- А сейчас мы начинаем игровое шоу «Угадай Донора», приветствуйте участников!
- Как ты смотришь эту дрянь, - поморщился Люций, - это все подстава.
- Не порть настроение, включи обратно немедленно!
На экране появилось три угрюмых лица, представляющих собой портреты доноров. По запаху угадать принадлежность крови не составило бы труда, но зрение, конечно, совсем не то. Требовалось применить логику.
А лотереи? А магазины-на-диване, где можно было заказать сепаратор для крови с насадкой для взбивания всего за сорок девять и девяносто центов… а новости, тревожно повествующие о падении цен на серебро, росте цен на третью положительную или распространении желтой лихорадки – будьте бдительны, остерегайтесь случайных жертв и доноров… требуйте справку на станции переливания.
О, эти доноры. Внекастовая элита, люди, допущенные к сердцевине кровавых ночных тайн, огромные семьи (вернее, как называют их в Народе – породы), выведенные тщательными десятилетиями упорной селекции, линии с идеальной кровью. Доноры, лишенные порой имен, воспитанные вне контакта с остальным человечеством…
Добровольцев встретить можно было значительно реже. Случайные «подарки» крови – это вовсе не жизнь ради донорства. Каково это – всю жизнь оставаться едой, живым консервом? Ангелине приходилось общаться с философски настроенными донорами, почему-то в основном мужчинами, которые с нездоровым блеском в глазах рассказывали о дойных животных, экспериментах с гирудотерапией и продлении жизни. За их напускным восторгом кроется простая правда: срок службы (и жизни) донора – сорок пять-пятьдесят лет, не больше.
Тем не менее, добровольцы представляли собой приятное разнообразие в однообразном ночном мире каст и иерархии. Кого только не было в этой пестрой толпе! Мазохисты, уставшие от самых странных игр. Поклонники некромантических культов, многие из которых и создавались Народом, как ловушки для потенциальных жертв. Нигилисты, желавшие за небольшую плату прожить жизнь весело, комфортно и развратно. Дамы лет сорока, уставшие от собственной сексуальной неудовлетворенности и ищущие новых приключений. Бесчисленное множество романтически настроенных девочек и юных лишенцев, перманентно находящихся в поисках смысла жизни – а нашедших лишь путь в самое незавидное место в пищевой цепочке…
Породистый донор был почти-вампир, смотрел те же программы, и даже обладал некоторым специфическим влиянием на события (если у еды есть своя воля, покрыться плесенью или иным образом испортиться), и знал свое место. Добровольцы играли со смертью в поддавки. Кто-то становился закуской (большинство), кто-то – вампиром из трущоб (редко), кто-то находил себе спутника из ночного племени (еще реже).
…Работаем после рассвета! С 19 мая по 21 июня дневная выставка-аукцион. В меню: изысканные теневыносливые породы, неприхотливые подращенные девочки на разведение (до первого приплода сопровождение ветеринара – с беспрецедентной скидкой 40%!!!), племенные самцы кенийской породы (устойчивость к малярии и лейшманиозу). Спешите! Ждем вас!
- Скидки? – осведомилась любопытная Сара, заглядывая Ангелине через плечо, для чего ей пришлось подтянуться изо всех сил, - а, доноры. Это для сельской местности.
- У тебя же их три, - подначил зевавший Джо. Сара дернула обнаженным плечиком:
- Самцы. Все трое ручные. Я их на улицу не выпускаю, и не развожу. Просто они мне нравятся.
- Еще скажи, что ты их не ешь.
- Какой ты… - захихикала вампирша, и просияла в оскале, - а сам-то?
- Мимо, принцесса. У меня была одна. В общем, с домашними животными столько мороки. Я ее отдал.
- Мне, - недовольно процедил из темного угла Зосим, - ты, алкоголик, едва не угробил девочку.
- Ты ее все равно потом съел.
Ангелина прикрыла глаза. Богуслав задерживался, и подчиненные его начали скучать. Сон никак не шел, а отрешиться от беседы о преимуществах человеческих пород не получалось. Ангелина вздохнула, и принялась листать журнал, наискосок проглядывая рекламу и даже не пытаясь вчитываться в тексты.
