По примеру старших князей и родных братьев обзавелся молодыми наложницами и князь Святослав Ольгович. Молоденькие степнячки были заплаканы и перепуганы до дрожи во всем теле. Приведенные в его шатер, они обреченно отдавались, словно неживые исполняли его прихоти и фантазии, но радости обладания женским телом, восторга соития не вызывали.
— Какие-то они мертвые, — пожаловался как-то Святослав воеводе Петру Ильину. — Не утеха и услада от них, а одна морока.
— Да какая же им утеха и услада, — пояснил по-житейски мудро тот, — когда сами в плену, а родители и другие родственники нами перебиты. Кто такому обороту обрадуется? Никто. И какой радости тут ждать от соития? Да никакой! Радость — это когда обоим в сладость, а не по не-воле. — Впрочем, тут же советовал взять женщину в возрасте. — Бабу бери, опытную, когда-то радость в этом деле познавшую. Такая, воз-можно, забывшись и войдя в раж, радость тебе и доставит. Бабу бери, бабы, они отходчивей… жизнь их тому научила… А вы все на девчушек глаз кладете. Все сладенького хотите да не знаете, где это сладенькое искать да с какого края есть приступать… Впрочем, и так не расстраи-вайся: вот пройдет первая, самая острая боль у девчушек твоих, женская натура затребует своего, и они станут себе забвения искать и тебе, князь, радость доставлять. Потерпи чуток.
Опыт старого ратоборца не повел. Действительно через несколько дней полонянки стали если не ласковей, то живей.
Победу над половцами в тот год праздновали по всем городам Ру-си. Только радость от нее в Чернигове, как, впрочем, в Киеве, Смолен-ске и Новгороде была омрачена большими летними пожарами, выжег-шими в Киеве все Подолье, а в остальных городах — посады и пригород-ные слободки. Хорошо, что хоть детинцы уцелели от сей напасти да усадьбы людей родовитых, стоявшие особняком от густо «посаженных» изб ремесленного и иного прочего черного люда. В Чернигове стара-ниями князя Олега Святославича удалось отстоять от огня часть дере-вянных церквей.
«Книги, книги спасайте, — не забывал напоминать горожанам Олег Святославич, который был не только сам большой книгочей — в этом весь в батюшку своего, Святослава Ярославича, сочинителя Дополнения к Русской Правде Ярослава и Изборника, пошел — но и от сыновей тре-бовал того же. — Мясо — нарастется, рухлядь — наживется, а сгоревшие книги — уже никогда»!
Сам князь Олег из-за частого недомогания в тушении пожаров не участвовал, но даже находясь в собственном тереме, а то и на скорбном одре, пытался где приказами, где советами организовать борьбу с огнем, руководить работами по тушению пожаров.
Молодой князь Святослав, как и его более старшие братья, в том числе и двоюродные Давыдовичи: Всеволод, Ростислав, Владимир да Изяслав, не чинясь, обрядясь во что попроще — пожар не пир званый, в светлых одеждах делать там нечего — участвовали в тушении пожаров и спасении книг. Церкви и книги в них, благодаря стараниям Олега Свя-тославича и его сыновей, спасти удалось, но вот епископа черниговско-го, Иоанна, нет. Умер, болезненный, от угарного чада, пробыв на епар-хии около двадцати пяти лет.
В Переяславле же умерла и вдовствующая княгиня Анна, мачеха Владимира Всеволодовича и мать его младшего брата Ростислава, по-гибшего еще в далеком уже 1093 году по Рождеству Христову при пе-реправе через реку во время бегства от половцев после неудачного сра-жения на берегу Стугны. Тело вдовствующей княгини было с великими почестями погребено в монастыре святого Андрея Первозванного. Вскоре же, всего через год с небольшим, вслед за ней на 66 году жизни преставилась и сестра Владимира Всеволодовича Переяславского, Анка или Янка, как ее с любовью величали переяславцы за кроткий нрав и любовь к ближним. Это она в 1076 году от Рождества Христова, желая облегчить участь простых русских женщин, впервые на Руси учинила женские училища при церквях и соборах, а в 1097 году спасла Свято-полка Изяславича от гнева Владимира и других русских князей за осле-пление Василька Ростиславича Теребовльского. Не будучи в замужестве и не имея собственных детей, она всю свою жизнь заботилась о чужих, а также нашла в себе силы для поездки в Царьград, на родину матушки.
