От скуки на подобных выставках ломило зубы, но их по-прежнему посещали — скучающие господа шли выпить и провести время с друзьями. Заодно приводили жен и наложниц, те спешили похвастаться перед соперницами драгоценностями и нарядами. Делать там всем прочим было решительно нечего.

Поэтому Тегоан отказывался, пока к нему, блестя глазами и то и дело гогоча, не примчался Юстиан.

— Я там тоже побывать хотел, — суетился друг, выволакивая художника из постели, — давай, приведи себя в порядок, Бог мой, да причешись хоть изредка! Надо найти тебе достойную пару, чтобы хоть как-то выглядел.

Тегоан видел рядом с собой только одну женщину. Одну, и эта единственная никогда не согласилась бы.

— Позовем твою подружку из «Розочек»? — не умолкал легкомысленный приятель, — у тебя найдется приличный жилет? Может, одолжить у кого-нибудь? Мой тебе будет великоват. Да ты изрядно схуднул, друг мой.

— Отстань, — слабо запротестовал Тегги, — что я не видел там? Это унылые лица, два-три начинающих маляра с амбициями, скука.

— Такого, мой друг, ты не видел. И выгляни в окно, жить без солнца вредно, — Юстиан был весел и напорист, — ты хоть приглашения читал?

Взглянув на маленькие аккуратные свитки, Тегоан вздохнул, закатив глаза. Но стоило ему развернуть одно, и он охнул, затем едва не подавился смехом.

— И это разрешили?

Юстиан энергично закивал:

— И одобрили. Наверное, так они умилостивят Одиноких Воительниц — и никого вешать не придется!

***

Очередь зрителей на выставку змеилась и уходила за угол едва ли не на половину квартала. Провокационная вывеска «Красота сокровенного Женского Органа» стала видна примерно с такого же расстояния. Причем последние два слова занимали собой две трети развернутого на верхний этаж полотнища.

Если цензоры и одобрили такую тему, а тем более, название, значит, им хорошо заплатили. Может быть, построили новый храм, или два храма, или каждому подарили по собственному скиту для особо упертых верующих, не желающих соседствовать с погрязшими в суете мирянами. Тегоан с удовольствием углядел нескольких воительниц из Лиги — их неуместные доспехи выделяли их из прочей толпы.

Как он и предполагал, выставку организовал представитель людей народа Бану. Низенький, полноватый и невзрачный, в обычной жизни он вряд ли выделялся бы хоть чем-то. Разве что маниакальным блеском мутноватых глазок и малоразборчивой быстрой речью.

— Женский орган — суть средоточие энергии жизни, — припадочно и сипло шептал главный ценитель прекрасного, ломая пальцы и непрерывно перебегая от одного собеседника к другому, — можно сказать, истинное лицо каждой женщины находится вовсе не там, где мы привыкли его искать.

— Позвольте, но душа живет в глазах, разве не так? — возражали ему смелые первые зрители.

— Глаза, глаза, конечно. Да, это глаза. Но кто сказал, что лицо и глаза должны находиться рядом, то есть, если изволите, конечно… — слегка запутался ценитель глубин женственности, но тут же нашелся, — я хочу сказать, что, знаете, ведь у народов Тузулучи есть многоликая Богиня, — это слово он произнес медленнее и нежнее остальных, — так вот, я хотел сказать, что в общем и целом, женственность многогранна, а у женщины — как минимум, два лица, и я хочу показать красоту того, которое мы не привыкли ценить открыто…

— Озабоченный дурачок не вылезает из-под юбок, — прошептал Юстиан на ухо Тегоану, — но его находка меня радует — цензура впервые посрамлена столь беспощадно!

Даже самые упертые ханжи не смогли бы найти, к чему придраться, с этим Тегги был согласен. Качество работ Итва Баниат, как называл себя новоявленный мастер кисти, оставляло желать лучшего, хотя был в них своеобразный шарм: короткие мазки грубой кистью, яркие, не сочетающиеся друг с другом оттенки, грубая текстура холстов огромных размеров — каждый выше Тегоана раза в полтора.

