После небольшой паузы процедил сквозь зубы.

— Когда найду ее, лично придушу.

Не было необходимости говорить, о ком это он. Все это Атлант слышал уже тысячу раз. И угрозы в адрес Тары были почти каждый раз разными.

— Ты пошел по второму кругу, — заметил Атлант.

— Что?

— Ничего. Я говорю — не придушишь ты ее, кап. И вообще, это я уже слышал.

— Что ты понимаешь в человеческих отношениях, консервная банка! Она обманула меня! Понимаешь, воспользовалась моей доверчивостью, хитрая расчетливая маленькая гадина…

— Не понимаю о чем вы, — с достоинством ответил Атлант, — Но уверен, что вы ошибаетесь.

Эддар только вздохнул в ответ. Он и сам хотел ошибаться.

— М-да, это, конечно, не венерианский Гранд-Мадихад, — бормотала я, подливая в деревянную лохань кипятка с помощью небольшого ковша, похожего на увеличенную старинную турку для варки кофе. Процесс требует сосредоточения. Как бы не обвариться!

— Что вы говорите, госпожа? — Ишма выпроводила последнюю девушку из тех, что принесли воду, и юркнула ко мне за ширму.

— Я говорю, сами живите в подобном великолепии! Могли бы и джакузи предложить. Все-таки мы во дворце.

— Мы на нижнем этаже гарема, здесь…

— Иди сюда, — перебила я ее. — Неужели не хочешь расслабиться после этой гадской тряски на спине верблюда? Залезай, места хватит. И перестань называть меня госпожой. У тебя нет больше господ, поняла? Полетишь с нами на Землю, сколько раз повторять.

Ишма недолго думала — похоже, начала понемногу привыкать к моим чудачествам. Быстро скинув одежду, юркнула ко мне в лохань.

После водных процедур, когда лохань унесли, и принесли нам лепешек с сыром и полоски сушеного мяса, мы обе отдали должное этой неприхотливой пище, очень, оказывается, проголодались. Я захрустела зиккуратским фруктом — оранжевого цвета, по вкусу напоминает хвойную морковку, и принялась расспрашивать Ишму о Цале, куда нам вскоре предстоит направиться.

Похоже, мы обе слегка захмелели от кваса из высокого кувшина, потому что мне отрывающиеся перспективы уже не казались такими ужасными, и Ишма тоже начала наконец-то улыбаться. В принципе, мы будем находиться в непосредственной близости от статуи и драгоценностей, а там, кто знает… К тому же путь нам предстоит в Цал Исиды, где, если верить информации, переданной капитану перекатчиками, тоже находятся искомые сокровища. В любом случае надо бы туда наведаться! Не в роли подарка для местной правительницы, конечно, но все-таки.

— И все-таки я боюсь, — призналась Ишма. — Хочу уйти отсюда.

— Посмотрим, — кивнула я. — Судя по обилию стражников вокруг, из гарема Цали не так-то легко сбежать…

Скрипнула дверь, я подумала, что это опять молчаливые служанки, хмуро изучавшие нас исподлобья, но ошиблась. В проеме стоит явно не прислужница.

Вошедшая женщина высокого роста, с черными прямыми волосами и ровно подстриженной полумесяцем челкой, что делает ее похожей на жрицу из древнего Египта, в длинном черном хитоне. Смотрит на меня долгим немигающим взглядом, скрестив руки на груди. Ну что ж, смотрит, и пусть смотрит. Я быстро потеряла к ней интерес и вернулась к хвойной морковке, взглядом показала Ишме, мол, не боись. Не дождавшись нашей реакции, женщина ступила в отведенные нам скромные покои.

Сходство с древней египтянкой придают гостье также подведенные глаза и брови, и медный, как у капитана, оттенок кожи.

Окончательно убедившись, что здесь не собираются падать перед ней ниц и вообще всячески выражать раболепие — я незаметно, но крепко придерживаю руку Ишмы, мало ли, что ей придет в голову, а раба надо выдавливать из себя по капле, как известно — мадам решила заговорить первой. Пафосно выбросив перед собой руки, незваная гостья возопила:

— Если бы мой господин оставил тебя себе, я бы своими руками вырезала твое сердце!

— Ну и порядочки у вас, однако, — пробурчала я вполголоса и уже громче добавила. — Да что ж вы на пороге застыли, уважаемая, проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома. О, прошу пардону, вы и есть у себя дома, это мы тут у вас комнатенку арендуем. Ну, так присоединяйтесь к нашей незатейливой трапезе: вроде ничего не отравлено. То есть я хочу сказать — все оплачено.

