Не успел я выполнить команду, отвернувшись ответить на улыбку девчонке напротив, как с визгом у меня за спиной пронеслась черная тень. Закатив глаза, я спросил пустоту:

— Лонгботтом, да?

— Ага… — ответом мне послужил усталый вздох Рона и крики детей. В симфонию хаоса вплелись строгие команды-заклинания, выкрикиваемые мадам Трюк, но безрезультатно. Далекая точка седока вертелась, выписывая замысловатые петли, то и дело опасно накреняя летуна, который не переставал орать, мертвой хваткой вцепившись в метлу. Мне отчетливо показалось что что-то здесь не так. Метла, разъярённым жеребцом, пыталась сбросить ездока, в то время как преподаватель стояла в ступоре, не в силах поверить в происходящее.

— Рон! Подстрахуешь на излете. Лови его, если сможешь! — выкрикнул я в перепуганное лицо Уизли, со свистом в ушах срываясь в полет, что затопил все мое сознание беспредельным восхищением и лихой злостью.

Метла Невилла, разогнавшись, взяла на таран стены замка, меняя острие атаки с носа к хвосту, мотая седока в разные стороны. Времени размышлять не было, он вот-вот сорвётся, так что я со свистом развернул послушную метлу боком и, сделав кувырок вниз, ухватил его за шкирку, потащив на себя. Но он намертво вцепился в древко, перепуганными глазами смотря на мое лицо и не прекращая орать — да так, что я видел небный язычок, трясущийся в припадке.

— Отпусти древко, идиот! — но все было тщетно, метла крутнулась вниз, уходя в пике, и, больно дернув мою руку, потащила меня следом, чуть не сорвав с метлы. Мы ускорялись все ближе к земле, когда я жестко сцепил наши метлы и, схватив древко взбешённой метлы, изо всех сил потянул вверх, ощущая вибрирующий стержень дерева. Ветер свистел в ушах, потоками щекотал глаза, вызывая обильные слезы, рука немилосердно ныла и болела, а я, привстав одной ногой на древко метлы, бросил взгляд ниже, где у самой травы, в метре от нас, несся Уизли, прищурив глаза и что-то крича. Подняв взгляд обратно, я словно в замедленной съемке увидел каменные стены, слишком быстро приближающиеся к моему лицу. Время остановило свой ход, мир словно выцвел, а я вновь услышал отдаленный стук барабанов, что вплетались в такт бешено колотящегося сердца. Думать тогда я особо не думал. Сильным ударом стопы я буквально вышиб Лонгботтома с метлы и, краем глаза уловив, как он столкнулся с рыжим, что по спирали тормозил об траву, снова уперев ногу в древко, потянул нос метлы вверх, едва чиркнув прутьями хвоста холодный камень стен.

Я был мокрым от пота, глаза были с галлеон, а трясло словно в горячке. Сделав мертвую петлю, поменяв местами голубое небо с зеленой травой и обратно, я с разворотом затормозил метлу, уперев дрожащие в коленях ноги о покачивающуюся землю, чтобы тут же завалиться в объятья зеленого газона.

Так я и лежал, пока ко мне не подбежали и не заслонили своими лицами яркое солнце, что щекотало мне лицо своими поцелуями. Испуганное лицо мадам Трюк, кучерявый взрыв Грейнджер, разочарованный Малфой и две довольные и — что немаловажно — одинаковые рожи близнецов.

— А вы что тут делаете?

— О-о, братец Фордж, оно живое…

— И очень довольное…

— Судя по его виду…

— Ужасному…

— Грязному…

— Заткнитесь.

— С тобой все в порядке, мальчик? — это уже была мадам Трюк, взявшая меня за плечи и поднявшая со стриженого газона внутреннего двора.

— Порядок. Как там Лонгботтом и Уизли, не эти, а тот, что поменьше? — под довольными улыбками красующихся близнецов я провел рукой на уровне своей головы — он и правда был одного со мной роста, чем и пользовался, втихую одалживая чистые рубашки. Все же плюс в его пользу в том, что он возвращает их выстиранными. Он ленив и забывчив, не как Невилл, но все же есть за ним такой грешок. И иногда, скажем так, часто, забывает бросить грязную одежду в корзину для стирки.

