В качестве развлечения вдоль ристалища проносили знамёна погубленных врагов королевства с последовательным изложением обстоятельств побед войск Правителя над супостатами. С ужасом, близким к священному, Туригутта разглядела и памятное ей знамя Сувегина. Она прищурилась. Одного вида этого знамени — две башни, между которыми расцветала плетистая роза — хватило, чтобы появился горький привкус на языке.

— Сестра-мастер должна быть довольна: её заслуги мы не оставили без внимания, — вырвал воительницу из погружения в прошлое голос капитана Элдар, — вы не жалеете?

— О чём? Победах? — бездумно ответила она. Элдар фыркнул:

— О том, что не вы стоите против мастер-лорда.

— Я не спятила до такой степени и хочу быстрой смерти. Чистый удар на плахе — против расчленения при толпе руками Тьори Кнута?

И в общем, уравнение и его решение были ей заранее известны. Вмешался Мотылёк, и сразу равновесие нарушилось. Горечь во рту усилилась.

Наконец, представление приблизилось к кульминационному моменту. Тури подалась вперёд. Элдар остался недвижим. В центре перед взорами зрителей явились поединщики.

Ни на одном из них не было никаких доспехов; конечно, мастер-лорд Оттьяр явился в полном воинском облачении, церемониальном костюме и при поясе. Красивый, холодный и ещё более надменный, чем его запомнила Тури, он почти мгновенно привлёк внимание немногочисленных, но разряженных дам. Вуалей почти не было видно — одна-две, и те принадлежали воительницам. Женщины Тиаканы предпочитали открытые лица.

Восторг, отразившийся на большинстве из них при появлении Оттьяра, сменился исступленным томлением, стоило показаться Мотыльку. Против воли Тури оглядела присутствующих женщин с чувством лёгкого превосходства. Желчной, отравленной, изломанной гордости. Он собирается умереть ради меня. Юноша, прекрасный, как рассвет весны.

Несмотря на пронизывающий ветер Предгорий, кроме кафтана, штанов и лёгких сапог, на нём ничего не было. Разве что в воинский хвост вплетённое павлинье перо, что не осталось незамеченным.

— Заткнитесь, — заранее прошипела Тури сквозь зубы в ответ на молчаливое выражение забавы на лице капитана.

— Могло быть хуже, — задумчиво ответил Элдар, почёсывая кончик своего длинного носа, — гораздо. Например, он мог прицепить куда-нибудь на пояс лисий хвост. О, но это выглядело бы как добытый трофей, вы не находите?

***

Ристалище в Мелтагроте было серым. Или белым. Или прозрачным и невесомым — Левр на самом деле не помнил. Всё, что он знал, так это то, что турнир в Мелтагроте был тысячу лет назад, и за время, минувшее с той поры, он постарел в тысячу тысяч раз.

И ристалище в Исмей — ни парадных труб, ни музыкантов, ни жонглёров и представлений циркачей — Левр запомнил лучше, чем ему хотелось бы. Воспалённый страхом ум подмечал все детали, вплетал их в картину, узел за узлом укладывал в память: сколоченные наспех грубые лавки, кое-как расставленные жаровни, радостные, хоть и мёрзнущие на ветру разносчики горячей снеди, спешащие вдоль рядов.

В сером платье, с золотыми цепями на запястьях, как заточённая прекрасная принцесса, Туригутта рядом с капитаном Элдар.

А точно между ним и Туригуттой, словно сошедший со старинных гравюр, замер в опасливо-небрежной стойке мастер-лорд Оттьяр.

Церемонные приветствия закончились. Постепенно затихали переругивания торговцев и разговоры зрителей. Левр изыскивал силы сделать ещё хотя бы один шаг — странно, ведь на нём не было тяжёлых доспехов, — когда Оттьяр заговорил.

— Когда Бог хочет смерти перепёлке, она сама летит к силкам. Ужели за двадцать лет жизнь так опротивела тебе, юноша?

Левр молчал.

— Знаешь, как называется то, что ты устроил, мальчик? — негромко произнёс Оттьяр, наклоняя голову и перевешивая меч через плечо: лёгкий, уверенный жест, призванный продемонстрировать, как силён мастер. — Я не уверен, что знаю подходящее слово. Может, ты подскажешь? Как называется весь этот беспорядок, завязанный на кодексах, рыцарской чести и безумной лжи, имеющий целью лишь одно — впечатлить не первой свежести потаскушку со званием?

