— Я о том, что у Богини есть какой-то план на нас всех. Непостижимый, да-да. Но когда я смотрю на тебя, мне всегда кажется, будто бы ты не отсюда.

Кроули молча отвернулся.

Это вроде не обижало, но заставляло ощущать себя достаточно уязвимо. Он никогда, да, конечно, никогда не ощущал себя одиноко от того, что ему трудно было вписаться в компанию других ангелов, но почему тогда даже Гавриил это чувствовал? Продолжает таскаться? Если он чувствовал то, что Кроули не такой? Не правильный.

— Почему ты тогда со мной? Как ангел может быть с чем-то неправильным? — слово «неправильным» он сказал так, как скажет спустя очень много времени слова «я демон». Будто бы оно ему противно. Кроули с ещё больше тоской в один миг осознает, что ему противен он сам. Но это будет многим позже.

Гавриил ответил не сразу. Он не замешкался, нет. Он знал ответ. Он всегда его знал. Но он будто не был уверен в том, что стоило это произносить.

Но все-таки он сказал:

— Потому что я люблю тебя точно так же, как и Богиню, — и со страхом в голосе он добавил: — иногда мне кажется, что даже больше.

У Кроули перед глазами взорвались звезды. Метафорично, конечно, но он ощутил себя так странно и непонятно. Это странное чувство, которому не было названия. На самом деле, тогда названия не было ни единому чувству, но это — о, это было что-то особенное.

Кроули повернулся к нему. Медленно и аккуратно.

И с абсолютно таким же испугом в голосе он сказал:

— Я тоже люблю тебя. Больше всего в этом пространстве, я люблю тебя.

В этот миг, казалось, что-то поменялось. Изменилось не только в их сущности, но и снаружи. У обоих них появилось ощущение того, что где-то произошла трещина. Разлом. Что-то, что могло принести непоправимое последствия.

Но тогда они оба просто были напуганы собственными чувствами. Напуганные и больше всего желающие лишь друг друга, они стояли и осознавали, что они оба всегда были неправильными и породили нечто, что не сможет исчезнуть.

________________________

Сложности ангелов и демонов, и, в том числе их неоспоримый плюс, — в силе веры. Так, например, Азирафель был свято уверен, что у него был телефон Кроули, и, на удивление, он даже смог до него дозвониться.

Кроули, который уже полчаса после пробуждения лежал лицом в подушку, едва вздрогнул. Он был уверен, что ему никто звонить не может. Иногда он имел связи с людьми, но сейчас был не тот период.

Он не ожидал услышать Азирафеля, но это то, что его согрело. Этого чувства он испугался снова. Оно напомнило ему о неправильных вещах. Хоть он и пытался себя отогнать от подобных мыслей, ведь Азирафель это другое.

А потом Кроули вспомнил, что он на протяжении шести тысяч лет не шел на контакт из-за страха.

Не сказать, что он и сейчас особо на него шел, но он был слишком ослаблен. Сил драться не было. А ещё его тянуло к этому теплу, он ничего не мог с этим поделать.

Он сдался перед своими принципами из-за одного хренового импульса. Это смешно.

— Азирафель? Откуда у тебя мой номер?

— Разве ты мне его не давал?

— Нет. Никогда.

Кроули стоял у телефона и со стороны любой бы, кто увидел его, мог бы подумать, что это очень одинокий человек. Его скрюченная фигура. Легкая сутулость и сжатые плечи. Его длинные ноги, казалось, не держат его. Но если бы этот некий человек, что видел его в этот момент, обошел его на сто двадцать градусов, то смог бы увидеть его лицо. И тогда этот некий очень любопытный человек, скорее всего, осознал бы, что этот одинокий мужчина говорит с кем-то, кто имел для него важность.

Так могло показаться со стороны.

На деле же Кроули сам не знал, имел ли для него Азирафель хоть какую ценность. Скорее всего, нет, но… почему он ощущал это тепло? Должен ли он его избегать вновь? Кроули не знал.

— Хм. Тогда не знаю. Полагаю, мне повезло. Перепутал чей-то номер, сделал ошибку и дозвонился тебе?

— Это звучит не только странно, но и пугающе, ангел, — ответил Кроули, выпрямляясь. Так, будто бы обрел в чем-то уверенность. Уверенность в своей нужности для кого-то. — Что ты хотел?

— Ах, да. Точно. Мне пришлось почти сутки переписывать некоторые отчеты, и я все чаще смотрю на бутылочку вина. Но мне бы не хотелось пить её одному, потому что в компании намного лучше. Так что, если ты не занят, то…

— Окей, — прервал его Кроули. Он сам испугался своей сговорчивости, так что не удивительно, что Азирафель по ту сторону сам оборвался на полуслове и замолчал.

Пауза затянулась, но Азирафель покашлял, будто бы у него першило в горле, и сказал:

— Чудесно, дорогой мой, тогда буду тебя ждать.

Понимаете ли, проблема даже не в том, как испугано Кроули кладет трубку. И даже вовсе не в том, что потом он пытается успокоить разбушевавшийся пульс.

Проблема была в первую очередь для Азирафеля. И состояла она в том, что он осознал, что он всегда его ждал.

Кроули тяжело выдохнул.

Всё это ему жутко напоминало то, что он уже пережил.

Твои ржавые волосы.

Черт возьми, что значит ржавые?! Кто вообще так говорит о волосах?!

Видимо, абсолютно у всех ангелов есть некие проблемы с ассоциациями.

И у всех демонов есть проблемы с восприятием такого, потому что Кроули это нравилось.

В любом случае, его ждал ещё один вечер. В тепле. Он устало застонал и сжал зубы, закрыв глаза и нахмурившись. Он ощущал себя так жалко и так ужасно. Почему, Дьявол, почему он вчера все это ощущал?

За что ему это?

Он просто демон, который делает свою работу.

Он не заслужил этого.

Но у него никто никогда не спрашивал того, чего он хочет.

Никогда.

Это было почти четыре дня, и Кроули тяжело выдохнул. За последние сутки произошло то, чему бы не происходить никогда.

Ничего страшного, по сути, но этого хватило, чтобы он ощущал себя отвратительно. Будто бы с каждой минутой всё становилось ещё хуже. Будто бы у Кроули оставалось все меньше возможностей для того, чтобы повернуть назад.

Водиться с ангелом — вот уж несмешной анекдот.

В любом случае, к десяти ночи он пришел к нему. К десяти ночи он стоял перед этими дверьми и уже ощущал легкое покалывание в кончиках пальцев. Он знал это чувство. Оно пугало его и с той же силой зачаровывало. Смех.

ты смешон. просто смешон.

не демон, а посмешище.

Кроули качнул головой. Не сейчас. Черт, что угодно, только не это.

Он зашел внутрь, несмотря на вывеску “закрыто”. В любом случае, она не касалась его.

Он в эту же секунду встретился взглядом с Азирафелем. Он оживился и как-то слишком резко улыбнулся. Он сказал:

— Думал, не придешь.

— Вы вечно думаете о странных вещах.

Кроули кривил душой. Единственной странной вещью здесь было то, что он взаправду пришел. И он, конечно, умалчивает про тот факт, что весь вечер умолял себя действительно не идти сюда. Он не хотел. И одновременно с этим желал этого больше всего.