— …Я не вернусь в Элдойр, — в одну из ночей произнёс Тило, вытягиваясь рядом, — я уже решил. Мы могли бы отправиться к южному побережью. На запад.

Тури сделала вид, что раздумывает. Но, как бы она ни противилась своей природе, стоило ему только произнести что-нибудь со словом «мы» — и она готова была идти за ним в пекло ада. «Возможно, мы оттуда вернулись, — думала Тури, наслаждаясь окружающей обстановкой, — мы все, кого наш капитан вывел». Она потянулась за виноградом в изголовье. С медного блюда упало несколько ягод.

— Позволь. — Тило выхватил одну гроздь, мальчишески улыбаясь, поднял вверх. — Без рук!

— Прекрати играться, — притворно рассердилась воительница, — и отдай мне долбаную еду.

— Я плохо забочусь о своих присягнувших оруженосцах. Некоторые из них голодают. Меня могут судить за это, ты знаешь?

— Отдавай, — она не сдавалась так легко, хотя и устоять перед его улыбкой могла с трудом.

«Забери», — сложились губы мужчины, и конечно всё закончилось объятиями и совсем другими играми.

В бесконечном танце мира и изобилия прошло почти два года. Были и приключения: торговля, налаживаемая с трудом по приказу его величества, стихийные бедствия — вроде внезапных разливов реки, уносящей в далёкое море одежду, забытую на берегу. Раз случился налёт солончаковых крачиков, внезапно решивших наворовать шерсти из войлоков на шатрах для своих гнезд. Они путешествовали — Тури побывала во многих городах, которые прежде были для неё лишь названиями на карте. Бывали драки с местными племенами — но ни одной смерти.

— Помнится, раз старейшина одного из кланов разозлился и закрыл переправу для меня, — делилась Тури, забывшая обо всём, с внимательно слушающим Левром, — и что бы ты думал — Ясень, мать его душу, догадался, завернул меня в ковёр и провёз на ишаке верхом на ту сторону; а берега у Гремши пологие, но воды в ней бывает предостаточно… и вот, мокрая, как кобыла по весне, свисаю я с ковром вокруг меня, и только надеюсь, что не утопну вдруг.

— И всё ради фиников? — не мог поверить юноша. Тури расхохоталась.

— Нет же, дурачок! Ради земли. Черноземье огромно. Племена рассеяны. Представь, что со всех сторон горизонта степь, гладкая, ровная, и вся эта земля наша. И на ней…

Она осеклась. Опасно отдаваться тоске по родине, очень опасно. Не в этих обстоятельствах.

— В общем, — кашлянула Тури, — за эту самую торговлю — финики, ковры, всякое добро, пшеница, ячмень — старейшина Мелот меня полюбил и написал в Школу Воинов. Ну и приложил что-нибудь ценнее слов, я думаю. Ему хотелось, чтобы мы там остались. Так мне дали звание мастерицы войны. Правитель подарил мне коня, а в Ибере во дворце Наместника мне полагались отдельные покои на всё время, пока я служила в Южном Черноземье.

Мальчик, давно заворожённо слушавший её, поднял подбородок со скрещенных рук. Тури невольно смутилась. Жаль, что юноша видел её даже без меча, грязной, оборванной, в оковах. Ничего общего с тем, как прошла её жизнь.

Смеркалось. Бескрайнее небо окрасилось в лиловый, редкие облачка истаяли и запели цикады. Густые кроны лиственных деревьев и пышные разросшиеся кусты издали стали похожи на пуховые подушки, взбитые на просторной кровати. Опускался густой туман.

Если бы ещё было новолуние! Но луна, хоть и пошла на убыль, освещала ночь достаточно ярко. Тури внимательно изучала местность, рассчитывая, где именно возможно будет спрятаться, когда она сбежит.

Это она собиралась сделать. Полагаться на то, что юнец вытерпит её девять попыток, было бы самонадеянно. Даже самый рыцарски настроенный мужчина — или юноша — вряд ли будет в восторге получить по голове камнем от пленницы. Как назло, и камней не попадалось подходящих. Тури озиралась в поиске хотя бы веток, но увы — дорога и окрестности не баловали её.

— Значит, вас не за сражение сделали мастером войны? — вдруг жалобно подал голос паренёк, и Тури вздрогнула.