Она читала журнал «Vampire’s Times», отмечая отчеты о бесконечных светских мероприятиях, и просматривая поздравительные блоки одним глазом. Журнал претендовал на элитарность, но фактически работал себе в убыток, и недостачу в финансировании восполнял, публикуя на последних пяти страницах бесконечную кустарную рекламу и прочие объявления.
«Двадцать девять лет со дня обращения! Ценю тебя, Казимир. Твоя Хозяйка». «Счастливой спячки, дорогие наши Джулия и Хорхе. Мама и папа». «Соболезнуем магистру Отто в связи с безвременной кончиной его тёщи. Коллеги и друзья» (здесь в скобках стоял смайлик и несколько восклицательных знаков). «С пробуждением, иерарх Цинния!».
Ангелина прищурилась. Вот как быстро окрепли силы Ночи. Когда пробуждался иерарх Богуслав, его точно не поздравляли, и в его честь не звучали салюты и песни. Она знала это – она присутствовала.
Когда он проснулся и возжелал навести порядок на подконтрольной территории, об этом узнала Милица. Вместе с Витязями она поспешила к месту пробуждения. Словно наяву, вспомнился Ангелине склеп, притаившийся в яблоневом саду, густая поросль незабудок и гусиного лука, и кружевная тень, легшая между ними и входом. Мирное майское утро. Ангелину веселил страх Милицы и сопровождающих. Даже в запахе этого места не было ничего угрожающего.
Склеп – Ложе Уединения. Таких много в разных краях земли, и умельцы отточили мастерство, сооружая их для тысяч спящих. Прежде их делали именно такими: в виде пышных гробниц и усыпальниц. Потом сообразили, что мародеры переименовались в археологов и рано или поздно доберутся до беспомощных вампиров. Современные Ложа строили, маскируя под водонапорные станции и канализационные очистные.
Ангелина видела страх на лицах витязей, монахов и Милицы. Но сама чуяла лишь аромат легкой печали, ощутимый возле гробницы простой, тихой и даже уютной. Внутри было очень сухо, сухо и темно.
Посреди траурного зала спиной стоял мужчина в золотом пиджаке – очевидно, разбудивший иерарха, и, когда вошли люди, он глухо зарычал, предупреждая кого-то в мерцающей искрами темноте.
- Богуслав? – произнесла Милица, нанося удар своим глубоким голосом, - высший совет…
- А, - спокойно донесся ответ из мрака, - подожди, самка. Я занят. Завтракаю. Вы всегда врываетесь в спальни без предупреждения?
- Это Витязи одной из Церквей, - скривился вампир в золотом пиджаке.
- И это освобождает их от необходимости соблюдать приличия, не так ли? За триста лет мало что изменилось, Люций. Это прискорбно.
Голос был насмешлив, спокоен и вовсе не жуток. Но когда из тьмы появилось тело, то все отшатнулись. Кроме Ангелины.
Потому что именно в тот миг ее сердце пронзила щемящая жалость. Прежде она не умела жалеть: ни сирот, ни Христа, ни бродячих собак. Как можно жалеть кого-то, чьим мукам однажды придет конец? И не одной ли ей придется голодать и выживать веками на грани безумия?
Но с первым же взглядом на Богуслава Бескидского Ангелина болезненно, до слез, ощутила жалость.
- Вот оно что, - он подкрался ближе, держась за стену, нарушил тишину, дотронулся высохшей серой рукой до ее плеча, и от прикосновения она внутренне сжалась, - вот оно как нынче. Ты из моих, девочка?
Господь святый, до чего же он был страшный.
Но с одними звуками хриплого голоса захотелось хотя бы узнать, возможно ли попробовать – как это, быть из «его». Может, бить будут чуть меньше, кормить чуть чаще, а уж слушаться она умеет. Это все, что она умеет. В то утро она готова была на все, что прекратит ежедневные истязания.
