— Сир Джейме никогда — никогда! — в жизни не сделал бы ничего бесчестного. Ни в отношении меня. Ни в отношении кого бы то ни было. Он не заслуживает такого мнения о себе. Даже от вас.

— О. Сколько экспрессии, — брови королевы взлетели вверх, но лишь на мгновение, — в постели вы, стало быть, властвуете, Бриенна? Что вы знаете о мужчинах? Вы так ловко притворяетесь одним из них, когда это необходимо. Вы этим его взяли?

Да она безумна, поняла вдруг Бриенна, хоть это понимание ее и не успокоило.

— В вашей постели нас было трое. Всегда, — наконец, сказала Серсея без улыбки, вставая и подходя к застывшей, словно изваяние Тартской Деве, — всякий раз, когда вам казалось, что он смотрит на вас с любовью, это была я, на кого он смотрел. Когда он говорил о том, что вас ждет в будущем, там была я, потому что я — его будущее, единственно возможное. Когда он закрывал глаза или отворачивался, не сомневайтесь, чье лицо он представлял в это мгновение. Теперь он мертв, мне говорят. А если нет, то после меня его не будет. И вашим он не будет никогда.

— Мне это известно, леди Серсея, — ледяным голосом ответствовала Бриенна. «Хотя бы сохраню свое достоинство перед этой змеей». Серсея снова окинула ее взглядом с ног до головы

— Правда? Тогда почему я в это не верю? Вы все еще питаете надежды, все еще мечтаете о нем. Я могу это прочитать по тому, как вы смотрите на меня сейчас. О, если он увидит вас, он пощадит ваши чувства. Джейме всегда был великодушен. Он сочинит что-нибудь для вас, какую-нибудь героическую историю, подарит вам еще что-нибудь острое, приспособленное для убийства, отправит как можно дальше прочь от себя, и это все, на что вы когда-либо можете рассчитывать.

— Он хотел этого ребенка, — выпалила вдруг Бриенна, сжимая зубы и надеясь только на то, что причинит боль в ответ своими словами: бессмысленный, женский поступок, — он говорил это каждую ночь, когда мы ложились вместе.

«Что я несу?!». Но заледеневшее лицо Серсеи и отсутствие следов всякого удовольствия на нем заставили ее продолжать.

— Он говорил, что мы встретим старость вместе.

«Почти правда. Он шутил, что я буду старой каргой с фехтовальной клюкой, а у него будет костыль».

— Мы не вставали с постели, даже если нас приходили поднимать по нескольку раз.

«Правда».

Против воли рука Бриенны сжалась на мече. Это движение не укрылось от глаз Серсеи, она скривила презрительную усмешку, ничуть не испортившую ее красивое лицо, открыла рот, чтобы изречь очередную реплику, но в эту минуту дверь отворилась, и появился королевский гвардеец, а за ним — едва заметный Тирион.

— Что ж, боюсь, наше время истекло. Весьма признательна за то, что вы навестили меня, леди Тарт.

Бриенна не дошла до конца коридора, когда ее начало тошнить. Она сдерживалась недолго, это было слишком, слишком много — сладкие духи Серсеи, золотой блеск ее волос, ее кошачьи глаза и ее слова, слова, и все это — и ее рвало долго, она едва успела убрать подол платья, чтобы не запачкать его.

Когда она смогла поднять голову — и ее шатало от слабости и дурноты — то в нескольких шагах увидела Тириона, внимательно созерцавшего ее. Она прижала руку ко рту, не вполне понимая, как себя вести в такой неприятной ситуации.

— Не за что извиняться, миледи, — вежливо опередил ее карлик, чуть кланяясь, — в вашем положении это естественно. Берегите свое здоровье. Буду рад видеть вас в любое время. Не стесняйтесь обратиться.

*

Шепотки и косые взгляды сопровождали ее всегда. Но сейчас это было что-то другое. Эти взгляды стирали ее защиту, обнажали кожу до костей.

