— Помоги мне. Я тебя прошу. Я люблю. Что мне сделать, чтобы уберечь ее? Как мне спасти ее? Помоги, — шепчет он, слабея, сдаваясь, и Серсея оказывается рядом, обнимает его за шею, прижимается к его щеке, целует в голову. Ее руки возвращают ему силу своим прикосновением.

— Скоро ты будешь со мной, — слышит он вдруг изменившийся, ее-не ее шепот, и это заставляет холодеть его сердце, — скоро ты снова будешь моим.

Глаза, что смотрят на него с ее лица, горят синим огнем мертвой зимней ночи. Вырываясь из отравленных объятий, Джейме подскакивает на постели, трясясь от пронзающего ощущения близкого холода.

Вдыхая воздух через зубы, он пытается успокоить бьющееся сердце, пока со всех сторон вновь не оказывается окутан теплом и знакомым ароматом — Бриенна рядом, ее теплые ладони на его лице, на его плечах, на его спине. Она не говорит ничего, она целует его — прихватывает губами, зубами его кожу, трется об его тело, как большая кошка. В ее гибкой хватке, знакомом тепле он засыпает спокойно.

Их ночи бывают очень разными. Они могут спать, греясь друг об друга, могут до хрипоты спорить о чем угодно, могут заниматься любовью до сладкого бессилия. Три недели Джейме счастлив по меньшей мере по ночам.

— Когда дожди закончатся, войскам придется разойтись, а нам расстаться, — шепчет Бриенна. Риверран оставлен позади, впереди граница Речных Земель и Безупречные.

— Пусть никогда не заканчиваются в таком случае.

Он открыл рот, желая, наконец, сказать те самые слова, когда оказался между ее колен, высоко задранных длинных ног, идеально принимающих его — вес, размер, сила нажатия. Слова подождут. В какую-то минуту неловкости ему пришлось перенести вес на правую руку, и оказалось, что он полностью лежит на ней, обвитый ее руками.

— Тебе же тяжело.

— Нет, конечно, — Джейме услышал короткий смешок.

Под его пальцами и напряженным членом оказалась ее влажность, теснота, Бриенна затаила дыхание, он двинулся, находя правильный угол. Следующее движение вышло почти болезненным для Джейме.

Когда он, дрожа всем телом и почти теряя рассудок, посмотрел ей в лицо, то встретил плавающую улыбку и незнакомый румянец. Джейме ухмыльнулся, целуя ее губы, вырывая удивленный вздох осторожным медленным толчком.

— На что это похоже? — прошептал он, влажно целуя уголок ее глаза, и она медленно моргнула, словно прислушиваясь, — когда я в тебе?

— На тебя, — она сладко вздрогнула, чуть сползая и подаваясь бедрами навстречу, — на… о, Джейме… на то, как ты… если бы с мечом…

Он не думал о том, что его могут поймать, заметить, остановить, он не думал о том, что должен и чего нет, он просто двигался в ее теплой, тесной влажности, снова и снова, чувствуя, как она просыпается под его движениями. Становится женщиной, действительно. Играет, осознавая силу мягкости, быстро осваивая новые способы победить и проиграть — с равным удовольствием проигрывая и побеждая.

Любопытство и желание заставляют Бриенну быть смелее.

Оказывается, Джейме ничего не знал о собственном удовольствии, кроме самой примитивной формы. Он всхлипнул сухо, когда пальцы Бриенны скользнули снизу по его члену, находя странные, ему самому незнакомые точки почти у корня. Вздрогнул, блаженно улыбаясь, когда она трогала себя, сжимая его в себе и встречая его толчки уверенными ответными движениями бедер.

Джейме хочет, чтобы это произошло, почти мучительно желает кончить, испытать снова сладостное чувство слияния, полета с ней, в ней; и он хочет, чтобы никогда это не заканчивалось.

Особенно, когда Бриенна каким-то образом оказывается сидящей на нем.

