— Подъём, ленивые засранцы! Бог пощадил тебя, мальчик: эти добрые братья-волки как раз направляются к ставке мастер-лорда, руководящего каменоломней. Ты пойдёшь с ними.

— Пойду?

— Лошадь я тебе не дам! — категорично отмахнулся конвоир. — Несколько дней уж как-нибудь выдержат твои длинные ноги. Сапоги хоть твои собственные? Значит, так… — Он понизил голос, поманил юношу в сторону. — …по всем правилам я должен отправиться с тобой. Но эти славные господа в кандалах — да не пялься, дурень! — никак не могут быть доверены толпе наёмников. За одной потаскухой ты уж присмотришь.

— Мастер войны Туригутта… — начал было Левр, не вовремя поддаваясь пробудившемуся рыцарству, и Ларат прервал его вновь:

— Знаю, знаю, не потаскуха! Бедный ты парень… — Он опустил голову, заломил поля шляпы. — …как раз один мастер войны заплатил мне, чтобы эту сестру-мастера я отправил на каторгу.

— Её враг? — тихо спросил Левр. Страж хохотнул:

— Её самый хороший друг. У них вышла размолвка, но Мирный Ниротиль не бросает друзей и в ссоре.

— Ты тоже служил ему?

Ларат кашлянул, отводя глаза. Затем вновь хлопнул Левра по плечу.

— Тебя бы в Элдойр лет пятнадцать назад, мальчик. Вот там таких, как ты, мы хоронили первыми. Что ты смотришь, как будто уже примеряешь меня к этой своей книжице?

— Это тептар, — уязвлённо вставил Левр, — личный кодекс воина, молитвенник…

— Развели церемоний! В моё время мы учились писать и знать наизусть три вещи: Божью молитву, присягу и имена: своё да командира. Бумаги у нас не было. А иногда и чернил.

— И… как же…

Ларат снял свою шляпу и вывернул поля. С годами надписи почти стёрлись, но заметно было, что их регулярно обновляли.

— Да вот же. Кто на чём. На сапогах с внутренней стороны сначала писали, потом решили, непочтительно, и переходили они от мертвяков, стали путаться. Да и имён особо не спрашивал никто. Приедешь в город и даже не ищешь земляков: все свои, где сел — там стол накрыт, где упал — там и спишь. Братья молятся, бряцают оружием, и везде всё задарма. Благодать, одним словом. А ведь война была. А нынче что?

Левру было над чем задуматься. Невольно взгляд его возвращался вновь и вновь к Туригутте Чернобурке. Стала бы она рассказывать о минувших днях или принялась бы пошло отшучиваться, ничем не выдавая своего опыта?

— Так ты иди смирно с братьями-волками, — наставлял Ларат юношу на прощание, — возьми пару серебряных ногат — спрячь поглубже! Не стесняйся их спросить о чём, ребята они добрые. Но особо не вверяйся. Будешь справлять нужду — красотку бери с собой. Вообще не спускай с неё глаз. Не выпускай верёвки из рук. На ночь замотаешь цепь вокруг дерева и замкнёшь. Понял?

— Понял, — послушно кивнул Левр. Ларат наклонился ближе, нахлобучивая шляпу обратно.

— И ни за что, ни при каких обстоятельствах не снимай с неё кандалы! Ключ вручишь лично мастер-лорду, когда доберётесь. Возьми письмо, это ему…

…Цикады, свиристящие в кустах, не смолкали даже от взрывов хохота северян, расположившихся на ночлег рядом с экипажем, которого в утреннем тумане Левр и не рассмотрел. Кафтаны на оборотнях были дорогие, сапоги — новые. Сытые и весёлые, северяне щедро оделили молодого рыцаря угощением, без напоминаний принесли ужин и одеяло и явили всю широту гостеприимства волчьей души.

Перепало и пленнице. Памятуя о приказе Ларата, юноша не выпустил верёвку из рук ни на секунду, вынужденный краснеть, сопровождая воительницу в кусты, и, что ещё хуже, вынужденный созерцать её нарочито неторопливую возню с одеждой.

Она так и оставалась молчалива. Впервые подала голос уже вечером — ухали совы в светлом лесу, оборотни развлекались беседами и шутливой борьбой у костра, шумно сватали одному из приятелей чью-то сестру или дочь — и вдруг Туригутта выдала, глядя перед собой в прозрачный ночной воздух:

— Тебе лучше приковать меня сейчас, пока ты не заснул.

Это было неожиданно.

— Почему же?

— Если ты не сделаешь этого, я сбегу.

