Те божились и крестились, призывая в свидетели всех святых и саму Богородицу, что больше князя не подведут, хмельных напитков даже не пригубят, а от баб, как черт от ладана, подальше держаться будут.

— Тогда вам не в дружину, а в монастырь, — смеялись над их клятвами служивые, как и князь, не очень-то верившие в искренность сказанного. — Только на монахов вы что-то мало похожи: рожи-то разбойные… Да и длани привычны не к кресту, а к рукояти сабли.

Был прощен князем да одарен золотым ефимком и толмач Януш Кислинский, в котором и впредь имелась нужда:

— Считай, что квиты.

— Благодарствую, — принимая золотой, поклонился толмач. — Рад и впредь служить вашей светлости.

— Рад слышать такое, — улыбнулся открыто и искренне князь. — Думаю, что послужить еще придется. Предстоят переговоры о выкупе родителя… Кому, как не тебе их вести.

Добравшись до Рыльска, князь Василий Иванович Шемячич тут же известил матушку, а также князя Андрея Ивановича Стародубского, что поездка к королю увенчалась успехом. И в посланной им грамотке попросил оказать помощь в сборе выкупа. Еще раньше, когда был в Чернигове, о том же имел беседу и с князем Семеном Ивановичем. Тот обещал, но как-то без видимой радости. Скорее, чтобы избавиться от просителя. Оставалась надежда на мать-княгиню и ее отца — князя Андрея Стародубского. Одному, как понимал Василий Иванович, выкуп было не потянуть. За плененного князя крымцы заломят такую цену, что хоть частым гребнем прочеши удел, злата не собрать.

Как ни торопился рыльский князь начать переговоры с крымским ханом Менгли-Гиреем о выкупе родителя, но раньше осени хода делу не было. Никакой оказии не подворачивалось, да и людей, способных к переговорам, не находилось. Одного толмача Януша, как бы предан и хорош он ни был, в Крым не пошлешь. Кислинский, если и доберется живым до ханского дворца, то вряд ли хан захочет видеть его пред своими очами. А уж вести переговоры… тут даже и мыслить не стоит. А вот с купцами, как известно, и встречается, и беседы ведет. К тому же купцам и передвигаться проще: каждый государь, если он не глуп, конечно, заботится о безопасности их передвижения.

По осени, как только первые купеческие струги, наполненные до краев золотом рыльских полей — житом, двинулись вниз по Сейму, с одним из известных купцов отбыл и Януш. Возвращение его ожидалось не ранее весны следующего года. И то при условии, что все будет благополучно.

Февраль в Курске начался с того, что вновь небо, как и в январе, куксилось, хмурилось, разрождалось мокрым снегом, а чаще дождями. Впрочем, по ночам случались и заморозки. И тогда огромные сосульки свисали с крыш домов, настораживая обитателей. Треснут по голове — и уже не искрами из глаз попахивает, маршем Шопена. Но тот, кого треснут, марша не услышит.

Начиная с лета, синоптики предупреждали о необычайно холодной и снежной зиме. Однако бог миловал, ни рождественских, ни крещенских морозов и холодов на Курщине не задалось. На Крещение в водную купель забирались под небесную капель.

Выпавший в середине декабря снег, пушистый и хрусткий, радовавший детвору и взрослых своей чистотой и искристостью, давно потерял пышность и привлекательность. И если не раздражал, то и добрых эмоций не вызывал. Гололед покрыл тротуары. Да не ровным слоем, а колдобинами и ухабинами. И люди, даже спеша на работу, не шагали размашисто, а семенили мелкими шажками, опустив взгляд под ноги, чтобы, не дай Бог, не оскользнуться и не покалечиться. И если на дворе с вечера шел снежок, а с утра погода вновь куксилась, как избалованный ребенок, то на тротуарах к прежним рытвинам и неровностям с звучным чавканьем перенасыщенного водой снега под ногами неминуемо добавлялись новые. А стоило только морозцу чуть-чуть схватить это желе, изрядно сдобренное песком, как на вершине слоеного пирога гололеда появлялись новые ямы и ямочки, рытвины и рытвиночки — словом, ухабины.

И вот уже сведения из травмпунктов больниц, передаваемые по радио и местному телевидению, как сводки с полей военных действий, говорят о сотнях раненых и госпитализированных человеческих особях. Как ни береглись люди, но избежать травм удавалось не всем. Таковы были особенности этой зимы в Курске. Кто-то бранил синоптиков за ошибки в прогнозе, кто-то — правительство, а кто-то и того выше. Однако были и те, кто говорил «спасибо» небесной канцелярии, что не уподобила курян некоторым городам Сибири, в которых при сорока — и пятидесятиградусных морозах из-за холодов вышли из строя теплоцентрали и котельные. Вранье и головотяпство властей и подведомственных им коммунальных служб выплыло налицо, но разве «вымороженным» жителям этих городов от этого стало лучше?.. Нисколько!

