Поцелуй был коротким, его грудь вжата в ее, частое дыхание обрывало все просящиеся на язык слова.

— Я… — это было сильнее, Бриенна не смогла сказать, не сказать тоже не могла, губы дрожали, она приложила руку к груди, там, где билось сердце, и Джейме покачал головой.

— Я знаю. Я всегда это знал, — шепнул он в ее губы.

— Я люблю тебя, — первая слезинка прокатилась по ее щеке со шрамом, затерялась где-то в рубце.

— Да. Это.

Он был с ней. Джейме был с ней. Она медленно опустилась на спину, подняла колени, развела их, не переставая смотреть ему в глаза, и он подался вперед.

«Ты тяжелее, чем я думала», — говорила она ему Зимой, когда волокла, раненного в бедро, через замерзшую реку, а Джейме отвечал раздраженно: «А ты думала носить меня на руках? Вот я бы тебя мог».

Ворота Винтерфелла, его поцелуй сладок, коридоры Винтерфелла, бесконечные коридоры, бесконечные поцелуи. Бриенна отвечает, смеясь, в один из этих поцелуев: «О мой сияющий рыцарь-драконоборец…».

Золотистого отлива кожа на ее, белой, похожей на крапчатый алебастр. «…И его леди Веснушка».

— Пощади мое самолюбие, леди-командующая, — хрипло дышит Джейме ей в ухо, — скажи хотя бы что-нибудь вроде «какой ты большой» или — а! — скажи… о… хотя бы… «ай».

— Ай, — послушно произносит Бриенна, чуть раньше, может, чем следовало, потому что потом это происходит самопроизвольно, — ай! Ай!

Это было похоже на укол. На один, второй, третий укол чем-то режущим, но плохо заточенным. Но она не закрыла глаза, только распахнула их шире, позволяя ему видеть, вбирать, чувствовать. Бриенна дышала. Через рот, часто, пока он двигался в ней, глубже. На какое-то мгновение потерянное выражение его лица дало ей обманчивое ощущение, что все закончилось, но спустя лишь мгновение он двинулся назад, и толчки стали сильными, частыми и беспощадно болезненными.

«Барсука в нору», вспомнилось вдруг, и она подавила смешок, но, глядя ему в глаза, поняла, что Джейме помнит. И они еще будут смеяться. Обязательно будут.

Она не слышала своих восклицаний. Она не чувствовала слез, бегущих из глаз. Зато видела, как дрожат губы Джейме, как он напряжен, как пульсирует вена на его шее, как он дышит, и это чувство его близости заставило ее улыбнуться, глядя на него, вскинуть колени выше, обхватить его ногами, насколько она смогла это сделать, и потянуться, чтобы поцеловать его.

— Иди ко мне, — выдохнул он. Подхватил ее, подсадил на себе, послышались какие-то звуки из-за занавеси — Бриенна таяла, напрочь забыв о том, что на них кто-то может смотреть.

— Смотри на меня.

— Я вижу. Я здесь. Я знаю.

Его движения стали еще чаще, жгущими ее изнутри, но она все еще видела только Джейме. Его уплывающий взгляд, его напряженная широкая спина под ее руками, короткий гортанный звук, глубокие рваные движения. По ее лбу ползла струйка ее собственного пота. Их ноги, руки переплелись, она прижалась к его лбу, глаза в глаза, все еще. Теперь Бриена могла лишь дышать им, слабеть в его руках и отдаваться движению. Принимая его, открываясь и вздыхая, пока, наконец, Джейме, дрожа, взмокший и тяжело дышащий, не вскрикнул коротко, вжавшись особенно глубоко и резко в ее тело несколько раз, не опустился с ней медленно на постель, встретив ее соленый поцелуй.

Бриенна закрыла глаза, обнимая его, приникшего к ее шее. Несколько раз потерлась щекой о его плечо, и он вскинулся, скривил подобие улыбки ей в ответ и сел рядом, все еще тяжело дыша.

