— Не хочешь — как хочешь, — обиделся Всеволод и ничего Игорю не выделил. — Жди, когда на горе рак свистнет или когда помру, тогда Чернигов, возможно, заберешь…

— Да живи уж! — зло бросил Игорь и покинул брата.

Так впервые между Ольговичами из-за уделов пробежала черная кошка раздора, впервые образовалась трещина в их дружном и едином до этой поры стане.

Игорь Ольгович не ошибался, когда хоть и с язвинкой, но сказал, что у Святослава в Новгороде появилась зазноба. Появилась. И зазно-бой этой была дочь бывшего новгородского тысяцкого Петрилы Мику-лича Мария.

Когда Святослав неожиданно даже для самого себя стал новгород-ским князем, то после первых дней волнений и обустройства после пе-реезда, было не до вдовы посадника Иванки и дочери Петрилы. Но вот все волнения улеглись, страсти вошли в русло обычной жизни, и Свято-слав вспомнил про новгородскую красавицу Марию.

— Слышал, что у прежнего тысяцкого была дочь, красавица, — на-чал он издали расспрашивать стольничего Надира, одного из немногих новгородцев, пришедших к князю на службу в первые дни, и занимав-шемуся домашним обиходом. — Интересно, что стало с ней?

— Была да сплыла… — как-то неопределенно и даже загадочно отве-тил стольничий.

— Померла что ли? — сделал удивленное лицо князь.

— Не-е-е, не померла…

— Так что же? — перебил Надира Святослав Ольгович.

— Так сначала она вышла за нашего посадника Иванка… Эх, шум-ная свадьба была, — улыбнулся приятным воспоминаниям новгородец, — неделю весь Новгород гулял… Сколько вин было попито, сколько на-роду было побито, страсть!..

— Это само собой, — усмехнулся криво князь, по-видимому, вспом-нив шумные русские свадьбы, — какая свадьба без гульбы и кулачек… Однако что стало с Марией?

— Да ничего особенного: после того, как Иванка ее пал под Ждано-вой горой, родичи ее стали выживать бедную бабу со двора. Никому не охота лишний рот кормить. Вот и пришлось ей христорадничать, мило-стыню просить. Куда только и краса ее делась… словно старуха ходит, опустив очи долу…

— А ты не смог бы ее в наш терем привести? — спросил князь и тут же добавил, поясняя: — Петрила перед смертью просил меня позабо-титься о ней. Видно, знал, какая сладкая судьба ее ждет после гибели мужа…

— Чего же не смочь? — отозвался Надир. — Приведем…

— Но прежде, чем в терем ввести, пусть в баньку сходит… да оде-жонку на себе сменит. Не престало дочери бывшего тысяцкого в грязи и рубищах перед князем являться…

— Не беспокойся, светлый князь, — с легким поклоном заверил стольничий. — Мы же с понятием… хоть и не из нарочитых и родови-тых, но то ж не копытом деланы… щи лаптем не хлебаем, понимаем что к чему…

На следующий день, ближе к вечеру, когда князь Святослав нахо-дился в своей опочивальне один и читал Псалтырь, к нему пришел, громко стуча сапожищами по деревянному полу, стольничий. Хитрова-тое лицо новгородца сияло, как новый золотник.

— Что случилось? — оторвавшись от чтения, спросил князь.

— А исполнил, княже, что велели…

— А-а-а… — догадался Святослав, что речь идет о Марии. — Нашел?

— Нашел.

— Где?

— Да тут, в сенях.

— В бане была?

— Обижаешь, княже. Была, конечно, была.

— Чего так поздно?

— Так, как получилось… — развел руками хитрый новгородец. — Пока то, пока се…

— Ладно, зови, — усмехнулся князь, — не гнать же ее назад, в самом деле, на ночь глядя…

Стольничий шмыгнул за порог и тут же возвратился, ведя за руку высокую и статную женщину. Даже в предвечернем сумраке было вид-но, как хороша собой Мария.

«Не соврали, — оценив наметанным глазом женские прелести мо-лодой вдовы, только что покинувшей баню и одетой в свежую и чистую одежду. — Даже лучше, чем я себе представлял».

— Вот! — выдохнул Надир.

— Спасибо. И ступай… мы тут одни о житье-бытье потолкуем.

Надир молча закрыл за собой тяжелую дубовую дверь княжеской опочивальни.

