— Чего вы хотите от меня, господин? — тихо спросил Тегоан Гиссамина, открыв глаза и встретив ответный взгляд, — откровения? Светской беседы? Новой картины? Приказывайте, платите — и покончим с этим.
— Собственно, я…
Гиссамин не договорил — в кабинет с почтительным поклоном вошел юноша-спальничий с целой кипой бумаг. С каждой свисала королевская печать.
— Лорд-хранитель, приветствую вас миром, — бумаги перекочевали изящно, словно ничего не весили, на стол Гиссамина, — через два часа вас ждут в Совете Старейшин.
— Благодарю. Полагаю, Нижний порт взяли под контроль?
— Его милость господин Первоцвет лично отчитался о завершении беспорядков.
— Ну разве не чудесная новость, — пропел Гиссамин и обернулся на Тегоана, — мастер Эдель, полагаю, разделяет мое мнение… покой в городе как нельзя кстати. Иди.
Оставшись наедине с ленд-лордом, Тегги ощутил внезапное острое любопытство — прежде частое чувство. Он лишь глянул вопросительно на стопку бумаг на столе лорда, и Гиссамин, перехватив его взгляд, по-мальчишески рассмеялся.
— Да, мой дорогой Тегоан. Это так. Совет Старейшин отныне будет подчиняться мне. Как и воеводство. Отныне я Наместник вольного города и его Хранитель — по решению и благословению его величества, конечно.
За окном, словно подтверждая слова лорда, ударил колокол на башне гарнизона южного берега.
— Это вы сдали город, — не веря своим ушам, проговорил Тегоан. Ленд-лорд хмыкнул:
— Я? Я его спас. Горожане и не знают, скольким мне пришлось пожертвовать, чтобы сюда не отправилась прекрасная и честолюбивая Туригутта и ее войска. И не узнают. Я не ищу славы, Тегоан, никогда не искал.
— Вы получили нечто большее. Власть.
Гиссамин развел руками. Сейчас только Тегги заметил у него на пальцах два новых кольца — с гербом города — и со знаком Элдойра. Тегоан замер, приглядываясь внимательнее к Гиссамину. «Вполне возможно, скоро я услышу песни в его честь, — удивился и ужаснулся Тегги, — он действительно гениален — или безумен; или и то и другое одновременно. Он выжидал, он планировал, строил интриги, подкупал, продавал, предавал…».
Тегги никогда не умел скрывать свои мысли, и Гиссамин легко прочитал их у художника на лице.
— Не думайте обо мне хуже, чем я есть, — неожиданно произнес он, — да, я считаю Старейшин выжившими из ума полоумными фанатиками, может, несколько иного рода, чем безумцы в синем — но рассудки и тех, и других омрачены и слепы. Они и подчинявшиеся им ленд-лорды окрестных земель предпочли сделать вид, что ничего не происходит, и можно просто подождать, пока короля свергнут, сошлют, а времена Смуты вернутся. Но Смута не вернется. И та свобода, к которой мы привыкли — это анархия. И она тоже не вернется.
— Вы первый стали бы жертвой фанатиков.
Гиссамин сложил руки на груди, посмеиваясь:
— Дорогой мастер, но кто не стал бы? Сейчас они осмелели, потому что наш правитель занят, не имея возможности приструнить их. Они, как голодные псы, бросаются на все, что кажется им достойным обличения и наказания. Но это продлится недолго.
— Вы знаете точно?
— Я лично прослежу за этим.
— Если королева не сможет… — начал было едва слышно художник, но ленд-лорд с театральным стоном отмахнулся:
— Полно вам, мастер! При чем здесь сиятельная госпожа-правительница? Родится сын, или дочь, или не родится никто — тысячи лет королей свергали вовсе не потому. Разве они бунтовали против короля, или лордов, или Старейшин? Или глав кланов? Нет; они бунтовали против повышения цен, отсутствия внятных объяснений растущим налогам, холеры, плохих дорог, дурной воды в колодцах и перенаселенности своих домов.
