Тридцать первого июля, около полудня, я даже не сразу поняла, что происходит, потому что мне почти не было больно – так, небольшой спазм в животе, я даже вскрикнула, и то от неожиданности. Гарри, увидев, что я поддерживаю пузо с самым растерянным выражением лица, тут же подлетел ко мне и ободряюще приобнял за плечи.
- Да? – коротко спросил он, и я, хмурясь, ответила:
- Похоже на то.
Доктор Келли была как будто очень рада нас видеть. Пока схватки были несильными и нерегулярными, она заставляла Гарри водить меня из угла в угол палаты, пока у меня не отошли воды. Мне теперь казалось, что всё происходит чересчур быстро. Схватки стали более частыми, и меня тут же уложили на родильный стол. Я и думать забыла, что хотела выгнать Гарри, едва только это произойдёт; мне неожиданно стало ужасно страшно, но муж даже и не думал оставлять меня одну.
Роженицы чаще всего жалуются на ужасные боли, но в ту минуту страх был куда сильнее физического дискомфорта. Я боялась, что что-то пойдёт не так, и даже не пыталась отгонять от себя мрачные мысли о том, что могу потерять своего малыша, даже не подержав его на руках. Гарри ободряюще взял меня за руку, и при следующей же схватке я вонзила пальцы в его тёплую ладонь. Опасаясь, что что-то пойдёт не так, я старательно выполняла все указания врача: тужилась, когда мне говорили, и прекращала, если приказывали не делать этого. Гарри не отпускал моей ладони всё время, пока я трудилась над тем, чтобы дать нашему ребёнку жизнь, и, чёрт возьми, я была безумно благодарна ему за то, что он настоял на своём. Я не представляла, как бы справилась со всем этим одна, без руки мужа, которая в тот момент казалась даже более реальной, чем родовая боль.
Роды были на удивление недолгими и, как потом сказала доктор Келли, довольно лёгкими, несмотря на то, что это была моя первая беременность и на мою природную хрупкость. В конце концов палату огласил громкий крик младенца. Акушерка, придерживая ребёнка двумя руками, продемонстрировала мне и Гарри нашу новорожденную дочь. Малышка была вся в слизи, один глаз казался заплывшим, так что мне показалось, что она оглядывает нас с Гарри вполне так сознательно, словно говоря: «Ну вот вы и попали по-крупному!»
Гарри вытер с моего лба пот, и, когда малышке перерезали пуповину и положили мне на живот, мы оба принялись с восхищением разглядывать её. На голове пробивался едва заметный светлый пушок, а глаза ребёнка были серыми с еле различимой зеленцой. Несмотря на усталость, я не могла насмотреться на малышку, она казалась мне самым прекрасным существом на свете. Я никогда не могла себе представить, что к кому бы то ни было смогу испытывать такую всепоглощающую любовь, затопившую меня с необыкновенной силой. Мне кажется, в ту минуту ни я, ни Гарри, захваченные разглядыванием плода нашей близости, не слышали, что говорят доктор и акушерка. Я не чувствовала, что плачу, пока Гарри не вытер пальцем слёзы с моей щеки, - я благодарно улыбнулась в ответ, всё ещё не в силах отвести взгляда от крошечного младенца. Весь солнечный свет сосредоточился в одном месте, всё хорошее и доброе оказалось в это мгновение на моих руках, в теле этой малышки. Казалось, что сердце неспособно вынести этого обожания.
- Добро пожаловать в мир, Эвелин Саутвуд, - прошептала я, сознавая, что теперь-то уж точно я никогда не буду прежней.
========== Часть 10 ==========
Уже с первой недели жизни Эвелин стало очевидно, что она – моя почти что точная копия. За исключением только формы губ и цвета волос, доставшихся от отца, она была один в один похожа на мои детские фотографии. Все наши родственники хором восхищались нашей малышкой, а я – да и Гарри, видимо, тоже, - ужасно гордилась, когда кто-то из многочисленной родни, очарованный крохотной Иви, довольно говорил:
- Да-а, ребята… Славная девчонка у вас получилась.
Гарри смущался, но всё-таки довольно отвечал:
- Это всё от того, что не старались. Случайное всегда получается самым лучшим!
