— Левр из Флейи. Это тебе! — Девица сияла, как начищенный медяк. — Мой господин повелел передать тебе лично, когда придёт почта.

— Господин Элдар?

— Ну да. Что-то интересное? — Она любопытно покосилась на ворох бумаг. Левр нахмурился, в волнении отворачиваясь.

Два свитка. Из Школы Воинов и суда. Пальцы задрожали, юноше стоило труда развернуть письмо с тяжёлой печатью. Казенный почерк сообщал, что Левру присуждается воинское звание, минимальное жалование — при условии прохождения службы в гарнизоне, а также право на обзаведение жёнами, домохозяйством — дальше шло перечисление предполагаемых богатств: шатров, наложниц, рабов, рабынь, скотины всех пород.

Второе письмо было подписано Наставником Мархильтом. Левр малодушно свернул его, лишь завидев знакомые расплывающиеся буквы, но отступать было поздно, и потому он вздохнул и вчитался в послание. Мастер-лорд сообщал, что гордится учеником, и поздравлял с получением звания. Также он радовался — буквы совершенно сливались в нить и вязь становилась нечитаема, — что за беспримерную отвагу в деле защиты чести княжества юного воина приглашают в личные патрули самого Иссиэля.

Третье письмо было небрежно сложено в несколько раз и пришло из Флейи — от двоюродного деда по материнской линии. С ужасом юноша обнаружил, что почти забыл родное наречие, пытаясь проникнуть в смысл слов старика или хотя бы в оттенок его настроения. Непонятно было, гордится родич его поступком или презирает за него.

Левр как раз пытался вдуматься в сложные формулировки на флейском диалекте, когда мимо пронёсся, громыхая доспехами, Бритт.

— Слышал, парень? — Неожиданно было обнаружить на лице вечно хмурого оруженосца сияющую улыбку — в которой, правда, не хватало двух зубов. — Чернобурку помиловали!

— О. — Левр выдохнул, не зная, как ему лучше реагировать на чудесное сообщение.

— И это не всё. Теперь она «мастер-леди», ты представляешь? — Бритт лучился счастьем, словно помилование коснулось его самого.

— Удивительно, — пробормотал юноша, робко улыбаясь и напрочь забывая о собственном звании.

Она жива. Она жива и выбралась… она награждена…

— Мы уезжаем, парни! — взвыл Бритт, обращаясь к соратникам. — Сестра-воин теперь госпожа! Эй, нас призвали, вы, засранцы, собирайтесь! Спасибо, брат Левр. — Сияющий, он обернулся к юноше, вновь заскрипели латы, оруженосец встряхнул юношу. — Ну, будь здоров, бывай… чистого пути до Лукавых Земель!

Левра передёрнуло. Он не смог выдавить даже жалкого «спасибо».

Письма в руке подтверждали истинность слов Бритта, всё это было правдой, всё, происходящее вокруг. Это никак не могло быть сном, потому что рёбра болели, как и ноги, и руки, и бока. Только вот Левр едва ли мог поверить, что всё закончилось.

«А служба в рыцарском патруле? Это же была твоя мечта! — важно произнёс внутренний голос. — А парадные доспехи по размеру? А венки, которые сплетут и возложат юные девы…» Это и многое ждало Левра впереди. Тракт — просторен и безопасен, никто не станет храпеть в ухо по ночам, никто не преследует по пятам, ничто ему не будет угрожать. Разве что по ночам далёкие звёзды высокого зимнего неба напомнят — увы, Левр по-прежнему поэт, и вскоре ему всё будет напоминать о Туригутте. И рыцарь в смятении.

— Посторонись, парень! — крикнули ему всадники, седлавшие коней, и Левр отошёл с пути.

Прирождённые кочевники. Воины штурмовых войск. Теперь павлиньи перья на их знамёнах реют гордо после того, как их госпожу-предводительницу оправдали. Теперь Туригутта мастер-леди — и за ней идут войска. Воины. Много крепких мужчин, готовых отдать жизнь по приказу.

На что ей бестолковый молодой рыцарь, обуза в пути? И отчего этому рыцарю так хочется быть одним из них, вольных воинов, собравшихся в дорогу за каких-то полчаса?