Черниговские и переяславские князья, несмотря на свою занятость, ездили друг к другу на похороны столь важных персон. Похороны, сами по себе, проходили быстро, в течение дня: отпоют в храме да тут же и похоронят. Зато поминки потом длились более седмицы и походили более на свадебные пиршества, чем на тризну по усопшему. Если сами князья хотя бы из-за ратных дел время от времени встречались и обща-лись между собой, то их супруги такой возможности не имели, поэтому они-то и радели больше всего за длительные поминки и обряды, чтобы насмотреться друг на друга, наговориться всласть на год, а то и два. Ведь когда еще выпадет случай встретиться да пообщаться, себя пока-зать да других посмотреть…
Не чурался таких поездок и князь Святослав с молодой супругой Еленой, красивой, но еще очень стеснительной половчанкой, чувство-вавшей себя спокойно разве что в обществе супруга да свекрови, такой же половчанки. Впрочем, Елену и половчанкой уже было трудно на-звать: говорила по-русски, носила русские платья и сарафаны, покрыва-ла главу русским же повоем. Вот разве что, приглядевшись в личико, узнать можно дочь степей, да и то не по самому личику, а по миндале-видному овалу глаз. Детей у них еще не было, особых хозяйских забот — тоже, так почему же не погостить недельку-другую у родственников, не повидаться с троюродными братьями?.. С родными и двоюродными Давыдовичами, за исключением разве что Святослава-Панкратия, про-званного Николой Святошей за уход в монастырь, общаться приходи-лось чуть ли не ежедневно — жили-то все в Чернигове, а вот с троюрод-ными Владимировичами общение было не столь часто. Впрочем, ред-ким было общение и с двоюродными Ярославичами, находившимися то в Тмутаракани, то в Рязани да Муроме.
За время похода и встреч на поминках Святослав довольно близко сошелся с одним из Мономашичей, князем Юрием Владимировичем, своим сверстником. Тут, возможно, жены-сродственницы, жаждавшие встреч друг с другом, помогли. Вот и приходилось самим князьям, же-лали они того или же нет, общаться между собой. Впрочем, особой дружбы между ними так и не возникло. Возможно, сказались непростые отношения, сложившиеся за долгие годы между их родителями, вечны-ми соперниками не только за черниговский стол, но и за ратную славу.
Если с родственниками по линии отца, хотя бы с его братьями, стрыями Давыдом и Ярославом, а также их детьми общение у Свято-слава было, то вот с родственниками по материнской линии, вуями[55] Осолуковичами: Туруканом и Комосой[56] — общение отсутствовало. Ред-ко общался Святослав и с родственниками супруги. И не потому, что брезговал таким родством, а из-за частых войн с половцами, когда сама судьба жить на одной земле и по соседству делала часто их врагами друг другу против собственной воли. Хорошо уже то, что в частых стычках никто из них не вставал в кровавое единоборство, не поднимал друг на друга меча, не выцеливал один другого меткой стрелой. Впрочем, Святослав о таких особенностях родства никогда особо не задумы-вался, принимал все как должное. Если же он к кому и питал сильные родственные чувства, кроме отца и матери, так это к своему единоутробному брату Игорю, бывшему двумя годами моложе его самого. Игорь был не только наперсником его детских игр, не только шел за ним шаг в шаг на стезе обучения грамоте (обоих учил один и тот же дьячок), обряда «посажения на княжеского коня» и воинской премудро-сти, но и товарищем уже совсем не детских игр и забав во время славянских празднеств Лады, Ярилы и Купалы.
Но вот время пожаров и утрат миновало. Города вновь отстроились и к следующей зиме уже забыли о своем бедствии, весело посвечивая древесной белизной новых срубов и островерхих шатровых крыш, по которым любой чужеземец случайно оказавшийся в таком городе, мог сразу сказать, что это Русь, а не что иное. И не только отстроились, но и раздались вширь, да так, что пришлось городские стены еще дальше в поле выносить. Впрочем, все равно бы пришлось строить их заново, старые-то от пожаров пострадали.