— Плащ! — властно прозвучал его чуть севший голос, и в следующее мгновение она была им укрыта от взглядов, которые по-прежнему были устремлены на них обоих.

Затем Джейме выдернул простыню из-под них, вытер ее бедра, вытерся сам, отвернулся, быстро натягивая штаны, и в эту минуту вокруг снова были люди. Люди, о существовании которых Бриенна на самом деле позабыла.

— Ваше… величество, — голос Джейме был холоден, но Бриенна чувствовала, как он все еще дрожит от возбуждения и ярости, — поздравьте нас.

Простыня с пятнами крови перешла в руки Арьи Старк, и она устремила на Джона знаменитый старковский взгляд. Бриенна услышала, как фыркнул Джейме.

Резко распахнув полог шатра, Арья вышла, подняла простыню над собой и пронзительно закричала:

— Чиста!

Бриенну, по-прежнему съежившуюся под плащом Ланнистеров, обнял отец.

*

Первое, что подумал Джейме, глядя на отвоеванный Риверран — на то, что от него оставалось — это то, что однажды это уже было с ним.

Второе — это то, что Бриенна и тогда была с ним рядом. И тогда она отговаривала его осаждать Риверран, тогда как теперь она и ее отряды заходили с обратной стороны, и она вошла в стены крепости первая, и не уставала гордиться этим.

Как и он сам.

Джейме шаг за шагом возвращался назад. История повторялась, слова, сказанные без какого-либо умысла, сбывались, и он все чаще догадывался, чем его песня закончится. Он уходил на Север умирать, но остался жить. Теперь — когда ему нужно было жить, как никогда прежде, он двигался на юг.

Этими мыслями ему не хотелось делиться ни с кем. Все, о чем они говорили — так это о том, что дожди, хоть и замедляют продвижение, нужны, как никогда. Пока шли дожди, можно было не опасаться драконов.

«Потому что драконы будут нашей смертью».

Той же ночью Серсея приснилась ему. Северный пейзаж окружал их, вокруг была богороща, и она стояла у чардрева, внимательно и немного подозрительно глядя на него. Это была Серсея. Джейме вжался спиной в дерево, рука нашла рукоять Вдовьего Плача. «Она мертва. Она не может прийти за мной. Этой власти у нее нет, даже если она и хотела бы ее иметь».

— Что с тобой, дорогой брат? — лукавая улыбка изогнула ее губы, глаза изучали его лицо, — что случилось? Ты ранен?

— Где ты была? — спросил Джейме, стискивая зубы. Она оглянулась.

— Где же еще, как не здесь. Что с тобой? Почему ты смотришь на меня с таким… злом?

Он присмотрелся к ней внимательнее. Вне всякого сомнения, это была Серсея. Его кровь, львица, его сестра. Но — не… не его любовница. Джейме заморгал. Женщина, что стояла в нескольких шагах от него, тревожно всматриваясь в его лицо, никогда не была близка с ним.

Он мог видеть отсутствие печати порока на ее лице. От нее не исходило флюидов соблазна, больного отравленного самомнения. Он несколько раз еще моргнул, и внезапно оказался с ней не в богороще за Стеной. Они были в Красном Замке.

Здесь все было иначе. Обстановка, запах. Это были ее покои, но в синих тонах, тяжелые бархатные шторы скорее напоминали о северных ночах, чем о багрянце Ланнистеров.

— Джейме, — зазвучал рядом с ним ее встревоженный голос, и ее руки обвили его шею. Прохладная ладонь легла на его щеку, и он задохнулся ее близостью.

— Я скучаю по тебе. Я так скучаю, — это было слишком больно, чтобы даже рыдать, это давило со всех сторон на сердце, — тебя не хватает.

— Ш-ш. Я с тобой, — но в ее прохладных пальцах нет страсти или пламени, нет ничего, что отравляло его разум и душу на протяжении многих лет, — я всегда была и буду с тобой.