— Сделаю, милорд, — почтительно поклонился спальничий, которого Тегоан уже узнавал.

Гиссамин провожал картину ревнивым взглядом разлученного с возлюбленной поклонника. Затем задумчиво посмотрел на ее создателя.

— Боюсь, скоро этот город станет тесен для вас, — произнес он загадочную фразу, усаживаясь в свое кресло, — давайте выпьем вина — у меня отменное, сорт Атари, с западных склонов Кундаллы. И потолкуем…

…Голова шла кругом. Впервые за очень долгое время не от хмеля. Плутая по центральным торговым улицам, Эдель никак не мог смириться с тем, как круто в очередной раз меняется его жизнь. Качели продолжали раскачиваться, и сейчас набирали скорость, вознося его все выше и выше. Страшно и подумать было, как он с них будет падать. В том, что упасть придется, Тегги не сомневался.

— Падение может быть прекрасным полетом, — прокомментировал Юстиан новости своего приятеля, когда тот заявился в лавку ювелиров, — радуйся, Тегги, чего еще тебе, балбес ты несчастный, нужно?

— Это приём, понимаешь, настоящий приём, — нервничал Тегоан, не в силах справиться с собой.

— Ты бывал на разных приемах, и некоторые, смею напомнить, удались на славу…

— Это прием у суламитов. У знатных суламитов.

— Марси, конечно, не царских кровей, но мы были у него на свадьбе и на посвящении его сыновей, — резонно вставил Юстиан.

— То Марси! А Гиссамин…

Тегоан волновался по многим причинам. Сколько бы не увещевал его Юстиан, ленд-лорд принадлежал к другому обществу, и быть допущенным на равных в него Тегоану доводилось впервые. На подобное большинство художников рассчитывать не могло, особенно портретистов. Актеры, куртизанки, певцы — вот была та каста, к которой относили Тегоана, и сам он привык к своему положению.

Без последствий нарушать сословные границы могли лишь воины. Их одинаково рады были видеть шлюхи и знать. Формально Тегоана никто не лишал звания, которое он получал, когда поддался всеобщему увлечению. Фактически дедов меч был заложен еще лет семь назад в последний раз, и после Тегги уже не пытался его выкупить.

«По правилам воинского сословия следовало броситься на него. Как непременно сделала бы добрая дюжина моих знакомых. Марси бы так и сделал. А вот Гиссамин ни за что», — и художник приободрился, уверенный в том, что хоть кто-то из присутствующих на будущем приеме его понимает.

…Вечером следующего дня, доведя себя до состояния невротического безмыслия, Тегоан последний раз перед приёмом закуривал трубку с дурманом. Пять-шесть затяжек помогали успокоиться на какое-то время. Он надеялся, этой — восьмой по счету — хватит, чтобы хотя бы пережить первые полчаса.

— Господин мастер, мы договаривались на час, — напомнил извозчик, и Тегги разогнал руками дым, одергивая нервно жилет.

Все утро Эльмини, радостная от ощущения собственной полезности, собирала его. Извлекла из дальних сундуков и углов кладовых все приобретенные богатства — пояса, гребни, мужские заколки, фибулы — и примеряла то к волосам Тегоана, то к его фигуре в целом. Она порхала вокруг него, точно птичка, и Эдель вспомнил вдруг, что уже много лет не видел ее настолько счастливой.

Как мало нужно было ей, чтобы улыбаться. Собирать чужого мужчину, когда в соседней комнате годами все более замыкается в себе муж.

— Вот теперь ты неотразим, — заверила она Тегоана перед выходом. С материнской заботой поправила на нем пояс, огладила плечи. Домашнее платье темного хвойного оттенка было в булавках, за пояс заткнуты были все те мелочи, которые не пригодились в сборах.

— Что я буду там делать? — спросил Тегги уже в сотый раз, и она с неизменной улыбкой ответила:

— Просто будешь самим собой. И все получится.

