Эволюционно эта жажда значила лишь одно: готовность немедленно размножаться. Если бы Ангелина могла знать это чувство, потребность быть заполненной! Но его знала лишь ночная охотница Анжи.

«Приходи и возьми меня», - кричала она беззвучно, задыхаясь от сладкой муки. И не знала, кого именно она звала. Или же, быть может, не рисковала признаться…

Никогда прежде – ни на одной Охоте – ни разу…

Когда Ангелина более-менее пришла в себя, и оглянулась, Би, дожевав с аппетитом какую-то часть добычи – вероятно, селезёнку, - облизал пальцы.

- Еще по одной? – спросил он сипло, с нехорошим блеском в глазах.

- Би, выдохни, - едва слышно выдавила девушка, железной рукой загоняя зверя в клетку, - вспомни, с кем говоришь.

Тот позеленел, нервно сглотнул, сделал серьезное лицо, насколько для вымазанного в крови диджея с пирсингом на видимых частях тела, было возможно.

Би повезло, что Ангелина не склонна была сдавать Инквизиции друзей, когда те проявляли неукротимую жажду. Что, в общем-то, полагалось делать; но тогда подлунный мир опустел бы как минимум на две трети.

- Погорячился.

- Азарт всем знаком, как и жажда.

- Хоть убей, не верю, что у тебя есть азарт. Это нам, клубным охотникам, приходится…

Би вновь превратился в вечного жаловальщика. Ангелина слушала вполуха, радуясь тому, что она к его касте не относится. Она ведь вообще не принадлежала ни к одной.

Анжи все еще хотела… хотела. Все слабее, но все же сильнее хотела, чем до этого крови. И это беспокоило Ангелину. Потому что эта новая жажда никак не желала уходить, более того, обосновавшись во всем теле, она, как растущая опухоль, крепко угнездилась где-то внутри. И разум Ангелины мог только фиксировать эту опухоль, изыскивая пока медленно способы от нее избавиться.

А Би все жаловался. Ангелина напряглась, пытаясь вникнуть в суть. Впрочем, жалобы не меняли его положения на лестнице силы. Построена она была по принципу пирамиды… от самого середняка – лет девяноста, дед и прадед, не пожелавший так просто умереть, и вверх: через кровожадного охотника-одиночку, через маньяка, выше – к предводителю шайки кровожадных охотников. Потом к хозяину Логова таких охотников, к деду и прадеду охотников, вожаку, и, наконец, к Могуществу, выше которого просто нет места, куда еще можно подняться.

Но пирамида стоит на широком основании. От середняка вниз – через суетливого и недоедающего Би и ему подобных, которые предпочитают коллективные и корпоративные нападения, через неконтролируемого, уставшего психа, не знающего, чем еще занять время, к низшим кастам Народа Ночи. К тем, кто трясется денно и нощно при звуках выстрела, кто не выходит на свет, чтобы сэкономить силы, кто получает паек от Семей и стоит в очереди на пособие и место работы, кто лелеет одну надежду – выжить, размножиться, и залечь в спячку, из которой, быть может, поднявшиеся хоть на полступеньки потомки выведут лет через пятьдесят.

- До встречи, дорогая, - улыбается Би, томно припадая к дорожному знаку, - охота с тобой – истинное наслаждение для ценителей.

- Взаимно, добычи тебе.

«Какая тут взаимность?». А что же Ангелина? Как и все полукровки, она выпадает из сложного кастового общества Народа. По ее личному рангу она включена в число высших каст, и имеет право на охоту без дополнительного сопровождения и условий, но по рождению…

- Мешаться с пищей, - морщит губы неугомонная Марина, - ума не приложу, как не стошнило.

- Типа любовь, - пищит Софья – секретарша Люция.

- Мог бы укусить!

Не мог. Ангелина помнила отца лучше, чем мать, и могла сказать, особенно теперь, что он был большее, чем ходячий инстинкт. Но в обществе Ночного Народа снисходительно относились ко всему. Почти ко всему. Можно есть детей, беременных, можно играть в «поцелуй богомола», заниматься групповыми каннибальскими оргиями, самокалечиться, организовывать секты… можно всё. Но размножаться с пищей… последнее из отринутых табу.

