И надолго — на всю жизнь — запомнил он ответный взгляд потемневших до пасмурной серости глаз, когда она потусторонним голосом ответила, высвобождаясь из его рук:

— Нет, Тегги. Слишком печальна в народе сулов участь вдовы. Спасибо за то, что избавляешь меня от нее. Но я даже не предложила тебе отобедать, подавать на стол?

— Я спешу.

— Выспись, — посоветовала Эльмини, кивая ему на прощание, — ты ведь завтра будешь женихом.

***

Он не сразу смог успокоиться, покинув дом Варини. Почему-то только на выходе нахлынуло осознание одиночества. Марси больше не было.

Не было в Школе Воинов, на тренировочных дворах, на рынке и даже в его угодьях на сборе урожая. Он не вернется. Если бы можно было изгнать эту боль, просто напившись! Но, как научил Тегоана жизненный опыт, вино от душевных ран помогало очень слабо.

«Найти, что ли, Вайзу…». Эта мимолетная слабость тоже улетучилась, когда Тегги вспоминал Эльмини, оставшуюся в полупустом доме. Мысли художника не могли не повернуться к Нессибриэль. Занятно: две женщины, обе в пустых домах, одна делила с ним мужчину, у другой он был первым.

Тегоан не ожидал, что это противопоставление его так взволнует. Оставалось лишь надеяться, что не придется делать между ними выбор, хотя обе дали понять, что не придется.

«Не пришлось бы еще делать выбор между виселицей за совращение благородной девы — и столбом с камнями за мужеложство». Тегоан поежился, прибавил шагу. Иногда, остановившись, он хватался за кошелек, предусмотрительно спрятанный во внутренний карман жилета. Деньги вскоре понадобятся, и немалые.

Печальная истина состояла в том, и Тегги не мог отрицать ее, что деньги у него в кошельке водились не впервые. И — опираясь опять-таки на опыт — он мог с уверенностью сказать, что они не решают ничего. Сколько раз он проматывал куда большие суммы за рекордные сроки!

«Прикинем-ка. Сразу поделю пополам. Половину Нессе, вторую Эльмини… — сразу стало жаль себя, оставленного без средств, но Тегоан твердо решил начать новую жизнь, — придется уехать из города, но не сразу, чтобы не вызвать подозрений лорда. Или наоборот, сразу — чтобы не вызывать подозрений, будто я пытаюсь их не вызывать… снять дом для Нессибриэль. Дьяволы глубин, Эльмини нужен врач и хорошее питание. Что делать с бумагами Варини? Что делать с его акварелями — нет, я оставлю их, я…».

Но все его путанные планы то и дело прерывались воображаемыми картинами триумфа, вспыхивающими перед глазами с ясностью. Теплое гостеприимство дома, где Эльмини была хозяйкой, не могло затмить вспышек сотрясающего мир до корней удовольствия в объятиях Нессы. Мысли о погибшем друге, от которых Тегги готов был утопиться в Велде, отходили на задний план, когда он против воли прикасался к груди, хранившей поцелуи девушки и словно до сих пор ощущавшуюся тяжесть ее короткой дремы.

А рубашку с пятном ее крови он готов был, откуда-то из детства вытащив смутные образы, носить перевязью на руке, делясь тем самым с миром вестью о невинности своей избранницы.

«Он простит, — говорил ей, вдруг испугавшейся свершившегося, Тегги, покачивая в объятиях и утешая, — может быть, не сразу, но простит. Мы вернемся к нему, когда у нас уже будут дети. Назовем первого сына в его честь — тогда точно простит». И Несса поднимала ясные глаза, полыхающие зелеными колдовскими огнями: «Он не любит свое имя. Дома я зову его дядюшкой Ги. Ну что ты смеешься, это домашнее прозвище!».

У «Звездных Ночей» Эдель застал последние подводы, на которые грузили тяжелые сундуки с утварью со двора. Меланхолично отжевывала сено мохноногая серая кобыла. Две суетливые камуры-прислужницы сердито препирались за право ехать на козлах.