Ему становится не стыдно. За короткие громкие стоны, за отсутствие правой руки, за некрасивое, должно быть, выражение лица на грани между жаждой и экстазом, за то, что он готов вечность провести между ее мускулистых широких ляжек, и за шлепок по ее роскошной заднице, Семеро.

— Джейме, — дышит Бриенна часто и глубоко, глаза распахнуты, вбирая его, лаская, желая, — Джейме.

— Женщина. Бриенна. Моя Бриенна.

— Джейме. Пожалуйста. Пожалуйста!

Грудной, глубокий ее голос и звон близкого удовольствия в нем заставляют его ускориться, бедра раз за разом встречают ее упругое тело, и, когда она сжимается вокруг, всем телом встречая его вторжение, Джейме сдается. Изливаясь в ее тело, глубоко, он держит ее, как будто она может вдруг вырваться и убежать.

Но Бриенна не убегает. Им больше некуда и незачем бежать.

Впервые в жизни Джейме Ланнистер лежит рядом с женщиной полностью нагим, не намереваясь вставать и уходить никуда. «Здесь мое место, — думает он, поглаживая правой рукой — тем, что осталось — ее взмокшую грудь, все еще покрытую румянцем, — здесь моя женщина». Когда она закрывает глаза и стыдливо усмехается, Джейме начинает улыбаться тоже.

— Что?

— Я всегда думала, что со мной нельзя, как с другими женщинами.

— А?

— Ну… я думала, что, раз я отличаюсь от них, — Бриенна закрывает алеющее лицо ладонями и смотрит поверх них, смущенно и внимательно с тем, — телом, я имею в виду. То и… устроено оно у меня как-нибудь… не так.

— Послушай меня. Послушай, — он обвил ее руками, прижался к ее шее, зашептал ей на ухо, — все у тебя устроено так, как надо. Ты безупречно сложена. Ты самая желанная из всех женщин, которых я только мог себе представить.

— Они красивее.

— Но я здесь. С тобой. Не хочу и не могу быть ни с одной другой в целом мире. И не хочу делить тебя ни с кем.

Почему он не сказал этого раньше? Почему не Зимой? Почему не нашел в себе сил тогда рассказать ей, как хочет ее? Почему до сих пор ничего не сказал о том, что любит? Джейме проклинал себя за каждую ночь, которую провел с ней рядом, не занявшись с ней любовью.

— Джейме, — нежнее ее рук он не знал ничего, особенно, когда она прикасалась так к его лицу, — я люблю тебя.

Поцелуй — не самый правильный ответ на эти слова. Но все же ответ.

— Джейме. Давай не умрем.

— Я совсем не против еще немного пожить, женщина.

— Я серьезно…

Днем она — несгибаемая воля, леди-командующая, рыцарь без страха и упрека. Ночью в его руках Бриенна, случается, плачет, признается в любви, в другие ночи заставляет рыдать его — умолять, просить, подчиняться и сдаваться, в конце концов.

И он сдается, снова и снова.

— Я не умру, пока живешь ты, — обещает Джейме, глядя ей в глаза — семь небес, десять морей, полные любви и веры, — пока ты…

— Не говори, не надо.

— Это правда. Я твой. Навсегда. У меня не так много этого «всегда» осталось, женщина, чтобы шутить с твоим сердцем.

— Ты даже не представляешь, как часто это делал, — слабо улыбается она, вытирая опять слезы; это дождь, должно быть, заставляет ее расчувствоваться, оправдывает женщину Джейме.

«Мы когда-нибудь будем живы и счастливы?», спросил он ее Зимой, но и тогда она не знала ответа. Неизвестность окружает их со всех сторон. Одно известно обоим: ритм сердцебиения, размеренный и привычный, изменился у обоих в первый миг их первой встречи. И изменился мир, даже если сначала перемены были малы и незаметны. И с каждой следующей встречей перемен становилось больше, они накапливались, они встречали их на их новых дорогах вместе, они ждали их в изобилии везде, куда бы они ни пошли.