И скорее обращенный юнец станет магистром крови, чем полукровка – чем-то большим, чем наложница. И всё же она стала.

«Чистота Его Могущества».

«Чистота Его Могущества. Ненависть Его Собственности». И потому Ангелина не обольщалась льстивыми словами ни от Би, ни от кого-либо другого. Она полукровка – это клеймо и сила. Ее укусил сам иерарх – и все же глаза ее не поменяют цвет уже никогда. Никогда ее не убьет серебро, и никогда движений ее не замедлит солнце. И ее пульс никогда не будет реже десяти ударов в минуту.

«Пока я сохраняю баланс Ночи и Дня».

Техас. ОО-

Минули две скучные недели – летом большая часть дня была слишком светла для каких-либо активных мероприятий, и Ангелина в основном была занята работой с документацией и приемом посетителей из рядовых членов Семьи и Народа.

Но, несмотря на благолепие лета и окружающее умиротворение, иерарх делался еще более нервным, и не мог успокоиться.

- Моя интуиция, - вещал он в пространство, и его слова ловили несколько пар ушей, - подсказывает мне, что грядет.

И никто не спросит «Что грядет, Повелитель?». Все согласно кивают, не позволяя даже сомнению закрасться в душу. Чего боится этот старик?

- Я уверен, что кто-то… я уверен, нас ждет какая-то незамеченная мною опасность. Люций помог мне подготовить список…

Список старых и новых врагов; Люций, несомненно, лучше знает новых врагов – за триста лет, что провел иерарх в спячке, многие фигуры покинули доску, зато их место заняли другие.

- В общем, нужно навестить Техас, Кералу, Осло, дворец Потала и – конечно – нанести визиты по Истоку. Последним я сам займусь.

Фронт работ был обозначен, и Ангелина выдохнула. Если ей встречалось что-то с подробной инструкцией или хотя бы списком дел – она была спокойна. Цели делались ясны, все находило свое место в пространстве и времени. Смешно вспомнить, но, освободившись, Ангелина вовсе не умела ни говорить с людьми, ни одеваться. И тогда, конечно, ее спас ее человеческий менталитет, сознание Дня.

Вампир, отвергнутый обществом, предпочел бы жить изгоем, но остаться на своих позициях. Даже продвинутый, заинтересованный Богуслав выглядел по меркам дневных жителей эксцентриком. А Ангелина отправилась в книжную лавку, и первые сто евро, заработанные честным трудом наемной убийцы, вложила в самообразование – накупив тележку пособий от «Секса для чайников» и до «Этикета романтического свидания – 115 издание». Реплики, жесты, позы – она позаимствовала из мелодрам и сериалов. Умение вовремя сопереживать чьему-то горю – из сводок новостей.

И с годами приходилось задумываться все меньше, чтобы казаться (или все-таки быть?) живой женщиной.

В одном только ее ждал тотальный крах. Ангелина, привыкшая к трудовым монастырским будням, упорно отказывалась работать спустя рукава, тогда как для любого вампира подобная позиция представлялась единственно возможной.

И тут она неизменно оказывалась в меньшинстве. И, конечно, в итоге выполняла и свою, и чужую работу – не оттого, что ее кто-то заставлял, просто – из врожденного стремления к правильности и порядку.

…

- Мария заболела, - Зосим трагически плюхнул какой-то сверток на стол, - я ездил в аптеку, и разорился там.

- Крем от ожогов есть у меня!

- И таблетки от похмелья.

- А я знаю хорошего венеролога.

- Ребята, может, заткнетесь? – зарычал Люций.

Хор издевательств стих.

- Я не еду в Техас, - продолжил Зосим, - ей нужен присмотр.

Мария была сводной сестрой Зосима, младше его на двести пятнадцать лет. Девчонка досталась ему в наследство от отца, вместе с гигантскими счетами в банке, еще более гигантскими долгами и обязанностями опекуна. Ими он не пренебрегал, а быть опекуном кровопьющего подростка пятнадцати лет то еще испытание.