— А где ему быть? — нежно тиская обожаемую супругу в своих медвежьих объятиях, переспросил шутливо Всеволод. — Не при тебе ли, моя милая воительница?

— Для меня он будет немножко тяжеловат, — полушутя, полусерьезно заметила та. — А вот в княжеском тереме града Трубчевска — в самый раз.

— Почему? — заинтересовался Всеволод.

— А чтобы не быть тут тяжким камнем на твоей душе: ведь на нем клятва твоя.

— Так что же?.. — Был слегка озадачен князь, однако объятий не разжал.

— Никаких клятв, никаких обязательств не должно сковывать твою волю, князь и супруг мой! — тут же последовал ответ княгини. — Ничто не должно мешать тебе, как можно раньше возвратиться домой. Ничто!

— Подумаешь, клятва, — протянул снисходительно, даже с какой-то напускной беззаботностью Всеволод. — Да она дана понарошку. Просто мне тогда было нужно хоть какое-то оружие при себе иметь. Вот и пришлось пойти на хитрость.

— Клятв, князь мой любимый, как и молитв, понарошку не бывает, — осторожно освобождаясь из его объятий, тоном взрослого несмышленому ребенку, назидательно изрекла Ольга Глебовна. — А потому меч сей, княже, мы подменим… любым, взятым у сопровождающих меня дружинников. А его самого отвезем в Трубчевск, где я его для пущей пользы дела, надежно спрячу до твоего возвращения. И не спорь, любимый! Так оно вернее будет.

— Хорошо, пусть будет по твоему слову, — рассмеявшись, вновь вовлек в свои объятия супругу Всеволод. — Поговорим об ином. Думаю, что кроме меча, когда-то подаренного двоюродным братцем, у нас найдется, о чем поговорить.

— И я так думаю, — согласилась Ольга Глебовна, ластясь в нежных объятиях.

Ох, умеют женки русские, когда захотят, конечно, оставить последнее слово за собой в любом споре, в любом разговоре. Кто того не замечал, разве что глухой…

Много позже курский и трубчевский князь, по-прежнему находясь в плену вражеском, узнал, что верная супружница его не только отвезла злополучный меч в Трубчевск, но и, свершив над ним обряд погребения, закопала под одной из стен детинца. А чтобы мечу одному не было скучно, с ним были закопаны и некоторые другие вещицы из княжеского обихода.

Во-вторых, вскоре после благополучного отбытия Ольги Глебовны из стана хана Романа, пришла из Трубчевска от нее грамотка о том, что по воле Господа после страстных и жарких ночей, проведенных ею в шатре супруга своего, вновь непраздна она. А в следующем, 1187 году, князя Всеволода поздравляли с рождением у него сына, названного Михаилом, то есть богоподобным.

Вот так ознаменовалась поездка княгини к своему князю — половецкому пленнику.

К сожалению, радостное событие — рождение сына Михаила — для Ольги Глебовны вскоре было омрачено известием о смерти во время похода против днепровских половцев ее брата Владимира Переяславского. Этот поход, как и многие иные, из-за ссор русских князей, предательства союзников торков, завершился ничем. Но Владимир Глебович, возглавлявший поход совместно с сыном киевского великого князя Святослава Всеволодовича, Олегом, на обратном пути разболелся тяжко и умер. Тело его было доставлено дружинниками в Переяславль, где и погребено в соборной церкви.

Если княгиня горевала по братцу, то Всеволод, находясь в половецком плену, не очень, практично рассудив: «Бог дал — Бог взял. Все в его воле ходим».

К тому же помнил, что именно Владимир стал причиной раздора с братом Игорем, в результате которого были преданы разграблению и огню города Северской земли и град Глебов в Переяславском княжестве.

А между тем, благодаря стараниям княгини и сотника Ярмила, удалось выкупить, точнее, обменять не только значительное число бывших курских и трубчевских ратников, находившихся в плену как у Романа Каича, так и у прочих ханов, но и рыльских и путивльских. Получили свободу и многие старшие дружинники — бояре и дети боярские, томившиеся в половецком полоне.