А это — прямо и откровенно. Тёмные глаза воительницы блестели в темноте. Левр поднялся с места, очень осторожно подошёл к Чернобурке и вытянул цепь на всю длину. Замок был там. Он поколебался мгновение. Возможно, ему следовало позвать на помощь?

«Этого ещё не хватало, — разозлился юноша на себя, — верить этой сумасшедшей, когда она в очередной раз пытается посмеяться надо мной!»

— Ты не сможешь, — ответил он и сел на прежнее место. Цепь осталась у него в руках. Туригутта беспечно пожала плечами.

— Ты был предупреждён.

Левр был выше женщины и определённо сильнее, но наедине, без посредничества едких комментариев Ларата, он отчего-то чувствовал такое же напряжение, как если бы перед ним восседал живой дракон. Возможно, дракона он опасался бы меньше. И, что точно знал юноша, Туригутта могла с лёгкостью учуять его страх.

— Думаешь, не сбегу? — Она улыбнулась: блеснули два золотых зуба справа. — Думаешь, ты сильнее? Попробуй. Даже босая, я тебя отпинаю… ну же. Или ты недостаточно смелый?

— Я умный, — выпалил Левр, неосознанно дёргая её цепь. — Я и пробовать не стану.

— Что-то такое есть в тебе небезнадёжное, что-то есть, — кивнула женщина, запрокинула голову и тяжело вздохнула, — но попытаться стоило. И что такой умник делает по эту сторону Велды, в Полесье, вместо того, чтобы наслаждаться победой и девичьими вздохами вслед, а если повезёт, то и чем-то большим? А, Мотылёк?

Левр отчаянно краснел. Он в самом деле рисовал на предыдущем привале в тептаре, прикидывая, возможно ли изобразить эребского рогача на щите в качестве герба. Ему следовало догадаться, что воительница обратит внимание.

— Меня зовут Левр из Флейи. Я всего лишь прохожу испытание эскорт-ученика…

— Ух, золотце. Если я тебя поцелую там, куда тебе хочется, развлечёшь меня схваткой?

— Молчи, — буркнул юноша, краснея. Но Туригутта не умолкла.

— Чтобы я молчала, ты говори. Нечего сказать? Так я продолжу… но мне нужно имя.

— Какое имя? — запнулся Левр, вынужденный взглянуть на свою пленницу. Она состроила гримасу и стрельнула в его сторону нарочито кокетливым взором:

— Имя твоей зазнобы, конечно. Что ж, она будет Прекрасной Дамой, пускай. Ты, конечно, совершаешь сей подвиг ради неё — нахер сказки о званиях, если ты не слабоумный, ты знаешь, как получают воинские пояса, для этого не нужно подвигов, и от любых испытаний можно откупиться. Но ты не похож на того, кто отправился бы в подобное путешествие ради денег — да и какие деньги, если сам всё ещё вне звания! Слава же тебя точно не интересует — в чём слава сопровождать женщину в ссылку? — Мятежная полководица возвела глаза к небу. — Ни золотых копий, ни наград.

— Откуда тебе знать? И почему ты не можешь молчать? — буркнул Левр, угрюмо глядя под ноги, не переставая сжимать цепь.

— Я уверена, что поболтать мне ещё очень не вскорости представится случай. Ты, конечно, не самый одарённый собеседник, но, как говорят в Руге, когда нет печёных куропаток, на свадьбу радуются саранче.

«Меня сейчас стошнит», — Левр постарался изгнать из мыслей образ запекаемой саранчи, о предполагаемом вкусе которой не имел никакого представления. Туригутта с очевидным развлечением наблюдала его отвращение. Её пристальные, немигающие круглые карие глаза напоминали взгляды ручных рысей, которых привозили с севера Загорья как диковинки. Юноша опустил голову. Вспыхивающий румянец он чувствовал каждой порой на коже.

— Я плохо сплю, если на ночь глядя ни с кем не покувыркаюсь, — вновь завела свои шуточки женщина, покашливая. — Ты не выспишься, если я всю ночь буду скрежетать зубами и стонать у тебя над ухом. Сделай милость, хоть одну руку мне освободи, раз уж ты такой блюститель нравственности. Или будь настоящим братом пленной сестре — одолжи свою…

Левр сжал зубы почти до боли. У костра раздался очередной взрыв волчьего хохота — с подвыванием и тявканьем. Северяне веселились.

— Ты говоришь на сурте, Мотылёк? — вновь заговорила воительница. — Я вот говорю немного. Но я не рискну пойти к этим милым мужчинам, чтобы развлечься… — Она принялась стягивать обеими руками штаны, виляя бёдрами.