Тегоан любил зиму. Зима в Нэреине всегда была волшебным временем. Возможно, сказывались асурские и эдельхинские корни, но лето с его душным зноем и изможденными горожанами, тревожная осень с дождями и вечными толками об урожаях его не вдохновляли так, как льдистая, нарядная, всегда отчего-то праздничная зима.

Больше всего он оживлялся, когда тонкое покрывало белоснежного снега укрывало Нэреин в январе, а ранние зимние сумерки разгорались сотнями и тысячами огней костров и факелов. Как никогда чувствовалось изобилие земель Поднебесья и разнообразие населяющих его народов. Можно было сесть в маленькой кофейне на углу, опустить ноги к любезно предоставляемой гостям жаровне, и рисовать, рисовать, рисовать…

А еще на морозе прекрасно ложились сульские минеральные краски по шелку.

— Холодновато нынче, — поежился Мартсуэль. Тегоан давно крупно дрожал.

— Не говори.

— Выпей горячего малинового настоя на меду, — сердобольно посоветовал Юстиан, вставая, — друзья мои, мне жаль вас покидать, но меня ждет одна очаровательная торговка тканями. А после нее — не менее, а то и более очаровательная эскорт-ученица из Школы Воинов.

— Опять блудишь, — неодобрительно высказался Варини, Тегоан же заинтересованно поднял бровь. Юстиан лишь вздохнул:

— Братцы, первая всего лишь клиентка. Хотя я бы приложил все усилия, чтобы… эх, видали бы вы те формы!

Проводив взглядом бодро шагающего к своей торговке Юстиана, Мартсуэль посмотрел на Тегоана обеспокоенно.

— Тебе совсем нечего надеть?

— Помнишь твою эту, «дикую шубу»? — стуча зубами, поежился Тегги, — одолжишь?

— Подарю. Но почему ты ничего не сказал?

Поймав одного из вертлявых мальчиков и быстро нацарапав записку для Эльмини, Марси укоризненно глянул на друга.

— Я был не против, когда ты себя гробишь. Но не настолько. Ты слишком любишь жизнь, чтобы уйти от воспаления легких.

— А как я, по-твоему, должен уйти? — стараясь отвлечься, Тегги грел руки о кружку с горячим вином. Лицо Варини помрачнело:

— Не хочу думать об этом!

Дождавшись шубы, Тегги едва не заворчал по-волчьи, заворачивась в нее. Шуба досталась Варини в подарок, и он никогда после службы в армии ее не надевал, но всегда использовал для тех гостей, кто предпочитал сидеть на полу и спать там же — как, например, Тегги, который не понимал, как вообще можно сидеть у огня на высоких стульях.

— Стой, Эдель! — голос Марси вдруг приобрел особую, знакомую Тегоану тональность, — посмотри-ка на меня… нет, нет, лучше в профиль…

— Ну это уже чересчур, — запротестовал тот, — у тебя миллион набросков…

— Заткнись, Тегги.

Мартсуэль всегда превращался в кого-то другого в такие минуты. И этого другого Тегоан нередко побаивался.

Он старался не смотреть на сосредоточенное и вдохновенное лицо друга, когда тот нервическими быстрыми движениями штриховал графитным карандашом по поверхности своей эскизной дощечки.

Зная, как нелегко добиться от натурщика правильного позирования, он старался не думать ни о чем, и особенно — о том, что его рисуют. Вглядывался спокойно в улицу, поднимавшуюся вверх, переполненную базарным людом. Ловил детали привычного шума торжища: перебранки из-за цен, льстивые заверения в подлинности того или иного товара, мелкие сплетни, анекдоты, споры о политических перспективах, байки о пьяных приключениях…

Сам не заметив, как закрыл глаза, он вдыхал морозный воздух со сложным вплетением ароматов корицы, сушеной петрушки, розового масла и свежевыделанных кож.

И вздрогнул от прикосновения тонких чутких пальцев Мартсуэля к своему основательно заросшему подбородку.

— Извини. Повернись чуть выше, — дрогнувшим голосом попросил Варини, пряча глаза, и Тегоан послушно принял необходимую позу.