Поднявшийся фасадом, как крепостной стеной, особняк выглядел осиротевшим. По привычке захотелось закурить, как обычно он делал, идя в дом цветов. Хотя сейчас это было просто пустое здание, красивое, изысканное, но ничуть не похожее на бордель для высших сословий. Куда расселил Гиссамин куртизанок и челядь, Тегоан не знал, да и, памятуя о его способах решения проблемы лишних ртов, предпочитал не думать.

— Госпожа Амин здесь? Я должен передать ей работу для лорда.

— А, это тот пришел, рисователь. Нет, нет ее. Оставляй, что принес. Господину передадут.

— Где же она?

— Уехала. В энтот… как его… резервуацию.

— Резиденцию, — поправила вторая, — в имение.

— Какое имение? — не в силах осознать, запинаясь, спросил Тегоан.

— Да мало у евонной милости имений? Поди угадай, куда. Чай не впервые так бежит, — служанка свысока глянула на художника.

Не веря тому, что услышал, Тегги нашел рукой стену, оперся о нее, съехал вниз, сел на каменный приступ. В груди жгло, курить расхотелось.

— Госпожа оставила для меня что-то? — спросил он. Камура поджала губы:

— Нет.

Ни письма, ни записки, ни черной вуали. Нессибриэль оказалась верна себе и своему клану — ушла, не попрощавшись. Тегоан закрыл лицо руками. Понял, что громко стонет, только когда его тронула служанка за плечо.

Он глянул на нее сквозь пальцы. Хорошенькая, деловитая молодая шлюшка. Недостаточно хороша, чтобы развлекать именитых гостей, но вряд ли упустит случай заработать пару монет. Что, если отвлечься ею — на полчаса, на час?

Волна брезгливости и отвращения к самому себе поднялась к самому горлу, вызвала тошноту, и Тегоан покачал головой:

— Я в порядке.

«Я похоронил лучшего друга. Я должен жениться на его вдове. Я все еще не выплатил свои долги. И вот, радость моей души бросила меня. Мое сердце разбито. Так выглядит моя жизнь».

***

В кабаке у «Розочек», где неизменно заканчивались его приключения рано или поздно, он нашел Юстиана. Друг молча подвинул ему деревянную чашу.

— Это клюквенная, — откомментировал он, — полезно для суставов.

Одет был ювелир уже по-дорожному, под столом лежала увесистая сумка, на крепких теплых сапогах поблескивали шпоры.

— Куда? — спросил Тегги.

— На юг. В Тихий. В Тузулучу. В Рдонт. Еще не решил. А ты?

— Почему ты думаешь, что я уеду?

Юстиан пожал плечами, разливая настойку по опустевшим чашам. Выпили еще по одной. Тегоан задумчиво жевал зубочистку, глядя в задымленное пространство, Юстиан неторопливо закуривал. Оба одновременно посмотрели на пустующее третье место за столом, затем друг на друга.

— На восток, наверное, — сказал Тегги неожиданно сам для себя, — или в горы.

Юстиан ничем не выказал удивления, только вновь наполнил свою чашу, но вторую прикрыл ладонью:

— Похмеляться с утра на собственной свадьбе — дурная примета.

— Прошу тебя! Это же чистая формальность.

— Прояви уважение к Эльмини, — строго напомнил Юстиан, почесывая свою отрастающую рыжую бороду, — ей и так довелось пережить немало.

«А сколько еще доведется, — подумал Тегоан, но решил не вдаваться в подробности — сейчас, по крайней мере, — уедем мы из Нэреина или останемся, поселимся в пригороде или в хижине на берегу моря, легко ей не будет. Я не Варини. Я никогда не жил нормально». Отчаянное желание поругаться с Марси и нахлынувшая тоска едва не заставили зарыдать, закричать, ударить в стену: что стоило тому завещать Эльмини Юстиану!

С другой стороны, Юстиан вообще не вылезал из картежных палаток, долговых ям и острогов. И не Юстиан — теперь уж очевидно точно — стал любовником Мартсуэля.

Да и он не успел толком. Не успел распробовать терпкий вкус этой странной, опасной, запретной любви — как и любви вообще, впрочем. И вот уже нет надежды вновь испытать что-либо подобное, только страшное осознание поражения.