Что произошло в тот вечер между князем и вдовой бывшего новго-родского посадника Иванки, Марией, никто не знает, но с той поры Ма-рия уже осталась жить в княжеском тереме. Однако не вместе со слуга-ми и сенными девками княгини Елены, а в отдельной светелке княже-ского терема, в которой князь после того памятного вечера пропадал не только ночами, но довольно часто и целыми днями, давая лишние пово-ды для дворовой челяди к пересудам и шушуканью за спиной у себя и у княгини. И чем больше Святослав общался с Марией, тем больше по-нимал, что дальше жить без нее не сможет. Все помыслы князя были заняты только Марией, которая для него стала уже больше, чем налож-ница.

Супруга Елена, конечно же, была не слепой и не глухой, все видела и все слышала. Впрочем, она не только видела и слышала, но и как лю-бая женщина, больше доверявшая своему женскому чутью, чем разуму, поняла, что это не просто очередная прихоть князя и мужа, каких у него на ее супружеском веку было уже немало, а более серьезное дело. Од-нако она хоть и была христианкой и жила по принципам христианской морали и веры, но воспитанная в среде, где многоженство не считалось грехом, а было обычным делом, отнеслась к этому факту более спокой-но, чем любая русская княжна на ее месте. И однажды, придя на поло-вину князя, прямо, не мудрствуя лукаво, спросила мужа, хочет ли он иметь новую жену.

— Хочу, — честно признался Святослав. — Запала в душу как наваж-дение какое-то… Все думки о ней, зеленоглазой да золотоволосой… Есть и пить не хочется… Ты уж прости…

— Оно и видно, — скривила в невидимой усмешке уголки губ княги-ня, — с лица сошел… и с тела тоже.

— Тебе, княгинюшка, все шутки, а мне не до них…

— Тогда женись, — вздохнула Елена. — Чего же мучиться самому и меня мучить?..

— А ты?

— А я буду старшей женой, как заведено это у половцев… займусь своими детками… сыном и дочерями. Только ты меня совсем не забы-вай, хоть изредка да навещай… все же я живой человек и баба, — зарде-лась княгиня. — А бабе, — сделала она паузу, — любой бабе ласк хочет-ся…

Елена совсем недавно родила еще одну дочь, которую крестили тут же в Новгороде, причем крестным был новый новгородский сотник Славенского конца Якун, с которым Святослав довольно близко сошел-ся, занимаясь делами княжескими и мирскими. Назвали дочь Ксенией, вот ее и кормила княгиня грудью во время этого, тяжелого для обоих, разговора.

После последних родов Елена как-то сразу же пополнела и подур-нела, утеряла прежнюю женскую привлекательность. Зато, как видел князь, обрела разумность и рассудительность умудренной опытом жен-щины.

— Так вера запрещает… — смутился князь.

— А ты к епископу Нефонту обратись, все же князь… Может, в ви-де исключения и поспособствует, раз в наложницах держать ее не хо-чешь… Наложниц-то ведь не запрещает… Десятками имеете… — под-пустила язвинку княгиня, имея в виду не только собственного супруга, но и прочих русских князей, которые, несмотря на одну из главных хри-стианских заповедей «Не прелюбодействуй!» — еще как прелюбодейст-вовали.

— Спасибо, — от чистого сердца поблагодарил супругу Святослав. — Я думал, что ты заревнуешь, скандал поднимешь, а оно вон как оберну-лось… И за совет спасибо. Попытаюсь епископа нашего уломать на венчание.

Но «уломать» новгородского епископа Нефонта, праведного стар-ца, Святославу не удалось: ни просьбы, ни уговоры, ни угрозы на седо-власого, попригнутого к земле годами, слугу Господа Бога не действо-вали.

— Грех! — замахал на князя обеими руками владыка, словно защи-щаясь от нечистой силы, как только услышал, о чем ведет последний речь. — Великий грех! И не вводи в искушение… Не желаю вместе с тобой в гиене огненной гореть на радость врагу рода человеческого. И сам постыдись, князь! Окстись! Опомнись!

Расстроенный возвратился со двора епископа Святослав в терем, и сразу к Елене.

— Не хочет венчать епископ… Как одержимый трясется, «Грех!» кричит, руками, как ветряная мельница крылами, машет… Не видать мне венчания в святой Софии, как своих ушей!