаю, не заставляй меня».

И Азирафель это чувствовал. Он всегда чувствовал такое.

— Почему ты притворяешься? О чем ты думаешь? Ты всегда выглядел так, будто пытался убежать от чего-то. Я не понимал. В смысле, хорошо, — внезапно согласился с чем-то Азирафель, кивнул и тут же продолжил: — ты демон, тебе не должны нравиться ангелы, но тут другое. Я это чувствую. Я ведь тебе не противен, ты просто…

— Азирафель, заткнись, — прошипел сквозь зубы Кроули, всеми силами удерживая себя на месте. Его разрывало ужасное желание подскочить и разбить свою голову о что-нибудь, чтобы сбить все напряжение. Он не понимал. Ничего не понимал. А ещё ощущал себя очень уязвимым, пока Азирафель смотрел на него. И хоть он не мог найти его глаза, Кроули казалось, что его взгляд был где-то многим глубже, чем могло показаться.

Он не для того избегал ещё шесть тысяч лет, чтобы сейчас, как последний эмоциональный кретин, все рассказать. Это все было не для этого. Он просто хочет насладиться ещё немного этим теплом. Он не хочет проигрывать окончательно.

— Кроули, да пойми ты меня! — в сердцах воскликнул Азирафель, но резко одернул себя. Будто пытался не спугнуть Кроули. Будем честны: Энтони тут и сидел, видно, с Божьей и Дьявольской помощью, потому что он выглядел так, как выглядят бегуны на старте. Готовый вот-вот рвануть с бешеной скоростью. — Я хочу помочь тебе. Ты ведь не просто…

— Я — просто. Я всегда просто. Просто демон, который выполняет свою работу, — как отрезая сказал Кроули, по-прежнему плотно сцепив зубы. Напряжение сковало его плечи, шею, даже грудную клетку.

Азирафель тяжело выдохнул и прикрыл глаза. Он выпрямился, сделал глоток вина и снова поднял взгляд на Кроули. Он выглядел как загнанный дикий раненый зверь. И что-то в Азирафеле болезненно сжалось за Кроули. Какая-то слепая обида. Кроули нуждался в помощи.

— Дай мне знать, когда ты сможешь говорить об этом, — тихо попросил Азирафель. Он умолял его. Кроули это чувствовал.

Прошла, кажется, целая вечность перед тем, как Кроули заторможено кивнул.

Трудно было разобрать его эмоции — его лицо было нечитаемым. Но Азирафель чувствовал, что в нем бушует дикий страх, неуверенность, вина и обида на что-то. На кого-то? Азирафель не знал.

Ему понадобилось несколько тысяч лет, чтобы научиться чувствовать Кроули, несмотря на всю его закрытость от этого мира.

Кроули был намного сильнее, чем казался.

Он доказывал это вообще фактом того, что каким-то чудным образом по-прежнем мог держать голову кверху, а спину прямо. После всех бед, тяжести и страданий. Кроули страдал непрерывно — Азирафель это чувствовал. И его поражала та сила духа, которая была в нем. Правда поражала.

У Кроули немного сбилось дыхание. Так он обычно дышит, когда сильно разозлится. Он и вправду был зол, но в большей степени на себя. Он всегда злился на самого себя.

А ещё на Азирафеля, черт дери его проницательность, и его тоже дери.

Кроули даже на секунду показалось, что его руки стали холоднее, но спустя какое-то молчание, вновь стало абсолютно тепло.

— О тебе спрашивал Гавриил, — сказал Азирафель с нечитаемым выражением лица. Казалось, он был расстроен, но своей вины за это Кроули не ощущал. Он не собирался никому открываться. По крайней мере, не сейчас.

— И что спрашивал? — без особого интереса в голосе спросил Кроули, хотя внутри него опять случилось маленькое цунами, заставив его перестать дышать. Это уже Азирафель не почувствовал. Потому что уже не был так сконцентрирован на Кроули, как минутами ранее.

— Давно ли мы общаемся, часто ли ты здесь ходишь…. нездоровый какой-то интерес он проявлял, — нахмурился Азирафель. — Надеюсь, он не собирается тебя уничтожить. Гавриил, о, Боже, Кроули, Гавриил невозможен. Он очень аккуратен, педантичен и все у него должно быть идеально! Не удивлюсь, если он скоро начнет бегать по земле с бутылкой святой воды и искать демонов. Такое чувство, что ему незнакомо понятие равновесия!

— Гавриил-то? Прямо настолько? — пораженно спросил Кроули, хлопнув глазами. Он помнил его совсем другим. Тот Гавриил наоборот — тянулся ко всему непонятному и сложному. Неправильно. Чужому. К нему, к Кроули. Конечно, даже в те времена у него была какая-то странная идея фикс с этим божьим планом, замыслом и бла-бла-бла, но такой преданности своему делу он от него не ожидал.

Кроули на секунду выпал из реальности, моргнув.

Впрочем, и сам он был очень далек от того, что было тогда, до падения.

Теперь Кроули злой и настороженный. Его руки не умеют трогать с любовью, его руки — грубые и резкие. Его взгляд и голос. Он весь — наточенный кинжал. Он обозленный, обиженный и неуправляемый.

Он не знал сам с себя с той доскональностью, с которой мог бы рассказать о том Кроули, который был не падшим.

Сейчас Кроули злой, и вообще — демон.

Он абсолютно другой.

Его рыжие короткие волосы. Цвета артериальной крови. Он знает все о видах крови, её интенсивности и важности в теле. О звездах он уже почти ничего не помнит. Не хотел помнить.