Но ответ я получил не из уст преподавателя, а из восхищенно вибрирующего тонами голоса декана, что, схватив за плечи парней, тащила их к нам. Такое чувство, что все же не тащила. А опиралась, чтобы не упасть на неровностях поверхности, но чопорность и гордая осанка никуда не делись, как и строгое выражение лица — разница была в покрасневших щеках и горящих глазах, скрытых за линзами очков:

— Поттер, это было безрассудно и так же невероятно. Вы могли разбиться, пострадать, как и ваши товарищи по факультету. Минус десять очков с Гриффиндора.

— Лонгботтом, гхм-м… — она смерила строгим взглядом обалделого паренька и, убрав руку с его плеча, всем своим видом показала исчезнуть с глаз долой, понимая, что здесь все меры бесполезны.

— Уизли, я присуждаю вам десять очков за помощь товарищу, — Рон заалел всем лицом и отчетливо — ушами, но не смог вставить и слова.

— Спасибо, профессор…

— Нам очень приятно…

— Но, право, не стоило…

— Ведь мы…

— Уже уходим, — под испепеляющим взглядом строгих глаз близнецы бочком растворились в толпе учеников, пригибаясь, чтобы их было труднее заметить, но все портил вид двух перископов-рук и оттопыренных больших пальцев, что плыли среди моря голов первокурсников.

— Мадам Трюк, доставите сломанный артефакт господину директору, а вы, Поттер, Уизли — за мной. Живо, — она снова вцепилась нам в плечи и потащила за собой внутрь замка через вестибюль…

Коридоры тянулись за лестницами, что спешно перемещались по нужному сейчас маршруту словно псы, ластившиеся к ногам профессора Макгонагалл. Она шла размашисто, одним взглядом укоряя жмущиеся друг к другу парочки, балбесов, колдующих в коридорах, и просто праздно шатающихся личностей. Было послеобеденное время, у младших курсов учебный день закончился, в то время как у старших был самый разгар. Рон молчаливо семенил за деканом, смиренно опуская голову, чтобы никто не мог засвидетельствовать его улыбки, я же возвращался к моментам полета. Адреналину, кипящему в жилах, сердцу, бьющемуся в груди, и невероятному чувству высоты, что опьяняло. Поднявшись на третий этаж, мы могли слышать звон колокола, знаменующий начало четвертого урока, и тихий цик из уст профессора. Она еще сильнее ускорила шаг, заставляя нас сосредоточиться на перестановке ног, а не витании в мечтах.

Остановившись у дверей в учебную аудиторию, в которой я узнал класс ЗОТИ, она оправила полы длинной юбки платья-мантии и, смерив нас изучающим взглядом, без стука открыла дверь, позволив нам услышать тихий рык, перерастающий в скрипучий вой. Это оказалась огромная ящерица с огненно-красным хохолком на голове, что, раскрыв обе пасти, шипела на притихших учеников сквозь прозрачные стекла террариума, стоявшего на столе преподавателя. Молодой мужчина с бледным лицом удивленно уставился на Макгонагалл, но, совладав с удивлением, легким росчерком палочки заглушил вопли, льющиеся из пасти существа.

— П-п-профессор М-макг-гонагалл?

— Прошу прощения, Квиринус, могу ли я одолжить у вас Вуда на пару минут?

— К-конечно, — в этот момент я подумал о деревянной палке, которой наши задницы отходят до посинения. Меня не это страшило, а то, что мой зад увидит посторонний человек — да еще и женщина. Но Вудом оказался высокий короткостриженный парень, квадратная челюсть и ясные глаза, нос картошкой и слегка хмурое выражение лица, что просияло при виде профессора.

— Профессор?

— Вуд, я нашла вам ловца! — довольным тоном произнесла преподаватель, бросив быстрый взгляд на наши лица, мое — ничего непонимающее, рыжего — обалдело выпученное и опять покрасневшее.

— Отлично. И кто же это? — он радостно потер мозолистые ладони друг об друга, с довольством прихлопнув ими напоследок.

— Гарри, это Оливер Вуд, капитан команды Гриффиндора по квиддичу.

— Квиддич? — обалдело спросил я, и получил такой же ответ:

— Квиддич.

— Квиддич? — это уже Рон, пожиравший глазами фигуру капитана команды.

— Квиддич, квиддич, — устало ответила Макгонагалл, смерив очередным и полным подозрения взглядом веснушчатое лицо, все же колеблясь в своем решении.