«Я так виноват перед тобой», — вот что готово было вырваться из груди, когда она провожала его в дверях. Краем глаза он успел увидеть, что Эльмини даже высыпала небольшую плошку соли вслед, и смущенно отвернулась, закрываясь покрывалом, когда поняла, что ее простонародный жест заметили.

Теперь ему очень не хватало подобной поддержки, когда он стоял перед резными дверями главного зала дома Амин.

Однако волнение превратилось в шок, когда, едва войдя, сразу под гербами дома, окруженную десятком светильников и фонарей, Тегоан увидел на стене «Смерть куртизанки».

Во рту пересохло, ноги вдруг ослабли. Иссякли все слова, когда перед ним из ниоткуда появился с целой свитой высокородных гостей лорд Гиссамин и широко раскинул руки в знак приветствия:

— Дорогие друзья, прошу внимания! Господа, леди, счастлив представить вам нашего долгожданного мастера-творца…

Если бы не дурман, от частого употребления уже улетучивавшийся, Тегоан ни за что не поверил бы в то, что это происходит с ним наяву.

***

Мгновения, делящие жизнь на «до» и «после». Перевернувшие всё. Темный пугающий зал дома Амин вдруг озарился теплым светом для Тегоана, высокомерные богачи стали простыми смертными, вряд ли страшнее Вайзы и уж точно не страшнее Толстяка Будзы.

Почти не смущала суламитская хина, на которой изъяснялись, мешая со срединным диалектом, почти все гости. Многие слова были знакомы Тегоану, и он с гордостью вылавливал их в услышанных разговорах:

— Истинное мастерство… исключительно… безупречная работа… сама жизнь!

Что было особенно странно, учитывая обстоятельства рождения столь восхитившей всех картины.

Лорд Гиссамин, наконец, уделил внимание художнику.

— Вам, должно быть, непривычно отсутствие застолья, — извиняющимся тоном начал хозяин, — но у нас принято разделять удовольствия. Угощение в свое время, услада взора — в своё.

— Это необычно, — покорно согласился Тегги.

— Позвольте представить вас господину Хедар, — Гиссамин поймал за локоть своего слегка выпившего собеседника и развернул к Тегоану.

На художника из-под ровных дуг соболиных густых бровей весело уставились хмельные асурские глаза-угольки. Черные, молодые и с искрой. Господин Хедар отсалютовал кубком:

— Мастер, вас можно поздравить. Но больше тебя, бесов ты выродок, — вдруг толкнул он Гиссамина локтем и прищурился, — если бы мне на пути попался такой самородок, я бы его не отпустил.

— Художник — вольная птица, поет на свободе, — ленд-лорд, казалось, на грубость не обиделся, — а мастер Эдель для меня исполнит еще одну работу, после чего я, так и быть, готов с ним расстаться…

Тегги слушал. Слушал, в нужные мгновения даже иногда шутил, но все чаще его посещали странные ощущения. Наверное, то же чувствует рабыня на торгу или скаковая лошадь перед началом забега. И этот открытый торг не смущал и не тревожил.

«Возможно, эти лорды могут оценить то, что видят, лишь в деньгах, — рассуждал Тегоан, внимательно присматриваясь к гостям дома Амин, — так они оценивают то, что делают сами и то, что делают для них. Нет ничего дурного в том, чтобы любить хорошее качество во всем». Он усмехнулся.

Странный, причудливый поворот судьбы. Окружавшие его гости вежливо хвалили «Смерть куртизанки», выражали надежду видеть другие работы живописца. Леди заинтересовались личностью натурщицы, ему приходилось отшучиваться.

— Мне бы так хотелось быть следующей, — щебетала одна, в ярко-розовой вуали, заколотой едва ли не на затылке, и в платье с укороченными рукавами, — что нужно сделать, чтобы вы писали меня? Где вы черпаете свое вдохновение?

«В шлюхах, вине, дурмане, ксаррских грибах и азартных играх…».