Левр не отвечал. Он знал, жизнь много раз убеждала его, что разговорчивый противник отвлекает внимание. Он даже не выискивал ответы, не подбирал выражения для них. Хотя и не мог не запоминать то, что слышал.

— У тебя есть родственники, мальчик из Лияри? Я спрашиваю на всякий случай. Потому что я убью тебя, и ты, когда умрёшь, станешь последним в своём доме. Последним. Предпоследнего убила вот эта женщина и её командир, кстати. Ты же знаешь? Она сказала тебе?

Вольность его движений выдавала многолетнюю практику, готовность сражаться и воевать в любой обстановке. Рост, осанка, поступь — не школьная, полевая; движения отточены не тренировками, а битвами, в которых ему довелось выжить. Такими же, в которых побывала Туригутта.

Ещё не успев сориентироваться, не до конца поняв, чего ждать, Левр поднял руку с мечом, встретив первый ленивый, неторопливый удар, близкий гипнотизирующий взгляд мастер-лорда. И услышал шипение гневного ужаса со стороны Туригутты.

Так отчётливо, так близко, словно она, как прежде, храпела ему на ухо.

— О, мальчик, на твоей стороне юность и любовь, — пропел, двигаясь по кругу ускоряющимися шагами, Оттьяр, — поверь мне, о такой смерти будут петь песни.

И следующий его удар закружил происходящее и Левра вместе с ним, бросил в самую гущу настоящего боя, в котором юноша никогда не бывал.

И, судя по тому, что едва успевал отбивать удары, вряд ли ему доведётся. Левр панически пытался заставить себя не дрожать. Не бояться. Зря: первая же попытка стойкости закончилась длинной царапиной вдоль плеча, от более серьёзной травмы он едва увернулся.

Оттьяр оскалился, не празднуя долго. Он пошёл в атаку вновь, пробуя удары нижним боем, подсекая ноги противника, спешно оттесняя его к краю трибун. Юноша едва успевал отбиваться, не пытаясь атаковать; он не мог приноровиться к бою, не чувствовал баланса, не успевал уловить, когда мастер-лорд вкладывает весь свой вес в удар, когда — опирается на скорость и гибкость.

В спину Левра упёрлась твёрдая планка перекладины трибуны для черни.

Оглушительная тишина в ушах рассыпалась, и оказалось, вокруг ликует и беснуется толпа, визг девушек, пронзительный и противный, перемежается бранью воинов заставы, и сквозь какофонию звуков доносится охрипший голос Туригутты:

— …Мотылёк, долбаный ты засранец, или ты его — или он тебя; старый ублюдок тебя загоняет, кого ты жалеешь, идиот, бей наверняка… бей!

И, словно её возглас был целительным лекарством, верным руководством к действию, Левр подчинился. И ударил вслепую.

И ещё раз. И ещё.

Напав с силами, порождёнными отчаянием, он выиграл небольшое расстояние до опасных планок трибуны. Оттьяр не удивился порыву и продолжил атаковать. Следующие удары были тяжёлыми и намеренно беспощадными.

Левр опробовал три из своих лучших ударов прежде, чем понял, что Оттьяр знает их все, их — и многие другие, о которых юноша и представления не имел. Он запаниковал. Показалось, всё должно немедленно закончиться, но — и Туригутта оказалась права, и прав был капитан Элдар: Оттьяр намеревался его наказать, разобраться с ним принародно и жестоко. Выбора не было ни у одного из них.

И Левр отбивался.

Холодный пронизывающий ветер предгорий, крик, день накануне, высокое небо, низкие тучи — всё исчезло; исчезло прошлое и мечты о будущем, исчезли героические песни и баллады, всё изученное и выученное. Остался он один в настоящем, он и Оттьяр. Он — и звон стали, искры синих огней перед глазами, когда удар его противника был слишком удачен, и его отбрасывало этим ударом на шаг, на полшага назад, и ноги соскальзывали, подводили.

Он проигрывал. Он проигрывал не потому, что не умел драться, но потому, что ему не хватало — не знаний, не умений, ни тем более постановки рук, но опыта и жестокости. Того, чем в полной мере обладала Туригутта.

Опять она. Её грубое, обветренное хитрющее лицо, в котором день за днём он выискивал хоть какие-то призраки красоты, которые должны были быть найдены в его Прекрасной Даме, но вместо этого находил всё то, чего ему самому не хватало. Всё, что на самом деле должен был видеть в своём отражении настоящий рыцарь. Сила. Стремление победить любой ценой. Запредельная верность, против правил, против здравого смысла, против всего. Способен ли он был на это?