— Какой же ты идиот, — брякнул он, наконец, присаживаясь на корточки и пытаясь заглянуть Марси в глаза, — ну идиот же.

— Сам знаю. Уходи, ты собирался.

— Как я уйду теперь, а?

Сухой, воспаленный взгляд был ему ответом. Короткий, полный безответного, безнадежного, давнего чувства. Тегоана шатнуло в сторону, он подскочил, нервно зашагал по студии.

— Почему? — созрел, наконец, главный вопрос, Тегги запустил пальцы в волосы, растрепал свою и без того патлатую голову, оперся о стол, — почему я? Что во мне не так?

Мартсуэль, наконец, поднялся, бережно сложил наброски на стол, затем, подумав, переложил их в ящик секретера. Плеснул себе вина из графина, не поворачиваясь. Молчание между ними можно было резать ножом и продавать как яд от насекомых.

— Не так что-то во мне, — тихо ответил Марси, наконец, вздыхая, подходя ближе и подавая Тегги второй бокал, — ненавидеть разрешаю. Можешь начинать.

И неожиданно напряжение злости легко и незаметно — как цвета в палитре перетекают один в другой — сменилось на напряжение другого рода. Прогнать его теперь было нечем.

— Не могу ненавидеть, — также понизил голос Тегги, завороженно глядя на льющееся в бокал вино.

И то, что он все еще стоял на своем месте, а нож его оставался в ножнах, пока Марси придвинулся ближе, сделало ненужными любые слова.

— Это неправильно, — все еще отворачиваясь, сказал Тегоан сдавленно, — неправильно этого хотеть. Я никогда этого не хотел.

Он не договорил «с тобой не хотел», дыхание перехватило — и Варини оказался еще ближе, струящиеся пряди его волос упали ему на плечи, мазнули коротко по лицу и защекотали шею, а горячие влажные губы коснулись век, носа, впадинки над губой, губ. И Тегги сдал следующую позицию, потому что ни одна женщина его так не целовала, как это делал сейчас лучший друг.

Бокалы покатились по полу, один за другим.

Марси целовался умело, но без излишнего напора. Утешая, лаская и дразня одновременно. Смело, без оглядки на прошлое, без надежды на будущее, без притворства. А гладкие пальцы проскользнули — когда? почему Тегоан не заметил? — за пояс, и оказались там, на старом шраме под пупком.

Замедлился, втянул воздух — защекотало у самого кончика уха, и пробежала щекотка дрожи по шее вниз, по груди, запуталась где-то между ребер, заметалась вместе с сердцем.

— Марси!

Вышло почти жалобно.

— Марси, я никогда…

— Я знаю.

— Откуда?

Глаза их встретились, и Тегоан опустошенно осознал, что Марси улыбается, так, как давно не делал этого.

— Я знаю, потому что ты не умеешь хранить секреты, — выговорил Варини, легко пробегаясь пальцами по шраму, — ты бы обязательно поделился.

— Не стал бы я, — заворчал, сглатывая, Тегги, стараясь отрешиться от прикосновений настойчивых пальцев друга.

И Марси разубеждать его не стал. Только придвинулся ближе, осторожно, словно стараясь не напугать, и поцеловал снова. И снова Тегги ответил ему — уже смелее, любопытство брало верх, и рождалось — стыдно! — возбуждение.

Стыд, смущение, неловкость — настоящий первый раз. Никогда прежде его не трогал так мужчина. И сильные мужские пальцы не сжимали его член, который твердел и наливался кровью — от чего становилось еще более стыдно. И страшно. Это же не кто-то, это Марси — вот шрамики на указательном и безымянном, которые едва не отрубили однажды в бою, чувствуются и напоминают.

— Позволишь мне? — а голос незнакомый, никак не Мартсуэль Варини говорит, не он это, его похоть. Тегги дернулся было в сторону, но решимость его ослабла, и он лишь отвернулся. Варини прижался лбом к его спине, и горячо зашептал страшные и одновременно сладкие слова, не делая пауз даже чтобы вздохнуть:

— Постой, не отворачивайся от меня сейчас, прошу, ты не знаешь, как это больно: смотреть и не быть в силах хотя бы дотронуться. Постой, не уходи, не оставляй меня, не отказывай…

— Ты так меня хочешь? — задохнувшись очередным страстным поцелуем с привкусом слез, удивился Тегоан.