Последнее из знамён исчезает вдали. Левр корит себя и топит в бессмысленных мечтаниях, зная, что вскоре времени на них попросту не останется: Исмей покидал эскорт-ученик, в Мелтагрот вернётся воин.

Но, пока что, на пути от одного к другому, он в последний раз малодушно забывается в фантазиях, отгоняя прочь удручающую реальность.

Туригутта Чернобурка не из тех, что оставляют в подарок книги, заложенные сухими цветами. Она не вышивает на пяльцах. И вряд ли знает слово «пяльцы», если речь не идёт о каком-нибудь зверском способе пытки. Левр может обижаться, может тосковать, может отчаянно глядеть в темноту над собой ночью, гоняя мысли по кругу — зачем, почему, а что, если. Простая, как стрела, мысль приходит к нему: он Чернобурке вернул долг за преступления отца. Не больше. Не меньше.

Легче не становится.

Это должно было закончиться так, рассуждал он, сидя у куста замёрзших отцветших хризантем и глядя в тептар — открытый на пустой странице, назначенной стать последней. Почти завершённый «Рыцарский манифест» лежал перед ним — Левр боялся перечитать его, потому что это значило бы только, что история действительно закончилась.

Он и пленница разошлись в разные стороны, как незнакомцы, которыми и были, которыми им полагалось оставаться.

Для него это было путешествие — к себе, через непознанное, путешествие к званию, путь выше, чем он мог вообразить.

Для неё это была одна строчка в толстом томе бесконечных историй.

Если бы он мог остановить время, каким-то образом сделать всё, чего не сделали другие: спасти её из рук разбойников, насильников, провести невредимой через все войны и битвы, спасти от отца, Наместника Лияри, от её любимого капитана (предателя, — яростно шепчет Левр, делая выпад ножом в никуда, — которому она беззаветно предана…)

Если бы мог отделить правду её историй от преувеличения или недомолвок. Если бы мог быть с ней всегда.

Если бы Левр только верил меньше в сказки, песни и легенды, в то, что мимолётно вспыхнувшее чувство затмевает многолетние привычки и заведённые порядки… и если бы знал, что нарочитая грубость и простота воинов никогда не отражает их истинной натуры, потому что война — это обман и скрытность. И открывшаяся и вывернувшаяся наизнанку Туригутта вовсе не так и проста. И тем сложнее, чем больше он узнаёт о глубине обманчиво простой воинской жизни от неё самой.

Теперь же Левру оставалось смотреть вслед, пытаясь проникнуть взглядом сквозь расстояния. Туда, где, с войском великолепных воителей, Туригутта Чернобурка исчезала в окружавшей её легенде, не попрощавшись со своим рыцарем.

Одна.

И, кажется, нимало тем не тяготилась.

========== Эпилог. На одну историю больше ==========

Девушка, обнявшая его, была красива.

Они все были красивы; все, даже совсем одурманенные, развратно развалившиеся нагими по подушкам, демонстрирующие синие следы грубых соитий на своих телах. Чёрные огромные глаза говорили о полной отрешённости от реального мира. Левр вздохнул, неловко стискивая колени. С парадным обмундированием получалось плохо.

Он был бы рад пересесть, но только с принятого положения мог хотя бы отчасти контролировать ситуацию в следующем зале дома удовольствий — где, изгнав всех обитающих там красоток, вёл переговоры владыка Иссиэль.

А Левру за ним, как рыцарю, полагалось следить. Насколько он мог судить, наибольшая опасность, что угрожала князю, представлялась грядущим похмельем и тяжёлым отравлением дурманом. Юноша мог только надеяться, что ему не придётся провести всю ночь в подобной атмосфере: от духоты, спёртого воздуха и мешанины ароматов у него начинала болеть голова.

— Молодой рыцарь поведает нам о своих подвигах? — промурлыкала красавица, прилипшая к его плечу. Левр кашлянул.

— Ну, если считать подвигом моё пребывание в этом приюте бесстыдства и оплоте порока…

Девицы рассмеялись. Левр выдохнул. За месяцы при княжьем дворе он научился ведению светских бесед. Даже и с куртизанками — коих официально, конечно, в Мелтагроте не существовало. Левр даже прослыл остряком. Остроумие его заключалось в том, что юноша говорил именно то, что думал, пусть и то, что непременно оскорбило бы слушателя, с каменным выражением лица и нигилистической тоской в голосе.