Все летело мимо, пока ее не ошарашило пониманием того, что произойдет, сейчас, именно сейчас, перед всеми этими людьми. Перед отцом. Она смотрит в небо, пока ее несут воины, не в силах моргнуть.

«Они несут меня к Джейме. К Джейме».

Провожание, ужасная традиция, да еще и в подобных обстоятельствах, которую она ненавидела, разговоры о которой заставляли ее чувствовать себя плохо, вдруг оказалось ее Тропой Чести. Не было жадных рук, не было пьяной родни, не было ненужных гостей… были Зимние Братья и Сестры: женщины пели воинственные, но в то же время нежные песни Севера, мужчины сменяли друг друга, аккуратно, уважительно передавая ее друг другу, словно хрустальную. Без шуточек не обошлось, но они заставили ее улыбаться и краснеть.

Это не со мной. Я не заслуживаю такого счастья.

— Позвольте и мне, миледи спасла меня у Стены!

— В очередь, парень! Барсука в нору!

«О, идиоты, — нежно обругала она их про себя, чувствуя, как десятки рук дотрагиваются, словно прося благословения, до ножен ее меча, — какая я была дура. Даже если эти минуты будут моими последними, они были из лучших».

— Пусть твои сыновья ведут наших в бой!

— Пусть твои дочери не отстают! — их смех заставил ее прослезиться.

Сир Аддам и Тормунд были из тех, что все время шли рядом. Она краснела, слушая их разговоры, но улыбалась.

— Милорд, если ты поможешь мне украсть эту женщину сейчас, пока не поздно, я отдам тебе одну из своих, — подмигивая ей, басил Тормунд, — какую хочешь?

— Я женат. А какие есть? — сир Аддам сообразил подыграть одичалому.

— Таких нет больше, — повысил голос Тормунд, и дружно подхватили клич все вокруг, — лучших Сестер забирают смелые Братья!

— Красивая женщина — это часть света, — нараспев зазвучало со стороны копьеносиц, где вышагивали северяне, — когда она изогнет шею, дорога поцелуями проляжет до холмиков грудей, затеряется ниже…

Бриенна помнила эту песню с Севера. Джейме пел ее у костра, сверкая кошачьими зелеными глазами, почесывая отросшую бороду. Ей было немного страшно, но она уговаривала себя терпеть и бороться со страхом. Сердце колотилось в груди, она не могла перестать улыбаться, что бы ни ждало ее в конце пути — а до него еще было далеко.

— …когда она раскинет ноги, горизонта линию преодолею, что отделяет меня от юга…

— Гребанные дикари, — весело зазвучал вдруг сир Черноводный, и Бриенна заерзала, завозилась, находя бедрами опору, едва не падая, вызывая восхищенные стоны у тех, что несли ее.

— Сир Бронн! — она действительно была рада его видеть. Рядом с ним стояла тихая Арья Старк, поддерживающая его за талию и подпирающая слева, — ваше здоровье вряд ли позволило бы вам прийти.

— Миледи, я ждал этого дня последние три года, — серьезно ответил Бронн, — жалею, что здесь нет Подрика. Старина Под! Но я напишу ему.

Краска бросилась Тартской Деве в лицо. Она была рада, что Подрика Пейна рядом нет. Ее смущение не укрылось от глаз Бронна, и он разулыбался, с намеком поклонился, поддерживаемый Арьей. Это было очевидно трудно с его ранами. Он побледнел, но не выдал своего состояния.

— Есть здесь достойные Зимние Братья? — Он прочистил горло, откашлялся, опираясь на Арью, — кто помнит песню «Твоё тепло»?

Бриенна знала ее — одна из новых, сочиненных Зимой, песен. Это была ее любимая, и у нее всегда прерывалось дыхание, когда она слышала ее. Бронн был отличным певцом.

