Когда после всех переговоров Арагорн вернулся к себе, оказалось, что матушка уже позаботилась о сборах, будто он все еще был несмышленым юнцом, впервые отправляющимся в дальний путь. Она сложила ему на комод походную одежду, выстиранную и зачиненную (сверху на стопке лежала только что сшитая новая рубаха, а под ней — рубаха Арвен). Рядом на табурете стоял тщательно оттертый от сажи котелок, в нем — кружка, ложка, походная фляга. Сапоги были вычищены и заново смазаны от сырости. И, конечно, матушка не забыла испечь «печеньиц путника», которые, хоть и уступали эльфийским хлебцам в волшебстве, но зато превосходили их по вкусу.
— Матушка, дорогая, спасибо! — растроганно сказал Арагорн, обнимая ее. — Когда ты успела! Но стоило ли так утруждаться? Я и сам…
— Сам ты всегда успеешь. А мне когда еще выпадет случай собрать тебя? Да и не хочу я, чтобы ты тратил последний домашний вечер на суету. Давай хоть сейчас поговорим спокойно.
И они проговорили весь вечер и полночи.
Смирившись наконец с решением Арагорна, матушка больше не плакала и не упрекала его. А он вдруг почувствовал свободу рассказывать ей все подряд, как это бывало в детстве и как совсем недавно было с Арвен. Об Арвен он и говорил больше всего — о ее красоте и легкости, о ее уме и проницательности. Виделись они всего ничего, а она знает Арагорна едва ли не лучше, чем он знает сам себя!
— Немудрено, Эстель, — улыбнулась матушка. — Вам, мужчинам, некогда думать о себе и копаться в душе, вы ведь всегда заняты делами: мира ли, войны ли… А у нас, у женщин, есть время смотреть и размышлять о чувствах. Арвен же преуспела в понимании лучше многих — ведь она дочь своего отца и внучка леди Галадриэль, а та, говорят, необыкновенно проницательна и мудра… Какая она? Владыка Элронд когда-то рассказывал о ней, но ты — человек, а мы, люди, видим по-другому.
Арагорн задумался:
— Знаешь, леди Галадриэль неописуемая. Она будто свет. Бывает ласковой и теплой, как летнее солнце на закате, а бывает пронзительной, резкой, словно молния. Еще она любит шутить и… сомневаюсь, что сумел скрыть от нее хоть одну мысль.
Матушка протянула руку, потрепала его по волосам, с улыбкой в голосе посочувствовала:
— Бедняга. Нелегко тебе пришлось! С такими леди надо держать ухо востро, да и ужиться сложно. Не каждому нравится чувствовать себя мышкой в лапках кошки.
— Владыка Келеборн уживается прекрасно… Я благодарен леди Галадриэль. Если бы не она, я бы так и не встретился с Арвен.
— Это верно, — погрустнев, вздохнула матушка. — Тебе есть за что благодарить ее.
Ночь перевалила за половину. Спохватившись, матушка отправила Арагорна спать: «Тебе выходить на рассвете, а на кого ты будешь похож, если будешь на каждом шагу клевать носом?». Арагорн безропотно повиновался, но уснул не сразу. Разговор разбередил воспоминания и чувства, и он долго перебирал в памяти мгновения свиданий с Арвен в Лориэне, их разговор на холме Амрота и то, что случилось потом.
«Ты будешь среди тех, чья доблесть развеет Тьму», — сказала она.
Как трудно верить в это сейчас, перед лицом долгих, тяжелых, быть может, бессмысленных поисков! Но она назвала его, как и матушка — Эстель… Они обе надеются на него. И у него нет права на уныние и бездействие.
========== 8. Напутствие ==========
Во сне он видел, как матушка с Арвен гуляют на цветущем лугу, на берегу широкой светлой реки. Они тихо беседовали, их освещало яркое солнце, вдалеке звенели детские голоса и смех. Потом Арвен обернулась и просияла улыбкой, но, стоило Арагорну сделать к ним шаг, как чудесное видение пропало, а он проснулся.
Пусть бы этот сон был вещим!
Сон укрепил и ободрил Арагорна. За окном серело — время близилось к рассвету. Он, не медля, встал, оделся (в матушкину рубаху, прибрав рубаху Арвен в сумку), тихо спустился в кухню, на запах печива. Мог не таиться, матушка не спала.Она хлопотала у плиты, а на столе дымились горячие пироги, выстроились горшочки с маслом, медом и вареньем, желтели на глиняной тарелке ломти сыра, исходил паром кувшин с ягодным взваром…
На прощание матушка устроила целый пир!