Уважаемая так и застыла с открытым ртом. Будет знать наше исконно земное гостеприимство. Тетя Керстин мной сейчас почти гордилась бы. Дамочка открывает и закрывает рот, видимо, думает. Я подлила себе и Ишме кваску. И мадам тоже не обделила, конечно, подвигая к ней стакан. А Ишма, кстати, порадовала. Я уж было заволновалась, как бы она опять тут поклоны бить не начала, а она сжалась, как маленькая пружина, глаза сузила и прошипела угрожающе:

— Не сметь трогать мою госпожу.

— Успокойся Ишма, и я вовсе не госпожа тебе, отвыкай, подруга…

Я уж было собиралась еще раз объяснить девчонке, что мы абсолютно равны, когда к нашей теплой компании присоединилась ещё одна дамочка, пониже ростом и пофигуристее первой, правда, тоже в черном.

— И ты уймись, Мах’аса, как бы нам всем вскоре не вырезала сердца новая госпожа! Сеита, — представилась она мне. — Первая жена це-Цали Яклина.

— Очень приятно, Истар, можно просто Тара, я потянула ей руку, как будто прекрасно понимаю все то, что происходило в этом театре абсурда, и это мне не в новинку.

А Ишма опять порадовала.

— Госпожа имеет ввиду Цалибу Деву-Иннатху?

— Именно это госпожа имеет ввиду, — кивнула девушке Сеита.

— Значит, со второй женой пресветлого Цали мы познакомились, — подвела я итог, — Смею предположить, что уважаемая Мах’аса…

— Мах’аса — четвертая жена повелителя, — пояснила Сеита и блеснула полоской зубов на смуглом лице.

Обе жены повелителя не стали кочевряжиться и присоединились к нашему скромному пиршеству. Однако Мах’аса продолжала строить из себя обиженную жизнью и бросать на меня недовольные взгляды.

— Перестань, — спокойно сказала ей Сеита. — Ты сама знаешь правду не хуже меня. Или ты думаешь, что повелитель преподносит этих женщин и Статую Цалибу Иннатхе в знак очередного мирного соглашения?

Судя по нахмуренным бровям Мах’асы, четвертой жене Цали думать об этом совершенно не хочется. А надо.

Я взяла очередную зиккуратскую морковку и отхлебнула квасу, внимательно вслушиваясь в разговор женщин.

— Наш господин не такой, — наконец выдавила из себя Мах’аса.

— Наш господин мужчина, — не согласилась с ней Сеита. И с этим даже нам с Ишмой было сложно поспорить.

— Он хочет присоединить Цал Исиды к нашему Цалу, — запальчиво продолжила Мах’аса. — Он сам мне сказал.

— Да что ты говоришь — сама веришь своим словам, глупая? — приложила руки к вискам Сеита. — Или не заметила, как он изменился с тех пор, как вернулся от нее?

— Он был с политической миссией, — Мах’аса сказала это таким неуверенным тоном, что даже мы с Ишмой поняли, что все она прекрасно заметила. Ну там, что должна была заметить.

— Эй, слушайте, — решила я поддержать великосветскую беседу, — Я, конечно, не очень понимаю, о чем вы, — отхлебнула из стакана. — Кроме того, что дело ваше, как и наше — дрянь.

— Следи за языком, инопланетка, — высокомерно повела плечом противная Мах’аса.

Я отмахнулась от нее, в ответ на что она возмущенно выдула оставшиеся полстакана.

— Да погоди ты, лучше скажите, из Дворца можно как-то выбраться?

Сеита поджала губы и принялась внимательно рассматривать нас с Ишмой, а Мах’аса воскликнула:

— Выбраться из Дворца, инопланетка? Лучше забери свои слова назад, сделай так, чтобы я никогда не слышала ничего подобного, и не знала о твоих мыслях! Я не хочу, чтобы меня заживо сварили в масле!

— Давай-ка поменьше этих ваших милых местных подробностей, ладно?

— Сбежать из Дворца вам вряд ли удастся, — тем временем сказала, понизив голос, Сеита, сделав акцент на словах «из Дворца».

Мы с Ишмой обе превратились в слух.

— Но путь в город-крепость Цала Исиды неблизкий…