Бриенна вдруг поняла. Поняла, как издевательски звучит ее прозвание «Тартская Дева», и сколь чаще ее зовут «Шлюхой Цареубийцы», пусть и не в лицо. Пока.

— Говорят, его видели в Хайгардене.

— Конечно, там еще можно найти сильную поддержку после их примирения…

— Но надо же быть таким подонком: бросить женщину одну, когда она в таком положении, при дворе, в такое время, когда… хотя, ему не привыкать.

— Ему недолго осталось, если он еще жив. Тот, кто доставит его к королеве живым или мертвым, озолотится.

Они не договаривали, замолкая лишь на то мгновение, когда она проходила мимо. Бриенна вздрагивала, заслышав свое имя. Ей негде было найти опору. Прежде ею было служение, рыцарская честь, попытка соответствовать идеалу. Прежде — до Джейме Ланнистера. Он ворвался в ее жизнь как ураган и разрушил ее, и, что самое страшное, все, чего она хотела — только оставаться в центре урагана. Теперь Джейме не было. Все клятвы были исполнены, все обещания засчитаны. Осталась страшная пустота, которую прежде заполняли смеющиеся зеленые глаза, дурманящий запах его кожи, щекотка его щетины на плече.

Мир потерял вкус, цвет, смысл. Она почти не могла есть. Она тренировалась через силу. Подрик отправился к семье, хотя и изъявлял самое горячее желание вернуться к ней в скором времени. Леди Санса была слишком занята своими обязанностями придворной дамы — много времени она уделяла благотворительности и помощи сиротам и нищим. Больше друзей при дворе Бриенна Тартская не завела. Она надеялась вернуться на Тарт, но также надеялась, что узнает еще хоть что-нибудь о судьбе Джейме. Одиночество было невыносимо, а всеобщее отчуждение и смешки только усиливали тяжесть, которая душила ее.

«Леди Оленна Тирелл, вот кто мне нужен, — вспомнила вдруг Бриенна пожилую Розу, которая всегда относилась к ней с некоторым снисхождением, но без презрения, — я могу поговорить с ней».

Леди Тирелл приняла ее в солярии, украшенном в том самом стиле, который всегда ассоциировался у Бриенны с настоящими придворными дамами — множество роз, тяжелые портьеры, преувеличенно слащавые гобелены, изображающие куртуазную любовь между нарядными красавицами и рыцарями в полном облачении. Невольно Тартская Дева улыбнулась, вспоминая, с какими стонами облегчения Джейме падал на кровать, когда после суточного марша она помогала ему — в последние месяцы она и только она — избавиться от тяжелых доспехов.

Леди Оленна, казалось, навсегда застыла в своем возрасте. По ней нельзя было сказать, что прошло еще несколько лет ее жизни, разве что двигалась она чуть медленнее. Но ее упрямый, решительный подбородок все так же был вздернут высоко, и все так же прямы были ее речи.

— Я ждала вас, дорогая. Садитесь. Чай? Пастилы? Может быть, имбирного печенья?

Бриенна открыла рот, чтобы как-то начать беседу, когда до нее дошло, что редкая мягкость в глазах пожилой леди обусловлена все теми же слухами, той же дикой ложью…

Она опустила локти на стол, запустила пальцы в волосы и умоляюще взглянула на старую Розу. Та лишь понимающе усмехнулась.

— Стало быть, вы пришли ко мне, леди Бриенна. Надо сказать, я ждала вас раньше. Я полагаю, вы хотите поговорить о Джейме Ланнистере.

Краска бросилась Бриенне в лицо. Она не могла кивнуть, не могла сказать «да».

— Он жив?

— Не знаю. Но неделю назад был жив — я надеюсь, наша новая королева об этом не узнает. Не от вас, во всяком случае. Угощайтесь, дорогуша. Вы исхудали невозможно. Я сама, когда носила своего первенца, ничего не могла взять в рот, но надо пересилить себя.