— Мой милый Мотылёк, ты представляешь себе, что такое поле битвы? — Тури размяла плечи, выпрямилась. — Видимо, нет. Чаще всего это… — Она попыталась подобрать слово, понятное и ёмкое, вспомнила турнир. — Свалка. Лучшее, что ты можешь совершить, — это выжить. И нет в этом великого мастерства — чаще лишь везение. Но иногда ты помогаешь выжить кому-то кроме себя. Иногда ты помогаешь кормить этих выживших. Стирать их одежду. Лечить их. Кормить. Согревать. Обувать. — Она со вздохом подёргала ногами в его сапогах, задумавшись, не потребует ли он их обратно: в них всё же легче было бы убежать.

— И за это дают звание? — недоверчиво протянул юный рыцарь.

— Прими это. — Она не могла перестать ухмыляться его очевидному разочарованию. — Я выживала дольше других и принесла нашей казне немного больше денег, чем они. Но если ты хочешь узнать, за что твои воины на самом деле дают тебе руководить собой… если ты хочешь узнать, что на самом деле, кроме званий, даёт уважение среди войск…

За долгую паузу она успела вдоволь налюбоваться своим охранником: рот был открыт, глаза блестели, упавшие на лоб пряди светлых волос он убирал обеими руками, забыв про её цепь, забыв о том, как по-детски выглядят его жесты…

— …то тебе придётся ждать следующей истории, — с удовольствием завершила Тури и вытянула ноги вперёд, шмыгнула носом. — На сегодня это всё. Я устала. Ты не будешь столь любезен одолжить мне что-нибудь мягкое? Нет? Какая досада. Мои кости устали от сырой земли…

Юноша отодвинулся, задумчиво глядя куда-то вдаль. Тури притворялась засыпающей, усиленно сопя. Он не взял её цепь в руки. Он смотрел в сторону. «Должно быть, прикидывает, сколько стоит звание. Считай, считай, засранец. Если мне удастся смыться, тебе придётся накопить долбаное состояние, чтобы купить его». Теперь ей нужно было всего лишь дождаться — дождаться заснувших оборотней у костра, или, может, дождаться, пока юношу тоже сморит сон.

Она затаила дыхание, когда Мотылёк, вздохнув, принялся снимать нагрудник. Он даже не раздевался полностью на ночь, настороженный и всегда напряжённый. Как назло, именно сегодня Мотыльку вздумалось помечтать. Поворочавшись, юноша прислонился к колесу экипажа, оперся о локоть, задумчиво глядя в далёкий огонь костра.

«Хорошенький, — признала Тури, вздыхая тихо и стараясь не выдать себя. — Всё-таки люблю светленьких. А брови горские. И ресницы чёрные. Эх, если и папашка такой был, жёнушка капитана всё-таки не дура оказалась. Жалко, если придётся зарезать его, чтобы бежать». Не догадываясь о рассуждениях своей коварной пленницы, юноша засыпал. Тури осторожно приподняла голову, когда он первый раз всхрапнул. Тихо, по одному звену, она принялась вытягивать цепь из-под его ног.

Некстати раздался хохот от костра — кто-то, видно, до сих пор шептался. Левр вздрогнул, вскинулся, но, не обнаружив угроз, вновь уронил голову. Тури едва сдержала смешок. «Вот поэтому я никогда не ставила молодёжь в ночные дозоры».

Она скосила глаза в сторону края дороги. Ей придётся совершить хорошую пробежку, что в цепях было совершенно невозможно. А значит, надо уходить тихо. Тури помедлила, привставая. Придержала цепь на пальце — только бы не звенела! Медленно, плавно, она отползла на шаг назад, стараясь не издавать ни звука, так же медленно встала на ноги. Ненавистные оковы на ногах задевали траву и позвякивали. Мальчик заворочался. Она замерла, сглатывая.

Снова тишина. Ещё два шага. Нельзя рисковать, звук в ночном воздухе разносится далеко, это не военный лагерь, где не слышно собственных мыслей из-за шума. Ещё шаг. А спит он не слишком крепко. И губы вытягивает во сне. Мальчишка. Ещё шаг…

Она отошла почти на десять шагов, когда он проснулся. Выбора не оставалось: его придётся или вырубить, или прибить насмерть. Тури не думала долго, роняя цепь и хватая его же нагрудник — бросившись на него пластом и больно ударившись о край — в отчаянной попытке найти хоть какое-то оружие. Но Мотылёк был хорош. Чертовски хорош в избегании столкновения.

— Довольно! — прошипел он, уклоняясь от ее ударов. — Ты уже не убежала!