Как сообщал постоянно снующий между Трубчевском, Курском и вежами хана Романа сотник Ярмил, курская княжеская дружина была восстановлена полностью и являлась твердой опорой его сыну Святославу, по-прежнему княжившему с его благословения в Курске, и княгине Ольге Глебовне. Увеличились дружины в Трубчевске, Рыльске и Путивле. О дружинах в Рыльске и Путивле заботился брат Игорь, в свою очередь получивший помощь от великих князей киевских Святослава Всеволодовича и Рюрика Ростиславича.

Эти сообщения радовали: порубежья Северского, Путивльского, Рыльского и Курского княжеств были надежно закрыты от половцев. За два года, последовавших после злополучного похода в Поле Половецкое северских дружин, ни разу больше копыто половецкого коня, стопа самого половца не поганили эти земли. В том числе и благодаря стараниям князя Всеволода Святославича. Частые же посольства, производящие обмен пленников, конечно, не в счет.

А вот у самого курского и трубчевского князя Всеволода Святославича с выкупом пока никак не получалось — сумма в 1000 гривен была по-прежнему неподъемной. И уступать тут хан Роман, несмотря на его благосклонное расположение к «кинязю-батыру», никак не желал.

«Что ж, подождем еще одно лето, — с горечью размышлял, оставаясь наедине с самим собой и своими не очень-то радостными мыслями, Всеволод. — А там, что Бог даст».

Несмотря на подмену клятвенного меча по желанию супруги своей, несмотря на ее явный намек на побег, бежать Всеволод, постоянно находясь под пристальным взглядом сотен, если не тысяч раскосых глаз, не торопился. Не хотел попусту подвергать опасности себя и доверившихся ему соплеменников, на которых в случае даже удачного побега, в чем Всеволод искренне сомневался, незамедлительно падет гнев хана и неминуемая кара. А еще нельзя было бросать на произвол судьбы священный клир, обосновавшийся в стане хана Романа.

Как вода капля за каплей камень точит, так и святые отцы, обосновавшиеся стараниями курского князя среди половецкой степи, подтачивали прежние устои, распространяя свет истинной веры, смягчая дикие нравы степняков. «Никак нельзя мне бежать сейчас, тем самым разрушая собственными руками, создаваемый мною же новый мир и новый храм, — приходил к выводу в своих размышлениях Всеволод. — Обождем еще чуток».

В пятницу, сразу после общей оперативки, начальник уголовного розыска Ветров Александр Александрович поспешил к начальнику криминальной милиции.

— Вижу, что-то новенькое появилось, — пожав руку и приглашая жестом присаживаться напротив себя, отметил Реутов появление Ветрова в своем кабинете. — Глаз-то горит! И ноздри, как у борзой, взявшей след, трепещут. Докладывай, не тяни.

— А что тянуть?.. Тянуть нечего. Мы не зря терпели со взятием подозреваемых. И наше терпение вознаграждено. Поступили первые расшифровки телефонных переговоров подруги Петрова…

— И?!.

— … И неплохие. Речь ведется прямым текстом о событиях в музее…

— Я же просил: не тяни!

— Не тяну, — расплылся в улыбке победителя Ветров. — Не тяну. Как следует из текста, в событиях участвовало не менее трех человек. Это без учета потерпевшего Петрова. Сама Штучкина Татьяна да ее знакомые Павел и Снежана. Похищенное, в том числе и меч князя Всеволода Святославича, сейчас находится у Павла…

«Ишь ты, — отметил про себя Реутов, — прогресс налицо: запомнил даже принадлежность меча. Молодец. Не то что оперок наш — «то ли буя, то ли тура». Молодец».

А начальник розыска между тем продолжал:

— Есть опасение, что попытаются избавиться от вещдоков… меча, фибул…

— Почему? — прищурился, настораживаясь, Реутов, явно заинтересованный новым поворотом дела.

— Да подруга закадычная Штучкиной, Александра, советует, — с готовностью пояснил Ветров. — Та еще сучка… — И пропел дурашливо, если, вообще, не цинично: — Мы с Тамарой ходим парой: одна Штучка, другая сучка.

— Это та, что из редакции? — Поморщился Реутов, не любивший пошлости.

В последние годы, в связи с всеобщей расхлябанностью и разнузданностью, коридоры милицейских учреждений, работающих на «земле», были переполнены не только жаргонами, что было всегда, но и пошлостью с нецензурщиной, ставшими яркой приметой нового времени. Сальные и похабные до невозможности, они резали уши даже самих работников милиции, в этих коридорах обитающих. Особенно старых служак.