— Я… тебя…

И Тегги сдался — но лишь для того, чтобы не слышать самого пугающего слова, беззвучно родившегося на губах друга.

— Только свет погаси, — успел он попросить, некстати краснея.

Темнота обступила их недостаточно плотно, и в ней Тегоан безуспешно ловил детали, из которых пытался соткать общую картину: вздрагивающие губы Марси, его льняные, серебром искрящиеся в неверном свете луны волосы, прозрачные штрихи волос на животе, и там, ниже…

— Как с женщиной — со мной не будет, — вскинулся Тегги и услышал сдавленный смех:

— Ты не всерьез!

— Очень смешно.

Губы у Марси были горячие. Отказать, когда тебя так целуют? Так — обещая немыслимую ласку, о которой просто не могут знать женщины, а если знают, то только шлюхи… и Тегоан сдался, когда тонкие пальцы Варини скользнули ниже, а рот накрыл член влажным жаром.

Смотрел распахнутыми глазами перед собой, не видя, но чувствуя возбуждение Марси и его страсть, которой в свете дня было не разглядеть. Тегги вплел пальцы в волосы друга на затылке, вжал его крепче в себя, как будто тот мог отстраниться.

Этот момент больше не повторится. И если можно его продлить — то пусть продлится.

Он не сдержал сладкого стона, когда Марси нажал чуть сильнее, чем следовало, и чертовы мурашки побежали от копчика по спине к шее, вздыбили волосы на нем, разбежались по затылку и колюче осели где-то на макушке и висках.

— Марси!

Слезы почти брызнули у него из глаз, когда он рывком отстранил друга от себя.

— Я больше не могу, — задыхаясь, прошептал Тегоан. Варини лукаво улыбнулся, глядя на него снизу вверх.

— Я знаю, — сказал он, облизывая темные блестящие губы, — и я хочу, чтобы ты кончил. Хочу знать тебя на вкус.

Тегги отвернулся, не в силах смотреть Варини в лицо. Тот поднялся к нему и обхватил его лицо руками. Ладони его были сухими и холодными. А возможно, это Тегоан так горел.

— Хороший мой, — прошептал Мартсуэль, невесомо касаясь виска друга поцелуем, — хочу, чтобы тебе было приятно. Я все тот же. Посмотри на меня. Это я.

Как баба, с омерзением подумал о себе Тегги. Точно, как будто он — робкая девица, которую соблазняет настойчивый ухажер, и хочется как-то сохранить остатки самолюбия и мнимого целомудрия, отказывая ему на первые тысячу предложений, чтобы на тысячепервое отдаться.

Злость на себя быстро уступила место смеси страсти и жгучей обиды и ревности. Тегоан и сам не понял, как оказался сверху, как схватил Марси за волосы — удивившись их мягкости и текучей гладкости, и как опрокинул его лицом вниз на кушетку. Шелковое домашнее платье стекло к его ногам, к нему присоединилась рубашка и штаны Мартсуэля, обнажив узкие бедра и гладкую, персиковым пушком покрытую кожу…

Очнулся Тегги только, когда под ним Марси всхлипнул совсем уж как-то не по-мужски.

Едва не спросил, не слишком ли больно, но потом одернул себя, борясь с желанием поцеловать в плечо или шею — на которой часто, как трепещущая бабочка, пойманная на иглу, билась тонкая жилка.

Но Варини только подался бедрами назад, насаживаясь сам. Тегоан задохнулся от того, каким одуряюще тесным, податливо хрупким и одновременно незнакомо сильным было тело под ним.

Он увидел красоту Марси совершенно иначе в эту странную, долгую минуту. Увидел, как взмокла мускулистая гибкая спина, как встали дыбом редкие светлые волоски на бедрах, а сам Марси — закрыл глаза, тяжело задышал и едва слышно застонал, когда Тегоан, осмелев, сжал в горсть его яйца и легко потянул.