И при этом — на каждом был изображен тот самый так волнующий душу живописца уголок женского тела. Замаскированный достаточно старательно, хотя и наивно, под плод или цветок. Прозрачным вторым слоем, тонкой паутиной лежали нежные оттенки сливового, розового, золотистого, превращая грубую и отталкивающую натуру в нечто волшебное.

— Будь я проклят, — сдавленный голос Марси заставил Тегоана обернуться, — дорогая, ты уверена, что хочешь досмотреть до конца?

Обернулся и Юстиан. Варини явился с супругой. Эльмини пряталась под прозрачной голубой вуалью, как всегда, являющая собой пример женского совершенства. Давно Тегоан не видел ее в обществе. Обычно она предпочитала оставаться дома с детьми.

Здесь вообще был весь цвет Нэреина. Ценители искусства со всех окраин и даже соседних городков — многих Эдель знал лично, для кого-то на заказ писал, кому-то был даже должен, и от них старался спрятаться. Разве что никто из Старейшин да ленд-лордов и крупных землевладельцев не явились, но это было и понятно. Воинская знать также была представлена — многочисленными мастерами меча, командирами гарнизонов и капитанами форпостов, мастер-лордами, дружинниками…

И всеми, кто носил меч или лук и имел возможность заплатить пять медяков за зрелище, представленное сумасшедшим мастером Баниат.

— Люди не перестают изумлять меня, — заметил Мартсуэль вслух, оставив Эльмини в одиночестве пристально созерцать одно из полотен, — вот кому из нас пришло бы в голову нечто подобное?

— А талантливо, — не мог не признать Юстиан, подходя к друзьям, — взгляни-ка вот сюда.

Все трое молча уставились на ту картину, что висела перед ними, занимая почти целый проем между нишами в стене.

— Это роза? — первый подал голос Марси.

— Слегка увядшая, — добавил Юстиан, — Тегги, твои идеи?

— Ошпаренная роза. Или мокрая кошка.

— Где ты нашел здесь кошку?

Похожие диалоги, как и смущенный смех, звучали во всех залах.

Печенью, позвоночником, всеми прочими внутренностями Тегоан уже предчувствовал, кого приветствуют у входа в зал, когда заметил, как приосанился Марси. Воевода Оттьяр особо не притворялся, что интересуется произведениями сумасшедшего мастера Баниат. На толпу почитателей живописи он поглядывал свысока.

Всколыхнувшаяся в груди Тегги волна чувств заставила его присмотреться к мастер-лорду внимательнее.

«Так, разложим на составляющие. Примесь северной крови, это очевидно, третье-четвертое поколение, не дальше. Пепельно-русые пряди, воинский хвост — как будто только что с тренировочных дворов, любит себя хвалить. Ворот рубашки расстегнут, тонкий ряд бус — ожерелье трофейное, кажется. Щеголь — сапоги с варнаярской вышивкой. Не нравится он мне. И чем он покорил Варини?».

Что больше всего заставляло сердце Тегоана тревожиться, так это холодный блеск в глазах Оттьяра. Чем-то воевода напоминал ленд-лорда Гиссамина.

— Мастера. Леди, — тем временем, Оттьяр подошел к художникам и отвесил короткий поклон Эльмини, не глядя на нее, — как ваши впечатления? Скоро подпольные типографии разбогатеют на копиях, надо думать.

— Я уже видел копировальщиков здесь, — согласно кивнул Юстиан, что-то напряженно прикидывая в уме, — если позволите, поздороваюсь с ними, пара знакомых, понимаете…

Он скользнул прочь, несомненно, предвкушая прибыль. Тегоан твердо решил оставаться с Мартсуэлем.

— Цензоры посрамлены, — произнес Марси, бросая внимательный взгляд на воеводу из-под ресниц.

— Еще нет. По-настоящему будут они посрамлены, если вместо женщин кто-то исполнит в таком же стиле «портреты» мужчин, — возразил Оттьяр, — в искусстве первенство все время остается за женским полом, вам так не кажется, прекрасная леди?