Не в лучшем состоянии были и курские дороги. В центре, перед городскими и областными властными структурами, коммунальные службы еще что-то делали, чтобы гололед не бросался в глаза. На периферии же — даже и не думали. Потому информцентр ГИБДД УМВД по Курской области каждый вечер «радовал» курян десятками, а в иные дни и сотнями ДТП — дорожно-транспортными происшествиями. Нередко они заканчивались смертельными результатами. А уж сколько искореженных автомашин оставалось на обочинах дорог, такого, возможно, и в годы войны было не увидеть. Впрочем, ДТП стали бичом не только Курска и Курской области, но и всей страны — России. Об этом сам Президент с возмущением и болью вещал из ящиков телевизоров, призывая региональные власти навести порядок. «Двадцать восемь тысяч — погибших, сто пятьдесят — раненых… — возмущался он, подводя итог «урожая» ДТП за прошедший год. — Да это же сравнимо со сводками боевых действий! Так нельзя! Необходимо навести порядок!»

Но так как эти речи изливались с экранов телевизоров, то, естественно, услышать ответ чиновников регионов, губернаторов и прочих, не удавалось. Возможно, они и слышали, и видели это, но «оставляли без последствий». Или, в лучшем случае, разводили руками: «Зима, господин Президент. Зима… Тут ничего не поделаешь. Слаб человек перед природой… Слаб».

Трудно гадать, чтобы говорили чиновники, обратись к ним Президент не через телевидение, а напрямую, вызвав к себе в кабинет на президентский ковер. Судя по всему, это был бы диалог Повара и Кота Васьки из басни Крылова: один говорит, другой слушает, да сметану кушает. Сколько раз уже было такое. Правда, по другим поводам. Например, последний, в феврале текущего года, когда он инспектировал стройку олимпийских объектов в Сочи.

Стоит в окружении государственных мужей из ближнего окружения у трамплинов. Все такие важные, солидные. Глянул Президент на этот олимпийский комплекс, а там и конь не валялся. Хотя по графику они, трамплины эти, должны были функционировать более года. «Кто, — спрашивает вельмож да сановников, — за объект отвечает?» Те переглядываются смущенно, друг за друга прячутся. Наконец Мутко, министр, отвечающий за состояние отечественного спорта, мутно так, едва шевеля губами, мямлит: «Белалов». «А он кто?» — морщит недовольно нос, чем-то смахивающий на утиный, Президент. Опять все мнутся, опять с ноги на ногу переступают, друг на друга, не стесняясь телекамер, поглядывают. «Ну?! — понукает Президент. — Я жду». И начинает обводить чекистским взглядом одного за другим свою «верную дружину». Но и в «дружине» бывших чекистов немало. Да что чекистов, там даже бывший генеральный прокурор топчется. Потому молчат, как комсомолка Зоя Космодемьянская на допросе у фашистов. Наконец, кто-то слабым голоском нарушает затянувшуюся паузу: «Заместитель председателя олимпийского оргкомитета!». — «Да, да!» — прорвало чиновников-сановников. «Да, да!» — тут уж вспомнил и сам председатель, стоявший рядом с Президентом. И ладонью себя по лбу: «Вот, мол, балда, голова садовая да дырявая, и как я это забыл…» Впрочем, возможно, он этим жестом убирал выступивший пот. То ли от стыда, во что верится с трудом, то ли от испуга быть отлученным от свиты, во что тоже почти не верится… Меж тем Президент добившись некоторых подвижек в расследовании «мутного» дела, продолжает: «А кто он такой… по жизни?» И опять чекистским, с легким прищуром, взглядом по рядам свиты. «Да дагестанец… Ахмед Белалов». — «А еще — предприниматель… какую-то строительную фирмочку имеет…» — вставляет кто-то тихонько, словно наушничая, из свиты. «И?..» — следует очередной лишенный слов, из одних эмоций вопрос Президента. «Да форменный негодяй, — поясняет окончательно излечившийся от временной амнезии председатель олимпийского оргкомитета. — Смету в семь раз превысил…» — «Как так?» — «А вот так: по проекту трамплины должны были обойтись казне в один миллиард двести миллионов рублей, а уже в них вложено восемь миллиардов. Вот такой прыжок без лыж, но с кульбитами!» — «Да неужто?!» — ахнул Президент. И телеоператор меняет кадр.