— Поборы, поборы… конца им не будет.
— Подожди, братец, — меланхолично добавил привратник, — пришла весть, что скоро ожидается рождение наследника у супруги нашего государя… опять ожидается. Вот здесь поборы будут посерьезнее.
«Если она родит», повисло несказанное в воздухе.
Тегоан замечал напряжение вокруг себя. Но мистическим образом оно оседало, не подобравшись к его сердцу. Добродетельные горожане бунтовали, кто-то перевернул телегу торговца вином, где-то горели лодки и перекидные мосты, а на Малой Столярке городской Дозор опрокидывал бунтовщиков наземь и дюжинами забирал в острог. Тегги было все равно.
Сидя на подоконнике своей мансарды, он курил, задумчиво созерцая огни Верхнего Нэреина, столб пара, поднимающийся в морозном воздухе и не тронутый ветром, слушал крики зачинщиков беспорядков в проулках порта, и рисовал. Углем прокрасились ногти, в угле оказался нос, щеки, одолженная у Марси безрукавка и свечной воск для контуров.
Но когда огни верхнего города погасли, а крики с порта утихли, Тегоан с удивлением обнаружил перед собой панораму города, пораженного стихией. В нечетком свете плачущей свечи то ли от урагана, то ли от наводнения сотрясались камни грязной мостовой, гнулись чахоточные редкие деревья и рушились шпили храмов. Вдоль гибнущих улиц падали и молились, пытались спастись и обреченно взирали на небо нечеткие фигуры обреченных горожан, среди которых Тегги нашел с немалым ужасом самого себя, Варини, Юстиана и нескольких куртизанок.
Углем щедро брошенные штрихи теней обтекали и не трогали лишь одну фигуру — среди стонущих перед настигшим Божьим гневом грешников затерялась, спокойная и невозмутимая, женщина в черных покрывалах.
Тегоан судорожно выдохнул. Не отрывая взгляда, боясь ошибиться, принять за истину искаженные дурманом призраки, он лишь кончиками пальцев дотронулся до холста.
Она все еще была там.
— Это Ты, — прошептал Тегги, делая шаг вперед. К несчастью, именно в этот миг петух Толстяка Будзы решил, что настает время будить на первую молитву соседей. Чертыхаясь, Тегги уронил почти догоревший светильник со свечой, ловя падающие с бедер штаны, подобрался к окну и распахнул ставни.
На востоке занимался рассвет.
Комментарий к Этюд углями
Я снова здесь и буду писать, несмотря ни на что!
Мелкие бытовые катастрофы лишь вдохновляют.
========== По шёлку ==========
Торговец Согвиэль, получив свое фривольное полотно, остался доволен.
— Я буду вас рекомендовать, — заявил он изможденному Тегоану, потирая руки.
Художник едва нашел силы кивнуть. Накануне он, собрав в кулак остатки воли, заставил себя доделать сразу три заказа: распутную лже-Гавеллору для торговца, златокудрого мученика времен Пророка для торговца амулетами и третью часть триптиха из анатомического театра — для ленд-лорда Гиссамина.
Вот уже полторы недели Тегоан не мог думать ни о чем, кроме картины, которую сам для себя назвал «Городом обреченным». И ни о ком, кроме Нессы.
Все суламитки напоминали теперь ее, особенно облаченные в черное — что, на счастье Тегги, все же было редкостью. Прозрачные вуали, яркие браслеты, стеклянные бусы, цветочные гирлянды… — он ловил снова и снова детали, которые никогда прежде не ассоциировались с набожно-строгой обитательницей дома цветов, и понимал, что интерес к ней зиждется на чем-то совершенно ином, чем внешняя симпатия.
Он гадал, каковы на ощупь ее бедра, скрытые черным шелком.
Он мечтал вдохнуть полной грудью запах ее тела.
Ему нужно было знать, что — улыбку или гримасу отвращения прячет она за вуалью.