Новоявленные бабушки и дедушки чуть ли не спорили за возможность побыть с внучкой вместе. Как-то так вышло, что мы трое - я, Гарри и Эвелин - оказались запертыми в нашем потрясающем уютном мирке, где нам, родителям, доставляло истинное удовольствие часами слушать бессвязное воркование малышки. Мы даже не высыпались не от того, что дочь просыпалась по ночам - напротив, Иви, как мы шутили, проявляла недюжинную чуткость к родительскому сну, спокойно отдыхая почти всю ночь. Мы не высыпались просто от того, что долгое время, уложив наше маленькое чудо спать, наблюдали за дивной игрой эмоций на маленьком лице. Лице, в котором для нас с Гарри сосредоточилась теперь вся вселенная.
Эвелин была воистину ручным ребёнком, потому что кто-нибудь обязательно пользовался удобным случаем поносить её на руках. Достаточно сложно было решить вопрос с крёстными родителями Иви, так что, после долгих размышлений я согласилась с Гарри, что наиболее подходящими кандидатами для этой роли будут Фред с Катрионой. Причиной моего согласия была невозможность выбрать между двумя моими старинными подругами, а также и то, что друзей среди представителей сильного пола на роль крёстного отца у меня просто не было. Наше решение вызвало приступ восторга у Гарри и Катрионы; Кат, которой до рождения сына оставалось каких-то несколько недель, и вовсе бросилась мне на грудь и зарыдала. Мне была приятна такая реакция моих новых друзей. Да и к тому же к этим Саутвудам я успела привязаться немногим меньше, чем к мужу.
Да, вы не ослышались: я привязалась к Гарри. Это не было любовью или даже влюблённостью, но он нравился мне и, должна сказать, я была благодарна ему за всё, что он для меня сделал. Начиная, разумеется, с зачатия нашей дочери: никогда я не была так счастлива, как тогда - стоя над колыбелью малышки, позволяя ей ловить крохотной ручкой мой палец, радуясь её первым улыбкам. Мне было почти больно от переполнявших меня чувств к моей дочке, и я так радовалась, что и муж разделяет моё счастье.
Я уже давно смирилась с навязанным мне браком. Пожалуй, думалось мне, родители не могли бы сделать лучшего выбора для меня - как не могла бы и я сама. Да, пусть мы не любили друг друга, но дружба, которая крепла в нашей паре, радовала меня, приносила неведомое ранее успокоение. Мне было странно думать, что чуть больше года назад я буквально ненавидела этого мужчину. Теперь я даже не представляла, что когда-либо могла бы стать чьей-то чужой женой.
Наверное, нас так сблизило именно рождение дочери; позже я неоднократно задумывалась о том, что, не бросившись в ночь Хэллоуина в объятия друг друга, не зачав в недолгие часы взаимной страсти это удивительное дитя, мы бы так и остались чужими людьми. Впрочем, порой я ловила себя на мысли, что в наших отношениях всё не так просто. Гарри словно боялся подойти ко мне ближе; наши отношения так больше и не пересекли грани простого сожительства, и мне казалось, что Саутвуд опасается спугнуть так неожиданно установившуюся между нами гармонию. Да и я сама наслаждалась моментом, не спеша сделать нашу близость по-настоящему супружеской.
Катриона родила сына, названного Максом, четырнадцатого ноября. Мы шутили с ней потом, что ребёнок был, очевидно, зачат ровно в День Святого Валентина. Неожиданно Фред и Кат вернули нам с Гарри оказанное им доверие, так что у нас с мужем в некотором роде появился ещё один ребёнок - наш крестник.
Всё вокруг нас менялось, каким-то непонятным образом оставаясь вместе с тем неизменным; Ванесса в свойственной ей манере внезапно объявила, что мы вскоре породнимся в некотором смысле: Уильям, троюродный брат моего мужа, тот самый, с которым она целовалась под лестницей в моём доме в Хэллоуин, предложил ей руку и сердце. Глория получила предложение о сотрудничестве с парфюмерной компанией, не слишом крупной, однако достаточно известной, чтобы стать лицом её продукции считалось почётным. Я радовалась за моих подруг, но вместе с тем думала, какие же разные вещи нужны людям для того, чтобы быть счастливыми. Ванессе было нужно сердце любящего её мужчины, Глории - общественное признание, а я… Я и сама не знала, чего не хватает мне для того, чтобы чувствовать себя… полноценной.