Эскиз был закончен за какие-то пять минут, но спокойным Тегги оставаться уже не мог. Скомканно попрощавшись с Марси, он отправился домой, чувствуя особый жар и тревогу.

Впервые за долгие дни он засыпал, думая не о Нессе, прячущейся от его пристального взгляда под своими многослойными одеяними, а о россыпи веснушек на лице Марси и том, как тот покраснел, прикоснувшись к нему.

***

В доме цветов морозные дни вызвали настоящий наплыв посетителей. Тегоан, получивший одобрительное хмыканье ленд-лорда на свои робкие три эскиза (рыбачка, бурый сом в полынье, дозорный, отбирающий улов), забился в уголок одного из приемных залов и старался слиться с обстановкой.

Особенно когда широким шагом в зал ворвался сам князь Сернегор, когда-то восточный наместник и знаменитый воевода, ныне — бессменный и рьяный предводитель Союза Дозоров, главный полицейский воин в королевстве. Прижавшись к ширме и против воли съежившись, Тегоан вмиг вспомнил все свои последние и предшествующие многолетние прегрешения против городских порядков.

Но зеленый плащ дозорного Сернегор скомкал и небрежно бросил в угол, а первым делом по прибытии основательно надрался, после чего слегка успокоился, подобрел и приобрел склонность к общению.

Речь его была тверда и понятна, а вот ноги прославленного воина не держали, и потому он развалился на подушках в компании Фейдилас и грязно ругал Дозор Нэреина. Глава упомянутого Дозора находился тут же и почтительно помалкивал.

Осмелев, Тегоан подобрался чуть ближе, сел за цветущим в горшке рододендроном и осторожно взял в руки кусочек графитного карандаша.

Внимания на него обращали не больше, чем на цветок, кадку цветка или расписные ширмы.

— Устал, — посетовал воевода в пространство, — ваш поганый городишко меня доконает.

— Здесь всегда бунтовали, господин. Это временное явление.

— Да разве я из-за бунта, — вспыхнул Сернегор, и Тегоан увидел на лице воеводы несколько тонких, но заметных шрамов, — деритесь, миритесь, вешайте неугодных — кто ж слово против скажет, пока его величество молчит. А вот я к вам пожаловал из-за вашего, как там его… бабского ордена?

— Господин? — поперхнулся его собеседник. Сернегор пьяно потряс в воздухе кистью, и Тегги разглядел отсутствие половины мизинца и три страшных ожога, какие бывали у осаждающих от смолы.

— Ну, эти… объявились стервы, мнящие себя защитницами женского пола в рядах доблестных войск…

— Одинокие Воительницы?

— Точно! Достали Дозор своими письмами, Школу Воинов достали, и я здесь по делу. Угомоню их, если смогу. А не смогу, придется в острог.

— Воистину, хватит с нас излишне шумных женщин, — Тегоан содрогнулся, заслышав знакомый голос. Не могло того быть, но сам ленд-лорд Гиссамин вышел встретить главу Дозоров. Сернегор приветствовал хозяина с усталым смешком:

— Ну вот и ты, наконец-то. Твои женщины шумят едва ли сильнее наших сестер по мечу.

— Это девичьи забавы, — скупо улыбнулся Гиссамин, и глаза его хищно сверкнули, — выдать их замуж — и их прелестные пустые головы быстро будут заняты подобающими мыслями.

— Твоими бы словами наивным утешаться, — печально вздохнул князь, мутным взором обводя зал, — вот нашу Тури замуж не возьмут, да и не пойдет она. Правда, и других морочить не станет.

— Весь восток завоевала? — как бы между делом поинтересовался Гиссамин.

Сернегор равнодушно повел плечами:

— Встретила сопротивление где-то на окраинах и задержалась. Уж на что я сумасшедший, но чтобы торчать там, на Ружских границах, пять месяцев кряду… да она и не вернулась бы, если б не…

Беседующие перешли на едва слышный шепот, который Тегги не надо было слышать, чтобы знать предмет разговора. Старые басни: что будет делать правитель, если в очередной раз королева не доносит плод, родит мертвого ребенка или живую девочку — чего в сложившейся ситуации было крайне недостаточно.