Он оперся о подоконник локтями и, наморщив нос, потянулся, разминая плечи. Настоящий опасный хищник, затаившийся, полный отталкивающей глубинной порочностью, притягательный умением держать ее в узде. Встречал ли Тегоан Эдель кого-либо подобного прежде? Мог ли он предполагать, что ленд-лорд, никогда не закатывавший шумных оргий и пирушек, носивший скромную одежду серых оттенков, станет властвовать над Нэреином-на-Велде?
А может, это было такое же везение. Выигрыш в рисковой игре. Подарок и награда.
— Это испытание, — отвечая его мыслям невольно или же нарочно, — кто мог бы сказать? — ленд-лорд выпрямился, глядя на свой город, — большое испытание, о котором я не просил, но которое мне предстоит выдержать. И вы помогли мне и многажды поможете. Вы и ваш талант, Эдель.
Этого Тегоан точно не ждал.
— Каким образом? Все, что я рисовал для вас… ничто из этого нельзя показать, чтобы не прослыть богохульником.
— Согласен. Об этом я вам говорил в первые дни нашего знакомства. Но подумайте вот над чем…
Гиссамин сел за свой стол, побарабанил пальцами по столешнице, полюбовался игрой отблесков огня в камине на своих кольцах.
— Все мы боремся с тенью своей души. С тьмой, которой полнятся закоулки наших разумов. Выпуская их на волю, мы даем им овладеть нами — и они нас побеждают.
— Вы этим еще и торгуете.
— Дома цветов? Это в прошлом, — пренебрежительно отмахнулся ленд-лорд, — оставлю кому-то из семьи. Нет, Тегоан. Я о тех тенях, которые нас пугают. О гранях нас самих, с которыми мы не хотим знакомиться, потому что боимся дать им реальную, материальную природу.
Тегги похолодел. Вихрем пронеслись перед ним все те мгновения, что он запечатлевал для лорда. Пережитая грязь и ужас, ощущение собственного падения, и бездна, которой он боялся дать даже имя, зная, что уже заглянул за край ее.
— Вы поняли, Тегоан. Все, чего я хочу, чего я могу захотеть — и все, чего я хотеть не должен — вы видели. Я теперь тоже. Это лекарство от того, что сгубило моего брата, и чему я не дам заразить и погубить себя.
В полумраке глаза Гиссамина блестели совершенно по-особому.
— Нет, вы не броситесь в Велду, вас не найдут поутру повешенным или отравившимся, — продолжая легко читать его, продолжил лорд, — правда не имеет смысла, если вы за нее не пострадали. И нет в том вашей вины, что эта правда оказалась горька и грязна. Вы лишь давали мне со стороны увидеть все то, что таит душа — моя, ваша, неважно. Зная, что за замком, гораздо проще уговорить себя не открывать запретные двери. Сохранить себя от искушения властью. Мне это сейчас пригодится как никогда…
Гордый разворот головы, особенный, никогда прежде не виданный ласковый взгляд в огромное окно, светлые огни, искрящаяся гладь реки за ним — повторится ли это, Тегги не знал. Но, потрясенный невероятной наполненностью мгновения, запомнил его — и верил каждой детали, включая и то, что услышал дальше:
-…ведь я совершенно искренне больше жизни люблю этот город.
***
Мазки ложились ровно. Один к другому. Немного дрожали руки, а воспаленные глаза то и дело приходилось протирать, не давая себе заснуть, но Тегоан не мог позволить себе отсрочки.
Седьмая, последняя картина, наконец, была закончена. Нужно было лишь оставить тайный символ автора, знак, который никто, кроме него, найти не сможет. Он выбрал место — левый нижний угол холста. Быстро, не давая времени себе задуматься, почти вслепую ударил кистью. Отбросил ее в сторону, как невольный убийца-испачканный в крови нож.
Свобода от ленд-лорда. Больше его пугающая тень никогда не зависнет над ним ночью с камнем в руках. Никаких ночных кошмаров больше.
Опустевший дом цветов как нельзя лучше подходил для завершения работы.
По длинным галереям еще сновали слуги, упаковывая вещи куртизанок и обстановку. Раздавались возгласы носильщиков и недовольных кучеров. Слуги пытались напихать в крытые телеги побольше добра разом.