Короткие волосы или локоны до пят? Глаза по-суламитски голубые или оттенка морской волны? А то и светло-желтые, как у южных асуров или некоторых самхитов? Острые коготки или аккуратные ручки аристократки? А может, мозоли? От домашней работы? От пера?
— От моряцких членов, — не выдержал Юстиан, когда друг в очередной раз задумался вслух о своей новой пассии, — серьезно, Тегги, не сходи с ума!
— Я должен ее видеть, — упрямо повторил Тегоан, допивая то, что было в кружке и морщась, — что ты нам заказал?
— Это смесь напитков, — довольно высказался Юстиан, — там сок крыжовника, ревень, моченая брусника и пряности.
— Специфический… ммм, привкус, — осторожно высказался Марси, отставляя стакан в сторону.
— Я забочусь о своем здоровье, — фыркнул опальный ювелир, — когда вы, старики, не сможете разогнуться, загнетесь от желтухи или воспаления легких, я буду молод и свеж, ночь напролет тиская по темным углам молоденьких красавиц после танцев.
Подошедший юноша-разносчик скупо улыбнулся. Тегоан бросил лишь беглый взгляд, чтобы понять: перед ним очередной адепт здорового образа жизни и сомнительных способов лечения. Юстиан всегда питал склонность к необычным путям самосовершенствования. Он, неделями кутящий в портах, ударялся регулярно в другую крайность, глотая пилюли неизвестного происхождения и потребляя всевозможные таинственные снадобья всех подряд языкастых целителей.
«Вот бы мне исцелиться от суламитской ворожбы, — вздохнул Тегги про себя, — или приворожить ее…». Мысль мелькнула и укрепилась, и Тегоан схватил Юстиана за запястье.
— Я знаю, что сделаю. Я за ней подгляжу. Найду ее комнаты и…
— Ты спятил, — отстранился с ворчанием Юстиан, расплескивая свой оздоровительный напиток, — Марси, угомони нашего друга, он хочет себе мучительной смерти. Тегги, что полагается за развратные намерения в отношении благородных целомудренных…
— Знаю-знаю, и не надо занудствовать, — торопливо перебил Тегоан, — но она и не узнает.
— Дешевле подкупить ее служанку, — меланхолично протянул Мартсуэль, — так ведь обычно делают. Почему не пойти проверенным путем?
Тегги промолчал. Беда была в том, что он и сам не мог найти ответа. Друзья весело переглянулись.
— Ты не можешь работать, если в кого-то не влюбишься, — уверенно подвел черту Юстиан.
— Всякий раз навсегда, — добавил Варини.
Тегоан недовольно отвернулся, против воли улыбаясь.
Мороз дошел до той поры, в которую по Варне в Велду приплывали крупные льдины с северных равнин. Несмотря на все усилия городских властей — надо признать, немалых — то и дело падающие с высоты водопада, они разбивались и ранили добропорядочных горожан, проходивших слишком близко, и несчастных пьяниц, задремавших в неположенном месте.
До Нижних улиц и портов глыбы с северных ледников добирались уже маленькими льдистыми зеркалами, как бисер, рассыпанный по серой зимней реке.
На замерзших каналах появились многочисленные катки, где веселились вперемешку горожане и приезжие. Одних от других отличить было очень легко — приезжие все как один опасались выходить на лед, а местные философски воспринимали возможность провалиться, даже специально растапливали многочисленные полыньи для стирки, набора воды и рыбалки. Любопытная ребятня облепляла каждую, надеясь углядеть где-нибудь внизу бурых сомов, никогда не засыпающих в Велде и ее притоках.
Торговля шла бойко как никогда. Доходили один за другим торговые караваны и обозы с восточных земель. На рынках, несмотря на крепкие морозы, было многолюдно и шумно. Пар поднимался столбом от чайных, прятали руки в муфты праздно гуляющие красавицы, звенели колокольчиками и бубенцами торговцы амулетами и лихо подкручивали усы городские дозорные, глядя на разносчика горячего чая.