Сама она почти не притронулась к еде, а только смотрела на Арагорна. Когда он закончил есть и поднялся из-за стола, она тоже встала:
— Я провожу тебя до моста. Не хочу… дальше… длить прощание.
Арагорн испугался, что она сейчас заплачет. Но матушка сдержалась, и слезы, не пролившись, лишь блеснули в ее глазах.
Как тысячу раз до этого, Арагорн натянул походные сапоги и куртку, не глядя, подогнал застежки и пряжки, опоясался мечом, навьючил заплечную сумку, к которой был приторочен плащ, закинул за спину колчан и лук в налуче. Матушка покрылась платком и накинула плащ.
В предрассветных сумерках они молча прошли через тихий спящий поселок. У моста Арагорн остановился, опустился перед матушкой на колени, взял ее за руки:
— Прости, что ухожу. Ты же знаешь, я должен. Я обязательно вернусь, хоть и не знаю, когда. А потом, после победы над Врагом, мы будем жить вместе… и никогда не расстанемся.
Матушка высвободила руки, обхватив голову Арагорна, прижала к своей груди:
— Конечно. Я все понимаю, — тихим, ясным голосом проговорила она. — Тебя ведут твоя любовь и твой долг, но путь их тернист… Пусть моя любовь убережет тебя в этом пути. Пусть он завершится удачей. И пусть все твои обещания исполнятся.
Склонившись, она поцеловала Арагорна в лоб. Потом подняла на ноги, снова крепко обняла, а отступив, улыбнулась сквозь слезы:
— Теперь иди. До встречи, Эстель, дитя мое.
— До встречи, матушка, — с глубоким поклоном сказал Арагорн.
Он твердым, быстрым шагом пересек мост. На той стороне обернулся — матушка стояла неподвижно, прижав руки к груди. Он помахал ей, она в ответ подняла руку. В темной одежде, маленькая и хрупкая на фоне вздымавшейся горной стены, она выглядела до боли одинокой и беззащитной. Но Арагорну невозможно защитить ее иначе, чем оставив сейчас в одиночестве. И, подавив тоску, он отвернулся и зашагал дальше, к выходу из долины, к Привратной Беседке, где должен был встретиться с Гэндальфом.
В беседке, кроме Гэндальфа, безмятежно пускавшего дым из трубки, Арагорна ждал Владыка Элронд. По-прежнему пасмурный и уставший, он стоял в углу беседки, зябко кутаясь в плащ, и так глубоко ушел в свои мысли, что не сразу заметил следопыта.
Кашлянув, Арагорн поклонился.
Гэндальф благосклонно кивнул и махнул трубкой в знак приветствия. Помедлив, кивнул и Элронд. Он смотрел на человека без гнева и раздражения, только с грустью.
— Итак, вы готовы, — сказал он будничным голосом. — Я не буду давать вам торжественных напутствий, а просто пожелаю удачи. Увы, дар предвидения все чаще изменяет мне. Будущее затянуто мутной пеленой, сквозь которую не проникает взор… Я не знаю, чем кончится ваше путешествие.
— Знать все заранее неинтересно, — заметил Гэндальф.
Арагорна охватила жалость к Элронду и желание ободрить. Эх, не всегда умение смотреть вглубь и дар предвидения идет на пользу его владельцу!
— Не отчаивайся заранее, Владыка, — сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал убедительно. — Кто знает, может, завеса будущего скрывает не поражение и горе, а нашу победу и радость? Незнание дает место надежде, а та скрашивает ожидание. Надейся!
Вдруг отложив трубку, Гэндальф принялся обшаривать свое одеяние и пробормотал с досадой:
— Вот болван, кисет с табаком забыл! Придется вернуться.
Бросив посох и объемистый мешок, он быстрым шагом, почти бегом устремился к поселению. Арагорн и Элронд проводили его взглядами.
Повисло молчание.
— Эстель, сын мой, ты говоришь: «Надейся», — наконец проговорил Элронд тихо. — Но настали времена, когда всякая надежда иссякает. И между нами теперь пролегла тень. Быть может, так предначертано, чтобы моя потеря возродила королевство людей. Я люблю тебя и не хотел бы возлагать на тебя непосильное бремя, но все же скажу: Арвен не должна растратить благодать бессмертия ради меньшей цели. Она не станет женой человека меньшего, чем король Арнора и Гондора.