— Мир погребен под снежным покрывалом, — Бриенна едва смогла удержаться от того, чтобы не подпеть, — и Ночь простерла надо мной крыло…

… Из уст холодных воздух забирала, — радостно вступили Тормунд и Аддам, — но я дышу. Ведь ты — мое тепло!

Она закрыла глаза, позволяя себе качаться на их руках, как на волнах. Она почти не почувствовала, как очень деликатно с нее снимали латы. Только глянула раз, чтобы убедиться, что делали это женщины.

Бронн, закончив песню, тяжело дышал, с присвистом, в котором Бриенна угадала сильную боль.

— Ох, вот и гребанный шатёр впереди. Благословят вас Семеро, миледи, — выговорил он, — наш львиный друг извелся ждать вас.

— Будьте благословенны, — голосок Арьи Старк был совсем тих.

Когда ее поставили в шатре перед занавесью и кроватью, Джейме был там. Глаза его покраснели, как у утопленника, причем дважды утонувшего и спасенного. Им не удалось и минуты побыть наедине. Он успел только прошептать, извиняясь сдвинутыми бровями, зелеными глазами, кривой усмешкой:

— Это должно было быть не так.

В любой другой день Бриенна бы сдалась и позволила его словам разрушить всю ту силу, которую ощутила в себе, но не сейчас. Она не будет думать о том, что теряет его, разрушает тайну, открывает их общие секреты. Из Тартской Девы превращается не в леди-жену, а в леди-командующую.

Это не столько о том, что между ними, а о том, что их разделяет. О нем, его сестре, о том, чем все закончилось. О том, что у него осталось достаточно силы воли, чтобы не обесчестить ее, когда она отдалась бы по одному лишь взгляду.

Он всегда защищал меня, поняла вдруг Бриенна. Своими насмешками. Своими шутками. Подаренными платьями. Представлением ко двору, доспехами, той самой, фантомной правой рукой, которой всегда держал ее, а не Серсею. Закрывается, шелестя по полу, занавеска, скрывая лица: король, леди Арья, отец, лорды. Мир стерт. Есть бухающее сердце в груди, сброшенные сапоги, рубашка, полетевшая мимо цели и упавшая ему на плечо.

Смех. Дрожащее пламя свечи, дающее рассмотреть его усмешку, нетерпеливо вздымающуюся грудь. Бриенна коротко выдохнула, сев спиной к занавеси — выходу и зрителям.

«Как повернуться? Как посмотреть? Что он будет делать? Что, если он не захочет так?».

Но, бросив взгляд через плечо, она тут же оказалась глядящей на него снизу вверх. Его короткая борода и губы у ее самого уха, дыхание в ее волосах.

— Сложно забыть, что мы не одни, женщина? Не тебе одной. Будь я проклят, если однажды не оторву голову Карстарку и каждому в их долбанной компании.

— Что ты сказал отцу перед тем, как мы вошли? — это был глупый вопрос, но отчего-то важный.

— Пообещал засадить тебя за вышивку и бабские сплетни.

— Джейме! — зашипела она, теряя терпение, и не представляя, как еще прикрыться, когда он прикасался к ней, простыми поглаживаними заставляя ее трепетать. Прикосновениями и словами. Будничными беседами, как раньше, как всегда. Стоя рядом, одним коленом на кровати, — между ее ног. Обычный разговор.

Зимой в такой позе они могли разговаривать часами. Часы сладкой пытки.

— Ты мокнешь, да? — развратная улыбка на его губах обнажила краешки зубов, она сморгнула, глотая слюну, пытаясь дышать ровно, — я знал.

— Когда ты так делаешь…

— Это ты делаешь со мной. Боги, женщина, — его шепот прерывался, пальцы сжались в кулак, — я так хочу… но… не при них… это не будет правильно. Это не будет… не так.

Мгновенное короткое сомнение в его глазах мелькнуло тенью, и Бриенна вспомнила.

— Джейме, — она убрала руки, открываясь в своей наготе и поднимаясь к нему, — смотри на меня. Смотри только на меня.